Ткань ведь не защита. И все чувствовали это. Гармония наверняка острее, чем другие. Брезент, который не защищает, не позволяет видеть, что происходит вокруг, и соответственно хотя бы мысленно защититься от удара.
– Сходи посмотри, – отрывисто сказал Вальтер медсестре. – Пройдись. Расскажешь нам, что там происходит.
Одновременно он размышлял, почему эта девушка, такая храбрая и сдержанная, настолько привыкшая к суровой военной жизни, которую она добровольно выбрала для себя, так панически реагирует на бессмысленный грохот войны, на ее игру случая. Что за событие в прошлом или какое предчувствие отнимает у нее уверенность там, где, по сути, каждый считает себя неуязвимым?
Гармония, не заставив себя долго просить, вышла. Сначала она попала в туннель между операционными, пригнулась, чтобы пройти в хорошо знакомом ей месте, где в брезенте было отверстие. Она вздохнула свободнее. В сущности, всегда одна и та же картина. С прекрасного звездного неба спускались яркие белые ракеты, освещавшие пейзаж призрачным сиянием. На юге от стрельбы образовывались, сходясь и расходясь, красные и зеленые огненные дуги. Видно было, как удаляется преследуемый перекрестным огнем зениток разведывательный самолет, который всегда прилетал ровно в одиннадцать вечера. Выпустив свои осветительные ракеты, он сфотографировал все, что ему было нужно, и улетал, оставляя в распоряжении ночи этот уголок земли, пахнущий сеном и хлебным полем.
Гармония вернулась назад, чуть было не споткнувшись при входе в реанимацию. Там поверх придавленной к земле нескошенной пшеницы лежал зеленый ковер из очень толстого материала. Иногда его стирали, очищали от грязи как только могли, что было нелегким делом; как нелегко было и свернуть его во время переездов, прежде чем поднять с помощью крана в грузовик. К этой весьма тяжелой работе подключались все: посильную помощь оказывали даже медсестры. Ковер в принципе позволял иметь нечто вроде ровного пола, но когда он морщился, то мог сослужить кому-то весьма плохую службу. После голого туннеля между двумя операционными, еще одного крохотного клочка поля – ковер реанимационной палаты, постоянно покрытый какими-то пятнами. После аромата деревенской ночи вдруг этот бьющий в нос сразу при входе удушающий запах дорожки, насквозь пропитавшейся, несмотря на щели в брезенте, смрадом постоянно близкой смерти.
Вальтер, гораздо легче, чем Гармония, сохранявший спокойствие, стоял около двенадцатого; измерив давление, которое оказалось сто на пятьдесят, и удостоверившись, что температуры нет и живот мягкий, он решил, что дела тут обстоят не так уж плохо. Может быть, первоначально он слишком поддался влиянию довольно неблагоприятной записи Грина, с которой познакомился. Может, придется подумать об эвакуации. Хотя… Он бы подождал еще часок. Он обвел взглядом свои владения. В пределах возможного вроде бы даже наблюдается какое-то улучшение, то есть ему показалось, что он начал контролировать ситуацию. Восьмой и пятый, как и было предусмотрено, отправлены на операцию, один – к Давиду, другой – к Полиаку; зарезервировать к их возвращению две койки. Седьмая, девятая и одиннадцатая пока пустуют, но это продлится недолго. Беспокойный больной с десятой койки по-прежнему спал; что ж, чем дольше он проспит, тем лучше. Джейн находилась возле первой койки и, обхватив обеими руками тяжелый пустой баллон из-под кислорода, старалась в одиночку отодвинуть его в сторону, чтобы освободить место для другого, полного. Гармония с ее тонкой талией и широкими из-за топорщившихся карманов фартука бедрами прилаживала в углу, где лежали второй, четвертый и пока еще незнакомый Вальтеру шестой, эти такие капризные капельницы, из которых течет то хорошо, то плохо, оттого что механический аппарат посредством трубок соединяется здесь с непредсказуемой живой материей, с венами, где кровь около иголок – совершенно непонятно почему – густеет и сворачивается.
Встретившись с Гармонией взглядом, Вальтер кивнул ей, спросив глазами, все ли у нее в порядке. Беззвучно шевельнув губами и кивнув головой, она ответила, что пока особых причин для беспокойства нет. Можно было не сомневаться, что она помнит наизусть все цифры артериального давления и пульса, десять раз проверенные и перепроверенные. "Хорошая у меня все-таки команда, – подумал он, внезапно растрогавшись, – если они иногда и ошибаются, то отнюдь не по небрежности". Тут он впервые с начала смены испытал душевный подъем. Наверное, уже пора было объявить первый перерыв, который устраивали в одиннадцать часов, чтобы организовать нечто вроде тихого «брифинга». Он подал знак и пошел за полотняную ширму, в крохотный «кабинет», где между двумя ящиками, выполнявшими функцию дополнительных стульев, красовался импозантный благодаря своей массе и белизне, работавший на керосине холодильник, в котором хранилась кровь, а также охлаждались бутылки с газированными напитками и банки с пивом. На столе, рядом с историями болезни, местами испачканными кровью, лежали на блюде ломтики ветчины, хлеба и палка копченой колбасы. Здесь тоже, как на самых обыкновенных дежурствах, существовал обычай время от времени перекусывать. Санитар, помогавший при тяжелых работах, отправился за кофе. Вальтер впервые задался вопросом, где он его берет и как ему удается принести его так быстро. А впрочем!.. Это не его дело, и к тому же ум у него был устроен так, что он мало интересовался вопросами, которые не касались его непосредственно. И в нынешних условиях, как и в любых других, его восприятию было доступно только то, что находилось в пределах досягаемости.
Подошли Джейн с Гармонией и сели с ним рядом. Джейн стала старательно готовить себе бутерброд, обильно намазывая его маслом из початой банки, которую обнаружила в холодильнике.
– Что ж, – сказал Вальтер, – мне нужно осмотреть еще троих раненых: второго, четвертого и шестого. Как у них дела?
– Хорошо, – ответила Гармония.
– Что у них?
– Множественные осколки. Раны чистые, один из них, четвертый, уже прооперирован. У второго главное – контузия от взрывной волны.
Вальтер просмотрел истории болезни.
– Да. Вроде ничего серьезного. Но если выпадет свободная минутка, у шестого надо осмотреть раны. Ты даешь им пить? Это необходимо. Шестому – немножко, а остальным – много.
– Можешь не бояться, что я забуду это сделать. Они сами потребуют.
– Первому не выкарабкаться, месье, – проговорила Джейн с набитым ртом. – Он на меня производит плохое впечатление.
Вальтер пожал плечами, как бы говоря, что от судьбы не уйдешь.
– Сейчас я буду говорить о нем с Давидом, минут, наверное, через пять. Я хочу также посоветоваться с ним насчет десятого. Что делать, если он все же очнется? А вот что касается двенадцатого, то его я думаю выписать.
