смотрит на нас, стараясь считать эмоции.
— Уже за поворотом вольеры, — машу рукой вперед. И когда мать с дочерью устремляются вперед, неторопливо бреду сзади.
Не догоняю. В прямом и переносном смысле.
Дорогой папа и с того света умудрился влепить мне леща. Обсуждал меня со своей телкой. Говорил гадости. А я всю жизнь лез из кожи вон, пытаясь заработать его уважение и доверие. Выходит, зря старался.
8. Кристина. Может, он нормальный человек?
Еле сдерживаюсь, чтобы не нагрубить. Саша предупреждал о старшеньком: опасная редкая сволочь.
Нужно как-то выбираться из этого рая. Приду в комнату, первым делом позвоню Ярику. Пусть поможет незаметно уехать. Слишком душно здесь, на вилле «София»…
— Мамочка, — прерывает мои размышления Лиза. — Ты устала?
— Ни капельки, — улыбаюсь через силу. Хотя сейчас впору разреветься от отчаяния и бессилия. — Давай в лова! Чур я вожу! — предлагаю я малышке.
И когда она резво бежит вперед, топчусь на месте. Но краем глаза заметив приближающегося Шершнева, бегу догонять Лизу.
— А-а, — кричит она весело. — Ты меня не поймаешь!
— Догоню-догоню! — бегу следом.
Лиза оборачивается проверить, далеко ли я. На абсолютно гладкой и ровной дороге маленькая ножка попадает на круглый камень. Но ребенок все еще продолжает движение по инерции. Нога подворачивается, не чувствуя опоры. И Лиза падает на покрытую тырсой дорожку.
— Нужно смотреть под ноги, — выговариваю я, кидаясь к ней. Встаю рядом на колени. Целую лоб, прижимаю к себе вздрагивающее от рыданий родное тельце.
— Дай посмотрю, что там с ножкой? — прошу дочку и, рассматривая ссадину на коленке, кошусь на приближающегося Матвея.
— Что случилось? — рявкает он, присев на корточки. Его лицо оказывается рядом с моим. И от такой опасной близости перехватывает дыхание. Я даже родинку вижу на скуластом суровом лице. В глаза бросаются губы. В меру пухлые.Будто очерченные тонким пером.
О господи, о чем я думаю!
— Нужно вызвать врача! — строго заявляет Шершнев. — Может быть перелом или сотрясение…
— Если только у вас, — несмело роняю я. Этот тип выводит меня из себя. Ничего не могу с собой поделать! — Это просто ссадина, — замечаю сердито.
И достав из кармана бутылочку воды, припасенную с обеда, лью воду на ранку.
— Вы хоть соображаете, что делаете? — рявкает Шершнев. — Ребенку нужно оказать квалифицированную помощь. А вы…
— А у меня медицинское образование, — выдыхаю, осторожно ставя Лизу на ноги. — Где болит, солнышко? Можешь идти?
— Неоконченное, — с усмешкой бросает Матвей, будто я не в универе училась, а в школе для дефективных. — Девочке нужно в больницу. Сделать рентген.
— Мамочка, — еще пуще начинает реветь Лиза. — Я не хочу. Ножка почти не болит…
Смотрит жалостливо. И всхлипывает больше от безысходности, чем от боли.
— Нет, милая, никакой больницы, — заявляю решительно и, поднявшись на ноги, оглядываюсь по сторонам.
Чахлый кустик подорожника я замечаю чуть поодаль. Быстро кидаюсь к нему и, сорвав парочку годных листиков, бегу обратно.
— Что это? — в ужасе взирает на меня Матвей.
— А вы в детстве никогда не прикладывали подорожник к ранам? — спрашиваю насмешливо. Промываю листочки остатками воды и тот, что побольше, прилепляю к ссадине.
— Нет, бог отвел, — ошалело бормочет Шершнев и во все глаза смотрит на меня.
Будто сожрать готов, честное слово!
— Мне вас жаль, — бросаю ворчливо. Сколько раз в детстве мы так лечили раны. Лишь бы домой не заходить!
