— Да, — поддержала Алана низким голосом, — я рада, что нет бури.
— Раньше ты любила грозы, — тихо произнес Раф.
Алана замерла, вспоминая сентябрьский полдень, когда гроза застала их во время прогулки верхом. Они добрались до рыбацких хижин, насквозь промокшие и запыхавшиеся. Раф стянул с нее мокрую куртку, затем блузку, его руки дрожали, когда он прикасался к ней.
Закрыв глаза, Алана хотела забыться. Мысль о том, что Раф может к ней так прикасаться, заставила ее томиться от желания: тут же безумие, страх, мечта и ночные кошмары сплелись в единый клубок, она не могла ни понять, ни объяснить своего состояния.
Если Раф и вспомнил ту сентябрьскую грозу, когда он снимал с Аланы одежду, ласкал ее, а вокруг только потрескивал огонь и стояла тишина, нарушаемая их прерывистым дыханием, то эти воспоминания никак не отразились ни на его лице, ни в словах.
— На прошлой неделе был крепкий мороз на высоте пять тысяч футов, — продолжал Раф. — Листья осины свернулись от холода. Сейчас они напоминают солнечные блики, танцующие на ветру.
Он бросил быстрый взгляд на Алану, увидев на ее лице признаки внутренней борьбы.
— Тебе по-прежнему нравятся осины, не так ли? — спросил Раф.
Алана молча кивнула, не доверяя своему голосу. Горные осины с белоснежной корой и дрожащими серебристыми листочками были ее любимыми деревьями. Опавшие листья осины показались ей желтыми и прозрачными, как… солнечные блики, танцуюшие на ветру.
Боковым зрением женщина заметила, что Раф наблюдает за ней своими внимательными золотистыми глазами.
— Мне по-прежнему нравятся осины, — промолвила Алана.
Она старалась говорить нормальным спокойным голосом, благодарная Рафу за спасительную тему. Для нее существует только настоящее. Прошлое слишком обременительно. О будущем она не думает. Живет одним днем. Часом. Минутой. Больше вынести не может.
— Даже зимой, — добавила Алана громким шепотом, — когда ветки черные, а стволы похожи на призраков, завязших в снегу.
Раф вел машину по узкой горной дорожке, вьющейся серпантином. На мгновение он бросил взгляд на возвышающийся слева величественный гранитный хребет Горы Извилистой Реки.
— Еще немного, и высокогорье покроется настоящим снегом, — произнес он. — Первый морозец уже уничтожил насекомых. Потом опять потеплело. Форель должна быть чертовски голодной. А это означает удачную рыбалку для наших пижонов, гостей, — мгновенно поправился он, думая про себя: «Никому не нравится, когда его называют пижоном».
— Наших пижонов? — медленно проговорила Алана, глядя на Рафа темно-карими, казавшимися почти черными глазами.
Косые лучи солнца проникали сквозь тент автомобиля, усиливая загар на лице Рафа, рыжевато-каштановый оттенок его усов и окрашивая глаза в удивительный золотистый цвет. Неожиданно улыбка тронула его губы, хотя по выражению лица было ясно, что он смеялся над собой. На ее вопрос он ответил вопросом:
— Разве Боб не упоминал обо мне?
— Нет, — сказала Алана дрогнувшим голосом. — Ты — полная неожиданность для меня.
Раф изменился в лице.
Выражение боли промелькнуло так быстро, что она решила, будто просто ошиблась. Она опять становилась слишком чувствительной, бурно на все реагирующей. У женщины возникло желание дотронуться до Рафа, чтобы избавить его от боли, которую, ей показалось, она причинила, не желая того.
Мысль о том, чтобы дотронуться до Рафа, не испугала Алану. В отличие от прикосновения к ней. На мгновение она задумалась о причине, но единственное, что пришло на ум… ничего. Пустота.
Как и в эти шесть страшных дней.
— Похоже, нам придется нелегко, — мягко произнес Раф.
В его голосе были одновременно покорность и что-то, похожее на гнев.
Прежде чем заговорила Алана, Раф опередил ее.
— Боб и я — компаньоны.
— Компаньоны в чем? — удивилась Алана.
— В организации экспедиции для пижонов, гостей. Коттеджи и водоемы находятся на территории Западной Ленивицы. На моей земле. Лошади и снаряжение принадлежат Бобу. Он ковбой, я проводник, а ты повар. Если вдруг появится доктор Джин, — добавил Раф, криво усмехнувшись, — он будет главным добытчиком червяков для рыбалки.
Ошеломленная, Алана не знала, что ответить. Она пойдет на Разбитую Гору с Рафаэлем Уинтером. Мечта и видения слились воедино, обрушились на нее, словно поток ледяной воды.
Она сидела неподвижно, озаряемая солнечным светом и отблесками проносящегося мимо пейзажа, и старалась собрать воедино разрозненные мысли.
«Неудивительно, что Боб ничего не сказал мне о Рафаэле Уинтере, — невесело думала Алана. — Знай я, что у Боба есть компаньон, я бы ни за что не поверила, что он в безвыходном положении.
Особенно если бы знала, что компаньоном является Рафаэль Уинтер».
Приезд сюда — это все, что Алана могла сделать, дабы пережить недавнее прошлое, потерю памяти, несчастный случай и смерть. Бобу следовало бы знать, что ей не вынести настоящего, в котором существует Раф.
Год назад Боб сообщил ей, что Раф жив. Затем брат отвез ее письмо к Рафу на ранчо. И вернулся назад с нераспечатанным письмом. «Погиб» — было написано разборчивым почерком Рафа на лицевой стороне конверта. Боб был свидетелем ее боли, гнева, отчаяния. А теперь просит ее пойти на Разбитую Гору с Рафаэлем Уинтером, чтобы снова столкнуться лицом к лицу со вчерашней любовью и потерей. И сегодняшними ночными кошмарами.
Алана вздрогнула и попыталась вообще ни о чем не думать.
— Алана, — обратился к ней Раф. Каким-то образом она почувствовала, что он собирается говорить о прошлом — о смерти, о воскрешении из мертвых, о ней и Джеке, о конверте с надписью «Погиб», сделанной уверенной мужской рукой. Она бы не вынесла этого разговора.
У нее просто не хватает сил. На прошлое. Ни на что, кроме сегодняшних мгновений.
— Боб и Том Сойер очень похожи друг на друга, — быстро произнесла Алана неестественным и одновременно решительным голосом. — Ни одного из них не допросишься покрасить забор. Будешь просить де тех пор, пока в итоге сам не займешься покраской.
Раф колебался, с видимой неохотой отказываясь от желания что-то сказать. Но напряженное бледное лицо Аланы и ее растерянный взгляд переубедили его.
— Да, — медленно проговорил Раф. — Боб может очаровать любого.
Облегченно вздохнув, Алана откинулась на спинку сиденья.
— Единственное существо, которое смогло расквитаться с Бобом, это курица, которую он вымазал джемом, а затем держал перед носом у восьми гончих псов, — рассказывала Алана. — Курица своим клювом долбила руки Боба до тех пор, пока смертельно не устала и не могла уже поднять голову.
