Я пыталась переубедить подругу, но она заявила упрямым, скучающим тоном:
– Хочу те самые сережки или бабка у тебя на руках останется.
Вот же сучка! Я более чем уверена, что эти грошовые сережки Оле и даром не нужны, но она просто хотела отщипнуть кусочек мой души, лишить чего-то ценного в отместку.
– Будут тебе сережки! – ответила со слезами.
Действие успокаивающего эликсира оказалось недолговечным. Или коньяк был бессилен в моменты, когда отбирают частичку души?
– Тогда по рукам! Завтра приеду!
Кажется, я только что продала душу дьяволу. Настроение упало ниже плинтуса, я налила себе в чайную кружку еще немного коньяка, но уже без ромашкового чая.
В дверь кто-то осторожно поскребся. Я замерла, отставила чайную чашку и вышла в коридор в полной темноте. Осторожно заглянула в глазок, труся. За дверью стоял Маньячелло и негромко постукивал костяшками пальцев по старой двери.
– Открой, Мия. Я слышу, как ты дышишь!
– Меня нет дома!
Ой… Надо же было такую глупость сморозить!
Я прикрыла рот ладошкой, но было уже поздно.
– Открывай! – потребовало чудовище. – Открывай или я эту дверь вынесу, нах… – пригрозил!
Кажется, не шутит! После того, что он устроил во дворе, накостылял нескольким мордоворотам, я поверила в угрозу. Поверила в то, что пинком Якуб способен вынести дверь, как хлипкую фанерку.
Почему же мне так не везет! Как порвали мои счастливые трусики, мой талисман на удачу перестал действовать...
Теперь прямиком из одной проблемы - в другую.
Из приставаний дружков коллектора прямиком в лапы озабоченного ходячего секс-тестостеронового мужика!
Неужели выхода нет?!
– Я не открываю незнакомцам.
– Якуб Исаев. Недавно же познакомились!
– Нет. Уходите.
– Я тебя спас.
– И окончательно жизнь испортили. Мясник это просто так не оставит.
– От Мясника и мокрого места не останется. Я его в фарш уделал! – похвалился народный герой.
Я тихонько взвыла и заплакала. Все, можно копать себе могилку. Мясник мне такие выходки не простит, из-под земли достанет.
– Уходите!
– А поблагодарить?
– За то, что жизнь испортили? Щас! Поблагодарю, догоню и еще раз поддам горячей благодарности.
– Догонять не придется, я сам с тебя, пчелка Жу-жу, не слезу, пока не трахну. Как на иглу подсел… Только о твоей мокрой киске и думаю! – известил на весь подъезд.
Я покраснела.
– У-у-уходите.
– Так, послушай. Мия Манцевич, думаешь я к тебе только из-за смачной пизденки вломиться хочу? Ничего подобного! Мне нужны нитки. Срочно!
– Какие еще нитки?
– Обыкновенные.
– Зачем?!
– Штаны на срамном месте порвались, а я без машины. Без телефона. Пешочком к тебе прогулялся… Выручи, а?
– И вы отстанете?
– За моток ниток? – заржал и вдруг прекратил. – Открывай. Получу нитки – свалю.
Черт бы побрал мою доверчивость…
Именно эта доверчивость толкнула меня в объятия эстета, музыканта и тонко чувствующей личности – Константина. Невозможно было не поверить его голубым глазам и ангельской внешности, и я поверила, замуж выскочила, верила ему, даже когда надежды испарились!
Во всем виновата моя доверчивость, встревающая в самые неподходящие моменты.
Именно эта доверчивость и заставила меня открыть дверь Маньячелле.
Он вломился в ту же секунду и предстал передо мной во весь свой исполинский рост и окровавленный.
На миг мне стало дурно, слишком много крови…
Но видимо коньяк все еще придавал решимости, потому что в обморок я не шлепнулась и, судя по тому, как крепко я держалась на ногах, и не собиралась лишаться чувств.
– И в каком месте порвались ваши штаны?
– Не совсем штаны, но ты это уже и так поняла. Где у тебя ванная?
Я показала рукой. К чести Маньячеллы, он сначала разулся, прежде чем войти! Пусть кровью нашлепал на пути к ванной, но прошел разутым.
– Вы же не штаны будете зашивать?
– Не штаны. Неси нитки.
Я вздохнула.
Развернулась и прошла к кладовке, порылась на полках и вытащила старенькую коробку с аптечкой.
