— Подожди минутку, — ответила ему Олеся. И тут же мне: — Пожалуйста, присмотрите за Артуром.
— Но…
— Мама! — возмутилась дочь.
— Тогда никаких посиделок за роялем! — нахмурилась я. — В постель!
Глаза у Артура довольно блеснули. Как-то неправильно, похоже, он воспринял мои слова про постель. А я нахмурилась только: ведь не хотела командовать. И вообще категорически не желала вмешиваться в происходящее. Но вот что прикажете с этим всем делать? Только зарычать и на дочь:
— Катя! Тогда ты и следи, чтобы отец лечился.
— Да, мон женераль! — воскликнули оба.
— Присылайте ваших докторов, — ответила я в трубку Олесе, стараясь не допустить в голос слезы воспоминаний о счастье. — Ждем.
«Ура» и звук поцелуя на том конце провода мне наверняка послышались.
Глава четвертая
Ощущаю себя разбитой.
Наверно, на счастье
(С) ВК
Запах. Никогда не думала, что сводить с ума будет запах мужчины, которого я когда-то самозабвенно любила. А потом, в одночасье, выставила вон из своей жизни. Вскоре после той роковой ночи, когда Артура, приехавшего с гастролей, ждали в прихожей чемоданы, я вынуждена была выкинуть все постельное белье. Матрац. Потому что аромат любимого... Манящий. Вкусный. Свой.
Хотелось проснуться. Уткнуться носом в впадинку между шеей и плечом. Чуть прикусить кожу. И… с облегчением почувствовать, что ненависть, что не дает дышать, куда-то исчезает. Растворяется. И все становится по-прежнему. Хорошо.
А потом беззвучно выть в подушку, потому что по-прежнему как раз и невозможно. Прежде всего потому, что я сама на этот не согласна.
И теперь мне остается лишь ворочаться по кровати, которая вдруг стала слишком широкой, и прислушиваться к дыханию Артура в гостиной. И уговаривать себя, что это только лишь потому, что меня попросили присмотреть за болезным. А я — слишком ответственный человек.
Да. Конечно. Именно поэтому.
— Вы же присмотрите за ним? — спросила врач, знакомая дама, пользующая многих певцов с их доходящими до истерики загонами с голосом. — Хороший такой ларингит, отек вроде бы сняли, но…
Только вздохнуть.
— Вы же понимаете, Анна. Надеяться, что Артур сам будет выполнять мои предписания, не приходится.
Умоляющий взгляд дочери.
— Я не хотел вас обременять, — сипит Артур. — Прости. Вы так быстро сбежали… Я подумал, не случилось ли чего.
— Голосовой покой! — рычит доктор. — Постельный режим. Теплое питье! И никакого пения.
— Аня? — вопросительно смотрит на меня Артур.
Просто смотрит. Не сверкает глазами, не играет лицом. А ведь перед нашим разводом его вот такого, не исполняющего роль звезды, я и не видела.
— Оставайся, — обреченно киваю я.
— Ура! — кричит Катя, обнимает меня, потом отца.
И вот теперь я не сплю. В доме снова витает манящий запах любимого. СТОП! Когда-то любимого мужчины. И… Это сводит с ума. Кто меня понес на это его выступление! Действительно, вот почему было просто не отправить смс-ку. Как делают нормальные люди.
Но я — сильная. Я не меняю своих решений. Тем более таких, что дались кровью и куском души. Справлюсь.
Осторожные шаги ворвались в мое сознание. Подскочив, я прислушалась — так и есть. Ходит. Крадучись.
Выбежала из спальни.
— Тебе плохо?
Бледный и заросший, в джинсах и с голым торсом, Артур выглядел… сексуально. Более чем! И как этой заразе удается, а? Еле живой, а вот все равно. До чего хорош!
— Есть хочу, — смущенно признался он.
Прислушалась. Не хрипит. Уже хорошо.
— Пошли. — Я отступила на шаг и убрала руки за спину. На всякий случай.
— Аня… Я… — Он же шагнул ко мне, и глаза при этом — внимательные, ждущие.
— Ты соблюдаешь голосовой покой, — максимально строго, и еще шаг прочь от него.
— Договорились, — сказал он одними губами.
И посмотрел, чуть улыбнувшись. Не лучезарно, фонтанируя на публику. А тепло. По-домашнему. Челка упала на лоб — отрастил ее будь здоров. И подкачался, плечи стали рельефнее, руки прибавили объема…
О-хо-хо…
Мое счастливое прошлое.
