На секунду мне кажется, что это не более чем изощрённая шутка, но Беда остаётся серьёзным. Уверенно потянув за волосы, он запрокидывает моё лицо вверх. В ледяных глазах горит непреклонная решимость. Мерзавец своего добьётся, без разницы как.
– Ну? Тебе помочь с выбором?
Его вторая рука тянется к пряжке ремня, переключая в моей голове какой-то скрытый тумблер.
– Не нужно, – мотаю головой, начиная воспринимать реальность урывками.
Шелест листвы, сминаемой снятым сарафаном; заминка, перед тем как расстегнуть замок бюстгальтера; его гулкий выдох; ещё одна задержка, более продолжительная, прежде чем стянуть стринги; терпкий запах крапивы; ромашки, ловко вплетаемые в венок мужскими пальцами…
Я трусливо пытаюсь убедить себя в том, что этот кошмар происходит не на самом деле.
– Обопрись спиною о ствол, – хрипло шепчет он, поднимаясь с пенька, и впервые это больше походит на вымученную мольбу, нежели на твёрдый приказ.
Я медленно повинуюсь, дрожа как осиновый лист под потемневшим взглядом серых глаз. Беда тянется к моим волосам, чтобы украсить их цветами, замирает. Серьга в уголке его губы становится матовой от моего дыхания, учащённого погоней и ужасом.
– Попробуй расслабиться… Ты… просто… – он немного хмурится, словно с трудом подбирая слова, и его сбивчивый шёпот звучит сожалеюще, почти ласково. – Тварь!
Надежда на чудо исчезает в секунду. Он зло опускает мне на голову венок и сразу отстраняется. Звучит первый щелчок сработавшей камеры.
– Прошу тебя, не надо, – скулю, отчаянно хватаясь за жалкие крупицы своего достоинства. Каждый нерв в теле бьёт током от страха и унижения. – Посмотрел и хватит, не нужно ничего снимать, пожалуйста.
– Волосы убери за спину, грудь не видно, – сухо командует он, словно не слыша моих просьб. – Да натяни ты, наконец, улыбку. Помнишь, снимки должны возбуждать? Иначе я передумаю, и мы вернёмся к варианту с видео.
Мгновенно похолодев, я послушно улыбаюсь, стараясь не встречаться с ним взглядом и периодически становясь в требуемые позы. Что угодно, лишь бы не прикасался.
– Честно говоря, я удивлён, что ты столько ломалась, – тем временем усмехается он, обходя меня сзади. – Вставай на четвереньки. Прогнись. Да, так. Вот и всё. Можешь ведь. Хочешь полюбоваться? Румянец, глаза горят… Крылья прифотошопить и падший ангелок.
– Пошёл ты, – огрызаюсь, задыхаясь от ненависти. Меня лихорадит так сильно, что, даже подтянуть колени к груди не сразу получается.
– Ухожу-ухожу, – пренебрежительно фыркает этот псих, подбирая сброшенную под дерево одежду, затем встаёт передо мной на корточки. – И держи рот на замке, если не хочешь, чтоб его использовали не по назначению. Усекла?
Многозначительно приложив палец к своим губам, он идёт к машине.
Господи, мне казалось, что погоня длилась вечность, на деле Беда нагнал меня спустя каких-то жалких тридцать метров.
– Гори в аду, извращенец! – кричу ему вслед сквозь пелену выступивших слёз, чувствуя, как вместе с гулом заработавшего мотора трещат остатки выдержки.
Ответом мне стал высунутый из водительского окна средний палец. Да хоть зад! Главное, что я никогда больше его не увижу.
Game over. Бонус
Я слишком поглощён дорогой, чтобы отвлекаться на свою попутчицу. Переехать пешехода на чужой тачке с полумёртвой от страха похищенной девицей в салоне – перебор даже для меня. Причём проблемы с законом в моём случае далеко не самая большая из возможных трагедий.
Есть вещи на порядок страшнее отделения – например, два метра земли над переломанным телом. Вот когда родная мать пожалеет, что нельзя придушить меня собственными руками, а отец таки получит внятное основание отобрать у бестолкового отпрыска даже свою фамилию, ногтями сошкрябав её с надгробия.
Нет, свидетели нам с Лерой не нужны, а раз цель оправдывает средства, то несильный удар под дых вроде как минимальная плата за наши целые шкурки.
Но всё же…
Я то и дело прислушиваюсь к прерывистому дыханию своей пленницы и чувствую, как с каждым её хрипом во мне самом обрывается всё человеческое. Рычит. Кусает. Заходится воем, требуя отпустить, потому что привык к ней!
