– Много. Три тысячи долларов.
– Ну и че ты их таскала с собой? Не надежнее ли было держать их в банке?
– Не надежнее, – тут же ощеривается, уходя в глухую оборону. – Не могу я… в банке.
– Да ты не пыли, – психую. – Так бы перевел прямо сейчас. А нал я тебе где возьму?!
Смотрит недоверчиво, набычившись. Ладно. Это я могу понять. Сам ведь никак не догоню, на кой мне эта свистопляска. А уж рыжая вообще в непонятках. Приходит дядька из списка Форбс и, как фея-крестная, ништяками заваливает. Я-то от души. Но с ее опытом в голову точно всякая хрень лезет. Может, думает, я ее на органы пущу. Вот веселье.
Лижет губы. Проходится длинными пальцами по дешевым фенечкам на запястье. И опять я вижу легкое смущение, которое она очень быстро заталкивает под маску цинизма.
– У меня на счетах арест. Стоит каким-то деньгам капнуть – тут же списывают в счет долга.
– Кредит невыплаченный?
– Микрозайм, – отводит взгляд.
– Дура!
– Эй, дядя, знаешь что? Не надо меня лечить! Ты ни черта, понял, ни черта… обо мне не знаешь.
Открываю рот, чтобы поставить соплячку на место (какой я ей, на хрен, дядя?!), но схлестнувшись с ней взглядом, с усилием сглатываю вертящиеся на языке резкости.
– Микрозаймы – это наебалово, Эмилия.
– Жизнь вообще – сплошное наебалово, Роберт Константинович. Мы это с вами еще при первой встрече вроде бы прояснили.
Ну да. Когда я ее «осчастливил» тем, что она за несколько дней из потерпевшей в виновницу аварии превратилась. Чувствую себя мудаком. И самое интересное, что я сам это для себя выбрал. Мог бы уже забыть сто раз. И забить.
– Ладно, на что, говоришь, деньги были?
– На учебу.
– Учебу? – вскидываю брови и этим окончательно допекаю Эмилию.
– Представьте себе. Даже у таких, как я, могут быть цели в жизни.
– Хм… Извини, дерьмово прозвучало…
– Ну почему же? Люблю прямоту. В конце концов, для меня не секрет, что такие, как вы, думают о простых смертных.
– Ладно. Деньги будут. Это не проблема.
– Зачем вам это?
– Рву шаблон, Эмилия. Что скажешь? Получается?
Молчит. И смотрит, смотрит… С таким недоверием, что мне тошно становится. Она же возраста моей дочери. Откуда этот взгляд?
– Не надо денег. – Неожиданно сникает. – Я уже профукала сроки оплаты. Вчера был последний день. Все.
– У тебя контракт в универе?
– Типа того. Обучение в школе Майкова.
– Это, кажется, какой-то фотограф? – хмурюсь, почесывая щетину.
– Лучший из ныне живущих. Желающих у него поучиться – тьма. Конкурс бешеный. Наверняка на мое место уже кого-нибудь пригласили.
Эмилия обхватывает себя за предплечья и отворачивается, с тоской глядя в окно. Сейчас Миля кажется маленькой-маленькой, и похрен, что она с меня ростом. Морщусь, дернув плечом в попытке ослабить давление в груди.
– А ты, значит, конкурс прошла?
– Опять сомневаетесь?
Ох, как качественно она меня выбешивает. Просто на пятерочку.
– Если да – вопрос с Майковым я беру на себя. Арест… Сколько ты должна, кстати?
– Двести.
– Арест со счетов снимут. Долг я погашу. С работой что?
– Ничего, нет ее больше, – шепчет. – Но это не проблема. Я найду. Вы что, правда с долгом поможете?
Ну, вот. Хоть одна нормальная девчоночья реакция! Вот-вот, кажется, заплачет. Зеленые глаза от слез становятся совсем прозрачными. Смотреть в них неприятно. В их отражении я сам себя не узнаю. Мне не нравится, что я вижу.
– Сказал же, – пожимаю плечами. – На будущее постарайся никуда не влипать. Потому что ты права, жизнь – дерьмовая штука. В следующий раз никто не поможет.
– Я знаю, – сглатывает. – И тот кредит я не брала. Это мать.
Она, конечно, могла мне соврать, но зачем? Я киваю, испытывая какую-то ненормальную горечь за этого, по сути, ребенка.
– Дерьмово.
– Ага.
– Ну, ладно. – Кошусь на часы, – Поеду я. Если по здоровью что-то будет надо…
– Вы и так сделали больше, чем нужно.
Да. Это так. Можно с чистой совестью валить.