Как же заснуть в настоящем, а? Когда он такой вот, одинокий и красивый, совсем рядом.
— Суп будешь? — спросила я, сама не узнавая свой голос.
— Сама варила? — беззвучно.
Какой послушный! Только дыханием и губами. Смотреть на них — просто му́ка. Сладкая. Но как же больно…
— Я по-прежнему готовлю сама. Если ты об этом.
— Твой сырный? — и голос такой мечтательный-мечтательный.
Это «волшебное» блюдо я варила всегда, когда он возвращался с гастролей. И тогда, когда денег было всего ничего: на съемную хрущевку и памперсы Кате, а остальное — как хочешь, так и раскидывай. Все равно не хватит. Это потом, когда все выправилось по финансам, как-то перестала. Мы оба как-то перестали приходить в восторг друг от друга, и суп уже стал не тот.
Кура. Плавленый сырок. Зелень. Когда-то мы его называли блюдом последней надежды. Целую жизнь назад.
Резко отворачиваюсь. Понимаю, что злюсь. На него. На себя. На эту дурацкую ночную ситуацию.
Слишком интимно. Слишком по-прежнему. Слишком накатывает…
Достаю маленькую кастрюльку из холодильника — готовить я стала намного меньше, надо отметить. Включаю конфорку, старательно смотрю на постепенно алеющий круг на плите. Словно оттуда мне придет озарение.
— Аня…
Он оказывается у меня за спиной. Еще не касается. Пытаюсь унять дрожь. Найти здравый смысл. И разорвать это колдовство. Сердце колотится, воздуха не хватает. Закрываю глаза. Чувствую его дыхание на своих волосах. И потрясенно осознаю, что чувствую его каждой частичкой кожи, каждым волоском. И что-то во мне ликует. Жадно. Неистово.
«Ну же! Не медли!»
С трудом я подавляю на вылете этот всхлип. Не произношу вслух, но Артур — готова поклясться — ощущает его, ловит его, слышит.
— Аня, — одним дыханием повторяет он.
И кладет ладони на мои обнаженные плечи: тонкие бретельки не в счет. Мы оба захлебываемся воздухом. В такт. Разом. Он чувствует мою дрожь. И медленно-медленно склоняется. Прикосновение губ — как нежная забытая мелодия, которая вдруг начинает звучать в тебе. Да так, что ты забываешь обо всем. И летишь. Свободная, счастливая.
Рука забирается под волосы, приподнимает их. Счастливый вздох. Артур бережно касается шеи губами. Стонет. Прижимается всем телом. Ох, насколько он возбужден! Практически как я сама.
— Девочка моя… Любимая, — горячечно шепчет он. — Как я скучал.
Он подхватывает меня на руки. И… он везде. Снова захватывает в плен, я снова готова покоряться… И весь мой бунт, все попытки стать свободной и счастливой… Все оказывается напрасным.
Ярость. Светлой полосой, как молния, вспыхивает у меня перед глазами ярость. Заставляет закипеть кровь. И прогоняется колдовство его прикосновений.
— Нет, — произношу я. И сама удивляюсь тому, что говорю. И тому, что я смогла хоть что-то сказать.
— Аня? — он еще не верит.
— Прекрати. Пожалуйста, — непослушными губами, через силу.
— Любимая… — и снова не верит, как всегда, только он, только его чувства.
— Довольно, Артур, — мой голос становится громче, ярость прорывается…
Меня наконец-то слышат.
Артур как-то неловко ставит меня на пол, сильные, нежные руки не хотят отпускать, скользят по моему обнаженному телу в последней нежности. В последней попытке что-то изменить.
— Нет, — повторяю я. Голос дрожит. Резко отворачиваюсь, поднимаю со стола ночную рубашку, невесть когда с меня слетевшую, надеваю обратно.
Суп — в тарелку. Молоко — в кружку. Разогреть в микроволновке. Сода на кончике ножа и сливочное масло. Гадость — знаю. Но… надо? Заслужил.
— Аня, — Артур пытается меня удержать рядом, когда я все это ставлю на стол.
— Приятного аппетита, — твердо говорю я и выпутываюсь из его рук, отхожу.
— Объясни, — кричит он, морщится от боли, хватается за горло.
