— Нам не о чем с тобой разговаривать!
Зря я думала, что моего мнения будет достаточно. Кажется, Рафальского оно воообще на волновало. Он наклоняется ко мне ближе и шепчет, чтобы слышно было только мне, обжигая дыханием висок:
— Ты же знаешь, что посадить тебя в машину мне не составит большого труда, только прошу заметить, свидетелей здесь гораздо больше, чем у клуба, — он делает паузу, подмигивает мне и добавляет, — завтра мы будем в университете темой для обсуждения — номер один, если ты этого хочешь, пожалуйста.
Он решительно шагает, прижимаясь ко мне вплотную и я тут же выставляю перед собой ладони:
— Хорошо
Краем глаза вижу, что Генка порывается что-то сказать Рафальскому в мою защиту, но тут же замолкает, когда хищные глаза устремляются на него:
— Зайцев, как у вас дела с Линой? Кстати, сестра случайно проговорилась мне, что вы сегодня в кино идёте, не опоздаешь?
Наглый, самоуверенный парень, снова переключает внимание на меня и, улыбаясь, чего-то ждет, а я несмело оглядываюсь и понимаю, что сейчас на нас смотрят слишком много студентов, чтобы что-то выяснять с Рафальским. Он один из самых популярных парней в университете и мне бы не хотелось, чтобы завтра меня приписали к числу тех, кто уже успел попасть в его длинный списк использованных и брошенных.
— Через пять минут за углом у продуктового, пойдёт? — тараторю на выдохе, чтобы он поскорее ушел, пока чья-то бурная фантазия, узрев нас рядом, не вообразила себе лишнего. А таких любопытных взглядов возле крыльца — более, чем достаточно.
— Идёт, — пятится назад и показывает мне свою пятерню, — пять, Лопушок, не больше
Я недовольно закатываю глаза и киваю, отворачиваюсь и тут же встречаюсь взглядом с Машкой:
— Может объяснишь, что сейчас такое было? — поднимает брови и упирает кулаки в боки
— Маш, потом, ладно, мне пора, — отмахиваюсь и спешу покинуть крыльцо, виновато оборачиваюсь и понимаю, что подруга обиделась
— Прости, это не то, о чем ты подумала, — добавляю и уже быстро, без оглядки спускаюсь по ступенькам.
Черный, блестящий автомобиль уже стоит у магазина, когда я сворачиваю за угол. Рафальский сидит за рулем, кивает на пассажирское сидение и жестом показывает, чтобы я села. Мне и самой не хочется, чтобы кто-то видел нас вдвоем на улице, поэтому я оглядываюсь и, убедившись, что никто не видит, сажусь в машину.
— Послушай, что мне сделать, чтобы ты от меня отвязался? — говорю серьезно, но, вдруг, наигранно удивляюсь, будто в голову пришла интересная мысль, — или ты решил за мной приударить?
Он нагло смеется, открыто скользит по мне изучающим и оценивающим взглядом, говорит без раздражения, с легкой иронией в голосе:
— Лопушок, у тебя, кажется, проблемы с памятью, — отводит глаза в сторону и добавляет, уставившись в стену, сквозь лобовое стекло, — ты не в моем вкусе.
— А у тебя проблемы с головой, Рафальский, — язвительно парирую и тут же замечаю, как злость на него усиливается, после сказанных им слов.
Нет, я не надеюсь ему понравится и знаю, что далека от таких, как он, но слышать эту фразу повторно, почему-то уже обидно. Будто мне указали сейчас на мое место, будто со своей внешностью не могу расчитывать на такого «красавчика». Хотя, сама я не считаю себя некрасивой, просто я редко пользуюсь косметикой, слишком скучно одеваюсь и не хожу по салонам красоты.
Парень игнорирует мое высказывание, лишь весело хмыкает и мотает головой, а потом улыбка на лице растворяется и голос его звучит ровно, наверное, впервые я вижу его таким серьёзным:
— Я знаю, зачем тебе нужны деньги и готов помочь
Я подозреваю, что его помощь может мне дорогого стоить и даже дороже тех денег, которые мне нужны, поэтому я снова имитирую восторг:
— Да неужели, правда что ли?
— Лопушок, прекрати выделываться, я серьезно, — говорит уверенно и в этот раз я почему-то верю в его искренность
— Ладно, извини, — смягчаюсь и пытаюсь поговорить с ним нормально, может он все-таки не такой, каким кажется на первый взгляд, — что ты хочешь предложить?