Достаю из кармана носовой платок и, обвязав его вокруг коленки, весело командую.
— Все, первая помощь оказана! Можем идти дальше.
— Вы уверены? — недоумевающе тянет Матвей. — Лиза, ты можешь идти? Не больно? Голова не кружится?
Боже, какой дурак! Ну конечно, больно, но моя дочка, хоть и цветочек аленький, однако не самое нежное растение.
— Очень больно, — печально вздыхает Лиза.
— Давай я тебя отнесу, — предлагает Шершнев и уже руки тянет к моей дочери.
Провакатор!
— Нет, только мамочка! — капризно отталкивает его Лизавета. Обвивает мою шею ручонками. Кладет голову на плечо.
— Нужно вернуться домой и вызвать врача, — настаивает на своем Шершнев.
— Вы обещали нам собак, — напоминаю я, поднимаясь вместе с Лизой. Чувствую, как широкая ладонь ложится мне на талию.
В этом жесте нет ничего сексуального. Элементарная поддержка. Но кровь приливает к лицу, а низ живота на короткий миг сводит от желания.
— На ферме есть аптечка, — кивает Матвей.
— И ветеринар, — ни с того ни с сего ляпаю я.
Матвей мрачно косится на меня. Воспринимает мою шутку как недостаток воспитания. Молчит, а потом заявляет непререкаемым тоном.
— Сейчас вызову гольф-кар…
— Нам еще далеко идти?
— Нет, уже за поворотом — вольеры.
— Тогда лучше на гольф-каре вернуться домой, — огрызаюсь я.
И с ужасом замечаю, как ехидная усмешка расползается по лицу Шершнева.
— Я очень рад, Кристина, — замечает он, не скрывая сарказма.
— Чему? — тяну в недоумении.
— Домой, Кристина, — ухмыляется Матвей. — Мне приятно, что вы образумились и считаете виллу своим домом. Быстро сдались. Хвалю.
Отворачиваюсь негодующе. Нет смысла спорить с этим ужасным человеком. И заметив появившихся на холме собак, шепчу на ушко Лизе.
— Мы пришли, солнышко. Вон собачки нас встречают…
— Где? — оживляется Лизавета. — Мама, какие они красивые! — тянет восхищенно.
— Они не опасны? — поворачиваюсь к Матвею.
— Только для посторонних. Сейчас наши кинологи познакомят вас. Это необходимо, Кристина, чтобы собаки не причинили вред тебе и малышке. Но сначала посмотрим на щенков. У нас недавно появилось потомство у лабрадора.
— Вы еще и собак разводите? — бросаю ехидно и тут же прикусываю язык.
— Ничего я не развожу, — морщится раздраженно. — Тильда живет в доме и должна хоть один раз познать радость материнства. Вот и свели…
«Хватит с ним пререкаться, — предостерегает меня голос разума. — Все равно проиграешь. Держись подальше!»
— Смотри, мамочка! Собачки! — радостно восклицает Лиза и с придыханием повторяет. — Собачки, мои любимые!
Спустив дочку с рук, с улыбкой разглядываю забавных плюшевых щенков шоколадного цвета, копошащихся под ногами.
А рядом с лежанки за нами наблюдает потревоженная мамаша. Усталая и нервная.
Матвей подходит к ней.
— Тильда, — присев на корточки, ласково треплет ее за уши. — Девочка моя. Как ты тут?
С изумлением наблюдаю, как холеный рафинированный бизнесмен в порыве чувств целует собаку в нос. А она облизывает его лицо широким розовым языком.
«Значит, в нем осталось хоть что-то от нормального человека, — думаю я с надеждой. — Может, получится уговорить? Попросить отпустить нас. Он же нормальный человек. Должен понять!»
9. Матвей. Завещание, мать вашу!
На обратном пути Лизавета весело болтает ногами и тараторит о щенках. Даже забыла о больной коленке. Нужно все-таки показать девочку врачу.
От чего еще отмахнулась малохольная