– Возьмите, там хирургические нитки, иголки и ножницы. Можно будет зашить, как следует. А еще лучше в больницу.
– Вот еще! Сам справлюсь! Давай сюда! – взял окровавленными пальцами коробку. – Или хочешь помочь?
– Нет, пожалуй, без меня. Я… чай на кухне попью.
– Чай. Конечно.
Карие глаза остановились на мне, буравя взглядом. Потом нахал скользнул взглядом по моей фигурке.
– Вообще-то ты не совсем в моем вкусе! – заявил.
У меня чуть челюсть на пол не упала. Я хотела было уйти, но после такого заявления я решила остаться, скрестила руки под грудью.
– Наконец-то разглядели, что разглядывать во мне нечего! Шейте то, что нужно зашить, и вон из квартиры! – произнесла, пылая от негодования.
– Мелкая. Росточек как у Дюймовочки, сиськи… – вздохнул. – Не Богини, словом. Ножки для своего роста вполне ничего, но не модельные.
– Свалил. Нахрен! – разозлилась. – Можешь даже коробку взять и забрать. Дарю. Как говорила сова, безвозмездно!
Маньяк в это время вымыл руки, обработал спиртом руки, нитку, иглу, щедро плеснул себе на левый бицепс йодом и присел в позе йога на старый кафель, начав пришивать болтающийся лоскут кожи.
Меня бы замутило.
Но коньяк и возмущение сделали свое дело. Я смотрела, как Маньячелло ловкими, аккуратными стежками накладывает швы.
Кажется, не в первый раз оказывает себе медицинскую помощь. Такой хам? Неудивительно!
– Словом, ты не совсем моего поля ягодка, Мия. Но… – воздел к небу указательный палец. – Человек рожден, чтобы познавать и выходить из привычных рамок. Иначе он застынет в состоянии, которое называется «стагнация». Слышала о таком?
– Слышала. Я не дура.
– Быть дурой незазорно! Играть дуру – куда хуже!
– Слушайте, вы…
– Я – внимательно, а ты? – посмотрел раздевающим взглядом и у меня в трусиках начался потоп.
Черт побери! Он просто смотрел, но такой взгляд нужно запретить. Спрятать за непроницаемыми черными линзами.
Бесстыжий, трахающий взгляд, задевающий все глубинно женское.
– Дошивайте и уходите, – выдавила из себя с трудом. – У меня чай стынет…
– «Чай» остывает на кухне? С лимончиком – самое то! – подмигнул, поставил себе еще два стежка и ловко завязал, потом осторожно чикнул ножницами и отложил в сторону. – Готово!
– Отлично. Выметайтесь!
Он встал так резко и плавно, что я испугалась. Растерялась и не поняла, в какой момент оказалась прижатой к стене его крупным телом.
– Скажи-ка мне, пчелка Жу-жу, а часто ли твою пизденку муженек обрабатывает? Или там невспаханная целина?
Крупные мужские пальцы сжали половые губки прямо через ткань штанов и трусики. Кровь закипела и начала приливать к местечку, зажатому пальцами нахала.
Мерзавец сдавил сильнее, я охнула от неожиданности. Ублюдок начал сжимать складочки ритмично.
Ноги в коленях позорно дрогнули.
– Целина, однако. Учти, я клевый пахарь, – подмигнул.
Он приблизился к моим губам. Я подумала, что он меня поцелует.
Очевидно, сошла с ума, но я хотела, чтобы он меня поцеловал.
Глава 6
Мне всегда нравилось смотреть на мужские руки, в том, как сильные пальцы Якуба обхватывали член, было что-то гипнотическое. Крепкие запястья с черными волосками, смуглая кожа, под которой вздулись вены, словно он не член дрочил, а занимался тяжелой физической работой.
Якуб начал ритмично гладить свой член пальцами по всей длине. Я не могла оторваться от завораживающего зрелища, чувствую, как внутри разгорается огонь возбуждения.
– Смотришь? – ухмыльнулся похабник бесстыжий. – Смотри-смотри… Сегодня тебе светит только пробный… просмотр! – рыкнул. – Будешь хорошей девочкой, отблагодаришь дядю Якуба за то, что он отметелил бандюков и спас тебя от перехода по кругу…
Внутри все сжалось от страха!
Именно такого варианта я и опасалась, откровенно говоря.