Потому что если б она оказалась кокеткой; если б провоцировала нарочитой неискушённостью – было бы проще. Я бы даже сделал всё без заминок и с извращённым удовольствием – тем самым, какое испытал, поняв, что рыбка клюнула сразу, без каких-либо усилий со стороны. Словно сама меня искала в лживой сети всемирной паутины.
Что ж на ловца и зверь бежит, правда, то волк в овечьей шкуре.
Не ожидала, моя хорошая? Нет… Конечно, нет. Всё должно было произойти иначе, а тут такая затрещина по самооценке. Но главный сюрприз по-прежнему впереди. Жаль я не увижу реакции – вот что кислотой сожгло бы любые ростки сожалений. Ничего, как-нибудь потом попробую себе представить. Чтобы больше не забываться…
И всё-таки смешная она – так смотрит на эти ромашки, будто помощи у них просит. Точная копия той версии себя, что родом из моих фантазий. Сам опешил, когда в парке вживую её увидел: смущённую, покрасневшую. Плёл ей небылицы о том, как рвал цветы, и столько восторга во взгляде напротив, столько чистоты, что ненадолго – на какой-то муторный миг – захотелось, чтоб это было правдой.
Разве так бывает? Не бывает, понимаю, а всё равно кроме широко распахнутых синих глаз ничего вокруг не вижу. Вот и поворот чуть не проехали.
Лера, кажется, вот-вот расплачется. Дрожат искусанные губы, веки блестят от влаги – сочатся страхом и беспомощностью, распаляя мои эмоции до грубого рыка:
– Не вздумай реветь.
Поднимаю уголки губ, рисуя на своём лице бездушную улыбку, а самому дышать тяжело. В груди шипит тоска, жжётся как раскалённый пластик и боль чужую разносит по паутине вен. Не знаю, что за дрянь со мной происходит, но я уже не первый день перебираю в уме все психические расстройства, о которых когда-либо слышал и яростно комкаю единственный вменяемый диагноз – привязанность.
Ну не-е-ет, дорогая, со мной это больше не прокатит!
А ведь действительно, за месяц с небольшим я даже засыпать разучился, предварительно не узнав, как прошёл Лерин день. Не оттого что в штанах зудело, как с утра написал – просто тянет о ней заботиться. Без единой пошлой мысли. Так не бывает, но я, кажется, запал на совокупность сообщений из интернет-переписки. Лера как-то по-особому складывает слова, одним расчётом так не подберёшь, только сердцем.
Господи, бред какой: сердцем, за-бо-тить-ся…
О ком – о ней?!
Потому и жжётся смолой, что подделка всё. Кто мы друг другу? Никто. Точка. Закончу с ней и забуду как страшный сон. Мне не впервой воевать с упрямством памяти.
– Так отпусти, – словами режет по живому, и я физически ощущаю её страх.
А хрен тебе. Передёргиваю плечами, с удовлетворением отмечая, как её пугает вид моих татуировок.
– Мы что реально едем к озеру?
Её дрожащий шёпот неслышно за припевом. Я считываю его краем глаз по губам и едва не рычу, так хочется виновато пожать плечами – мол, чем тебе озеро не угодило? Какая разница где?..
Обругав себя, переключаю следующий трек и с удовлетворением мысленно подпеваю:
«Мы идеальная пара – я без эмоций, а ты без одежды…»
То, что надо. В зад эмоции.
Погнали.
– На выход, красавица, – заговариваю, открывая центральный замок.
Лера нащупывает дверную ручку. Дрожит, прячет глаза, вся открытая как на ладони – сбежать попытается.
Я только лыблюсь, качая головой – «Зря. Только не от меня…»
Соскучилась?
Впервые со смерти Звягина мне доводится плакать так, что распухшим носом не вдохнуть не выдохнуть. Саднящее горло сковывает ритмичными судорогами. Я задыхаюсь. От злости на себя, от унижения, от мрачного злорадства. Заслужила же! Каждый миг позора – плата за предательство.
Я ведь день за днём проживала, боясь упустить хоть одно незначительное воспоминание. Оберегала от лап времени ласку каждой улыбки, глубокую нежность каждого взгляда, слушала на повторе его последнюю песню – надрывную до мурашек, словно пророчащую прощание – и до дрожи в пальцах боялась забыть, как сияло любимое лицо, когда он пел её для меня. Мой солнечный добрый Виктор никогда бы такое не сделал.