— Я могу уже завтра оплатить твоей бабушке операцию в лучшей клинике области, ей предоставят отдельную палату и особое наблюдение, — он молчит, смотрит на меня проницательными взглядом, а я уже боюсь услышать, что потребуется от меня взамен.
— Звучит заманчиво и что я должна сделать?
— Сущий пустяк, — загадочно улыбается, — я хочу предложить тебе работу. У меня уволилась домработница, это всего лишь на один месяц, пока я ищу ей замену.
В целом, все не так страшно, как я думала и даже, кажется, что слишком легко, только вот подозреваю, что в этом есть какой-то подвох и я не ошибаюсь.
— Только есть ещё одно маленькое условие, — добавляет Рафальский, показывая большим и указательным пальцами размер этого нюанса, — ты этот месяц будешь жить у меня.
— А называть мне тебя нужно будет — Мой повелитель? — снова вспыхиваю ненавистью, — спасибо, до свидания, а лучше — прощай! — Дергаю дверную ручку, чтобы вырваться наружу, но мое запястье ловят сильные пальцы, отчего я сразу вздрагиваю.
Смотрю на его руку и не понимаю, почему от этого прикосновения так горит кожа. Чувствую, как тело обдаёт мелкой дрожью, я поднимаю глаза и вижу чёрный, выжидающий взгляд.
— Лопушок, всего месяц, — уголок его губ дёргается и он отпускает мою руку, — можешь подумать до вечера, я напишу. И да, комната у тебя будет своя, а ещё — сможешь даже ходить в университет, я не против, если будешь успевать делать дела.
Глава 7
После разговора с Рафальским я взглянула на часы и на всех парах помчалась на остановку, чтобы успеть к бабушке в больницу. Когда я вошла в палату и увидела пустую койку, то на какой-то момент у меня перед глазами остановился весь мир. Я почувствовала как сердце перестало биться, а в горле образовалась пробка, которая не давала сделать даже короткий вдох.
Поднимаю глаза и встречаюсь взглядом с бабушкиной соседкой по палате, пожилой женщиной тут же встревоженно спрашиваю:
— А-а где? — невнятно бормочу едва слышно, боясь услышать ответ, но она ничего не успевает сказать, потому что у меня за спиной раздаётся мужской голос:
— Валентина
Оборачиваюсь и, сквозь густую пелену, вижу перед собой седовласого мужчину, в белом халате. Он подходит ближе, кладёт на мое плечо руку, а я с глубокой надеждой смотрю в его светлые, непроницаемые глаза и несмело спрашиваю дрожащим голосом:
— Где моя Бабушка?
— Татьяна Александровна в реанимации, ее состояние стабильное, кризис миновал, хорошо, что это случилось в больнице, под наблюдением врачей, случись такое дома, боюсь, что скорая могла бы не успеть, — он говорит официальным тоном, но мне удается уловить в его голосе ноты сожаления.
— Что с ней? К ней можно? — произношу с трудом, потому что на грудь по-прежнему давит кулак страха, не позволяя сделать глубокий вдох.
— Нет, к ней сейчас нельзя, — отвечает решительно и спокойно, — Валентина, вашей бабушке нужна операция и если раньше я не мог дать вам прогнозы, то сейчас, к моему сожалению, у вас не так много времени.
— Сколько?
— Недели две — это максимум.
— Я вас поняла, — задумчиво опускаю глаза в пол и делаю шаг в сторону, чтобы уйти, но тут же у себя в голове принимаю решение, которое, на мой взгляд, единственное и верное. Оборачиваюсь, чтобы уверено добавить, — я найду деньги в ближайшее время.
Из больницы я выхожу потерянной, с чувством ответственности перед своей семьей. Бабушка — это единственный человек во всем мире, который меня любит и нет никого в этой жизни, дороже ее.
Пусть Рафальский издевается надо мной сколько влезет, но я должна сделать все, что в моих силах, я должна оплатить эту операцию.
Ужиться под одной крышей с самонадеянным хамом — будет непросто, но я готова. Другая бы на моем месте скакала от радости, как кузнечик, что ей выпал шанс быть круглосуточно рядом с самым популярным парнем в университете, но меня ни чуть не радовал этот факт, даже наоборот.
