Печальный факт из жизни Крошки: он, помимо своей воли, был вынужден принять вызов намного большего кобеля. Независимо от размера или породы. Очевидно, он решил принять вызов Макса, и эти два самца соревновались в гляделки, совсем не двигаясь. Легкий бриз не так уж сильно спутывал короткие темные волосы Макса или ерошил коричневый мех Малыша.
– Ваша собака нагадила в углу, – сказал Макс, его голос оставался таким же хриплым, как она помнила. Он обратил на нее свое внимание, и впервые она смогла по-настоящему его рассмотреть. При свете дня он выглядел не намного лучше, чем прошлой ночью.
Часть отека на его лице спала, но оно все еще было опухшим и черно-синим. Он был лишь чуть менее страшным.
– Уверена, что он не мог сдержаться, – сказала она, полная решимости не показать свой страх. Она оглядела мостик, но не увидела собачьего безобразия.
– Я убрал. Но отныне это ваша работа.
Лола вновь посмотрела на него и заметила, что у него голубые глаза. Того самого ярко-голубого цвета карибских волн, перед тем, как они накатывают на пляж. Учитывая смуглый цвет его лица и темные волосы, не говоря уже об ушибах, это был потрясающий контраст.
– Мне не нравятся бесполезные псы, – сказал он. – А ваш на редкость бесполезен.
– Вы – вор и похититель, и вы называете маленькую собаку бесполезной?
– Я же сказал вам вчера, что яхту я реквизировал, и вы не похищены.
Лола пожала плечами.
– Вы так говорите, но я здесь. Захвачена против своей воли, на лодке, которая вам не принадлежит. Я не знаю, откуда вы, но, думаю, в большинстве стран во всем мире это противозаконно.
Он потянулся рукой за спину и ухватился за верх планшира. Когда он с трудом поднялся на ноги, Лола осторожно отступила на шаг.
– Если бы вы не подожгли штурвал, то сейчас уже были бы во Флориде, в безопасности и уюте, и большее, о чем пришлось бы волноваться это о том, что заказать на завтрак. Или вы бы уже были на пути в Вашингтон, где, по крайней мере, один генерал будет целовать вашу задницу и извиняться от имени Соединенных Штатов Америки. Вместо этого вы впали в истерику и испортили все к чертям.
– Я!
– Теперь я застрял в Бермудском треугольнике в сезон ураганов с моделью, рекламирующей нижнее белье и тщедушной собакой.
По его словам выходило так, будто вся ситуация сложилась по ее вине. Гнев заменил ей страх, и она ткнула в него пальцем.
– А теперь послушайте минутку. Ни в чем здесь нет моей вины. Я спала, когда вы прокрались на борт и «реквизировали» Малыша и меня.
– Скорей уж, вы были в отключке. Я наделал достаточно шума, чтобы разбудить и мертвого. – Он издал звук, полу-мычание, полу-стон, и прижал руку к боку.
– Я не была в отключке. Я очень устала, – защищалась она, сама не зная, почему беспокоится, так как ее на самом деле не заботит, что он думает.
– И вы не реквизированы. Реквизирована яхта. А вас, как предполагалось, здесь не было. – Она открыла рот, чтобы поспорить, но он прервал ее прежде, чем она успела заговорить. – И вы не похищены.
– Тогда что со мной?
Он покачал головой.
– Навскидку, я бы сказал, что вы – реальная заноза в заднице.
Малыш, наконец, отчаявшийся смутить его взглядом, подполз к Лоле, и она подхватила его. Она даже не стала затруднять себя ответом, и вместо этого круто повернулась и оставила его в одиночестве на мостике. У нее были более важные проблемы, чем препирательства с ненормальным похитителем.
Должен же быть способ подать сигнал спасательному судну, думала она, входя в камбуз и перерывая все вокруг, пока не нашла коробку батончиков гранолы[42] в одном из шкафов. Она выбрала себе медовый с орехами, а Малышу хрустящий с корицей, и скользнула за обеденный стол. Лола убила бы за чашку кофе, и еще раз подумала о ноже в ножнах цвета оленьей кожи. Он, должно быть, забрал его у нее, пока она спала. И она захотела его вернуть. Когда она покончила со своим завтраком, Макс вошел на камбуз, зрительно заполняя пространство своими широкими плечами и темной энергией.
