придумать как обыграть его и прекратить это падение в пропасть, но мыслить выходит плохо. Мозг начинает плыть.
– В случае, если ты будешь сопротивляться…
По телу прокатывается волна жара, но я упрямо сдерживаю себя и стою ровно, высоко задрав подбородок, а хочется противоположного.
Хочется сжаться, склониться, отступить подальше, только бы Самсонов убрал свои руки с моей талии, хочется накрыть его кисти своими и оторвать от себя, чтобы не смел трогать, сжимать так настойчиво, притягивать так собственнически.
– Ты очень красивая девушка, Кристина, – выдыхает мне в шею и вопреки здравому смыслу я ощущаю, как приятно чувствовать его рядом. Сильное тело прижимается к моему и мне бы впору мыслить здраво, но разум уже отчаливает и даже не оглядывается. Зато оглядываюсь я. В пол оборота, медленно и так же гордо расправив плечи.
– Я пока не дала согласия на сделку, поэтому будьте добры, руки уберите, – чеканю высокомерно, и Самсонов откидывает голову назад и начинает хохотать над моей смелостью. А я едва держу себя в руках только бы не показать, как он меня пугает. И кажется, эта дрожь во всем теле ни на секунду не утихает, а лишь становится отчетливее. – Давид, пожалуйста…
Он застывает так резко, будто и не смеялся всего секунду назад. Его смех обрывается, как и все у меня внутри, потому что понимаю, какую ошибку допустила. Только вот уже поздно, ведь слово не воробей…
– Я не называл тебе своего имени… – вкрадчиво произносит и разворачивает меня к себе лицом. Каблуки моих босоножек цепляются за ворс ковра, и я едва не падаю на широкий стол, удержанная сильными руками. Самсонов обхватывают мою челюсть рукой и поворачивает лицо, разглядывая внимательнее обычного. И мое сердце сбоит. Шум ударов оборвался, когда поняла, что болтнула лишнего, а потом пытаясь восполнить пробел начинает выламывать ребра, и кажется, даже в висках отдается.
Страшно, что он узнает меня, но еще страшнее от мысли что меня так кроет от одного лишь пристального взгляда карих глаз.
Да, папа всегда оберегал меня и не позволял спускаться, когда к нему приезжали его коллеги бизнесмены. Он не позволял появляться в их офисе и вообще не афишировал мое лицо, и имя Кристины Хасановой звучало лишь мельком: все знали, что у него есть дочь, но редко кто знал, как я выгляжу, и даже если кто-то из родственников моих подруг вдруг спрашивал: Хасанова? А не та ли самая…?
«Нет» – перебивала, коротко отрицая любые предположения в этом направлении. Потому что так меня научили. Так им обоим спокойнее. Папе и Арману. Они всегда были повернуты на моей безопасности. Да и моя внешность явно опровергала мое родство с Хасановыми. Голубоглазая блондинка не могла родиться в этой семье. Папа и брат кареглазые и темноволосые, а мама… Маму я не помню, но судя по фотографиям на нее я не похожа тоже…
– Любопытно, откуда ты его узнала? – Самсонов повернул мое лицо так, чтобы было удобнее считывать правду по моему взгляду, а я лихорадочно соображала, что бы соврать.
– Вы Давид Самсонов, бизнесмен и известная личность в широких кругах. Владелец сети ювелирных, в частности в одной из них я покупала эти серьги, – окончательно спятив я потянулась и обхватила рукой его запястье красноречиво покашливая, чтобы он понял намек. Понял. Пальцы на моем подбородке разжались, и Самсонов переместил руку в сторону, обхватывая мою шею сбоку чтобы разглядеть что за серьги на мне надеты. Не из праздного любопытства, а скорее из принципа заставить меня покорно повернуть голову как куклу, будто я уже его вещь. – Ваше имя знает каждая собака в городе.
Ухмыльнулся, провел по мочке большим пальцем, касаясь прозрачного как слеза бриллиантика-гвоздика. На самом деле я солгала: серьги мне подарил Арман на мой двадцатый день рождения. Поэтому они мне были особенно дороги, ведь этот подарок от моего брата – самого дорогого человека на земле, не считая отца.
– Каждая собака знает мое имя, – согласился, но меня не отпускало ощущение, что он все еще не закончил эту пытку своим давящим темпераментом, методично насилуя мою психику и мозг. Тварь озабоченная. – Но не каждая собака знает меня в лицо, Кристина. Так что свои сказки оставь при себе, кстати, это бриллианты?
Перевел тему, и я поняла, что закопалась.
– Нет, хорошо выполненная подделка, откуда у меня деньги на брюлики? У меня же сестра в больнице…
Оправдалась криво, но мне показалось, собеседник поверил, а может сделал вид. Как бы там ни было, Самсонов отнял руку от моей шеи и отступил, а из меня будто весь кислород выкачали, и я обмякла, опуская плечи, но тут же дав себе мысленный подзатыльник выпрямилась, надеясь, что обходящий стол Давид не понял, что я уже на грани истерики.
– Я плачу тебе сумму равную твоим долгам, плюс за полгода сверху, чтобы твоя сестра спокойно продолжала лечение, – заговорил деловым тоном, и я сглотнула и покорно села, когда Самсонов кивнул на кресло напротив стола. Хотя нет, не села, упала в него, ноги подкосились. – О дальнейшем содержании поговорим позже. После твоего испытательного срока.
– Испытательного срока? – переспросила, не зная радоваться мне или плакать. Меня берут на первую в жизни работу! Всем шампанского!
– А ты думала, я набираю сотрудников без него?
– Нет, что вы, – теперь моя улыбка вышла искренней. – И сколько же он будет длиться? – если за этот период мне удастся раздобыть компромат, я смогу намеренно накосячить, чтобы Самсонов уволил меня и дело будет сделано. Я, возможно, уйду от него без потерь…
– Столько, сколько понадобится, пока я не пойму брать тебя на постоянку или нет, – уклончиво ответил и это немного смазало радость от осознания, что мое прибывание в его доме не затянется надолго. Кивнула, Самсонов открыл большую черную папку и сделал странный жест рукой. Не сразу поняла, чего он от меня хочет, но когда около кресла возникла фигура огромного лба в черном, одной из его шестерок, мне стало ясно.
– Пройдемте, – громогласный бас нарушил тишину кабинета, и