– Мой нож у вас? – спросила она.
– Да. – Он разорвал коробку с батончиками и добавил. – Я забрал его.
– Он мне нужен.
Он надорвал упаковку медового батончика с орехами и изюмом и посмотрел на нее.
– Зачем?
– Просто нужен.
– Собираетесь нанести удар в спину, пока я не смотрю?
– Нет.
Его голубые глаза пристально посмотрели в ее, он потянулся и достал нож из-за пояса.
– Уверен, что нет, – сказал он, шагнув к ней. Она вжалась в подушки сиденья, когда он положил нож на стол.
– Можете прекратить.
– Что?
– Подпрыгивать, как будто я собираюсь напасть на вас.
– Я вовсе не подпрыгиваю. – Но она знала, что соврала: он пугал ее, никаких сомнений. Лола предположила, что он, по крайней мере, шести футов и пяти дюймов в длину[43]. Его макушка почти доставала до потолка, и по недавнему опыту она уже знала, что он – сплошные мускулы.
– Если бы я хотел причинить вам вред, то уже сделал бы это.
Она не сказала ни слова, только дотянулась до ножа, и положила его себе на колени.
– Если бы я действительно захотел причинить вам вред сейчас, этот нож меня бы не остановил.
Лола верила ему, но, так или иначе, стояла на своем.
– Вчера вечером я сделал вам больно? – Это был риторический вопрос, но она все равно ответила.
– Да.
Он откусил кусочек от батончика гранолы, а потом спросил:
– Где?
Она подняла запястья и показала бледные фиолетовые отметки, которые его пальцы оставили на ее коже. Он наклонился вперед, чтобы рассмотреть их получше, и Лола затаила дыхание, ожесточая себя тем, что он мог бы сделать. Сейчас он вполне дружелюбен, но она не доверяла его настроению.
– Они настолько маленькие, что не считаются. – Он выпрямился и сунул в рот остатки гранолы. Жуя, он наблюдал за ней, пристально и серьезно, а затем пожал плечами. – Вы слишком мягкая.
– Опять я виновата?
Вместо ответа, он порылся в коробке с гранолой и вытащил еще один батончик.
– Можете ослабить хватку на ноже. Я не собираюсь насиловать вас.
Преступник с моральными принципами? Она не успокоилась и по-прежнему стискивала нож.
– Я никогда не принуждал женщин.
Она не стала комментировать это заявление, но выгнула бровь, словно сомневаясь.
Он отломил кусочек гранолы и бросил его Малышу. Маленькая собачка поймала его в воздухе.
– Никогда, – продолжал он. – Вы можете раздеться догола и бегать вокруг в чем мать родила, и я ничего не почувствую. Никакой похоти, судорог или эрекции у старого доброго Макса.
– Очаровательно, – ответила она, наблюдая за Крошкой, хрустящим сухим завтраком чуть в стороне.
– Я очаровательный парень. – Он исхитрился улыбнуться уголком губ и посмотрел вниз, на камбуз и салон.
Ага, а у нее натуральный второй размер.
– Радио работает?
Его тихий смех стал ей ответом, потом он задал собственный вопрос:
– Эта яхта принадлежит вам? – захотел узнать он.
– Нет.
– Бойфренду?
– Нет.
Он снова пристально посмотрел на нее.
– Почему бы не сказать мне, кто предоставил вам яхту?
– Почему я должна вам что-то рассказывать?
Он сложил руки на большой груди и откинулся назад, опираясь о стойку.
– Если я узнаю, кто владелец по документам, то, вероятно, смогу сказать, как скоро вы будете спасены.
– Мэл Тэтч, – ответила она, не колеблясь. – Ему принадлежит Дельфиний Риф[44], остров, где я отдыхала.
Он всмотрелся в ее лицо.
– Никогда о нем не слышал. Он – кто-то известный?
– Нет.
– Кто-то на Дельфиньем Рифе ждет вас? Кеннеди, Рокфеллер или сварливый старик-миллиардер?
Она никогда не встречалась со сварливыми старыми миллиардерами.
– Нет. В данный момент я ни с кем не встречаюсь.
Он выпрямился, и пришла его очередь, сомневаясь, выгнуть бровь над здоровым глазом.
– Вы отдыхаете в одиночестве?