– Тогда прощай. Под машины больше не бросайся, – криво улыбаюсь.
– В следующий раз – если только наверняка.
А… Это типа черный юмор. Кручу у виска пальцем и выхожу. На какой-то идиотской ноте прощаемся. Впрочем, черт с ним. Какое мне дело? Никогда ведь больше не встретимся.
Еду в офис. Поднимаюсь к себе. Но резко сворачиваю и спускаюсь на этаж ниже.
– Роберт Константиныч? – вскакивает Мохов.
– Привет, Вить. Тут такая ситуация. Сумка у девчонки была, помнишь?
– Да. Конечно.
– Деньги у нее украли. В ментовке, – бросаю взгляд из-подо лба. – Ты там шепни кому-то из старших, пусть разберутся, что у них там за беспредел творится.
– Много исчезло?
– Для кого как. Три тыщи зеленых для девочки вроде Эмилии – это много или мало?
– Да врет она все. Откуда у нее такие деньги? – отмахивается Виктор, сваливая меня в негатив.
– Витя, девка белугой ревела. Мне Милка сказала. Она не врет. Разберись, окей?
– Да-да, конечно, – тушуется Мохов.
– Вот и славно. А еще найдите мне, как связаться с Майковым. Это фотограф известный, может, помнишь, зимой весь город в рекламных растяжках был.
– Да-да. Мы с женой даже купили одну из работ.
– Нужен его номер.
– Думаю, выйти на его агента не проблема.
– Отлично. Буду ждать.
– Ты хочешь работу купить? Что сказать-то?
Можно, конечно, разложить все как есть, но я почему-то тушуюсь.
– Просто найди его личный номер. Я сам все объясню.
Находит. Правда, Майкова мне приходится набрать несколько раз в течение дня, прежде чем тот, наконец, отвечает. Объясняю, кто, чего хочу. Майков, кстати, жук непростой. Тут же тактично меня посылает. Но и я не пальцем деланный. Давлю на то, что девочка-то все конкурсы прошла. Я ж не любовницу свою бездарную прошу пристроить! За любовницу я бы в жизни не вписывался. Тут скорей как за дочь... В конце концов, приходим к взаимопониманию. Прощаемся, довольные друг другом. Все. Теперь действительно можно ставить точку в этой истории. Порешать с коллекторами – вообще не проблема.
ГЛАВА 6
ГЛАВА 6
Сказочку о том, что беда не приходит одна, придумали счастливые люди. Я же… Не знаю… Кажется, вся моя жизнь – беда. Авария и все, что последовало за этим – явное тому подтверждение. Удивляет лишь то, что меня сбила дочь олигарха, а не какой-нибудь мусоровоз.
Горько всхлипнув, подтягиваю ноги к животу. Страшно. Пиздец как страшно… Какой бы ни была моя жизнь в момент аварии, я подумала о том, что не хочу умирать. У меня впервые что-то стало получаться. Я нашла неплохую работу, скопила денег на оплату курса фотографии у Майкова и даже начала строить робкие планы на будущее. А потом удар, боль, оглушительный визг шин, рев дорожного трафика, острый запах озона, дождь, бесконечная непроглядная темнота. И никакого света в конце тоннеля, о котором рассказывают в шоу для домохозяек побывавшие на том свете. Абсолютно непонятно, куда идти. Вот я и металась. Вроде слышала какие-то голоса. Понимала, о чем они говорят, пыталась определить, откуда исходит звук, и не могла. Не получалось!
– Ну что, Эмилия, выходит, никто тебя не ждет? Может, ты поэтому и не торопишься возвращаться? Это ты зря, конечно. Какие твои годы? Все впереди еще… Ты давай, это, девочка. Открывай глаза. Так просто сдаваться – стыдно. Где твой дух борьбы?
Да, меня не ждали. Но не возвращалась я не по этому. И я не сдавалась! Ни в коем случает. Просто не понимала, с кем или чем мне в той вязкой темноте сражаться.
Выдержала. Смогла. Вернулась.
Встречала меня боль. Такая сильная, что первые часы я жалела о том, что очнулась. Сознание уплывало. Я что-то отвечала врачам и медсестрам. Снова проваливалась в забытье. Но уже не так глубоко. Не в черноту, а в вязкие, преследующие меня с детства кошмары. В них ничего такого не происходило. Я просто очень остро ощущала чужое присутствие и цепенела... В безграничный ужас меня приводила собственная беззащитность перед затаившимся незнакомцем. Я просыпалась с колотящимся в груди сердцем и сухим ртом. Когда Воинов пришел в первый раз, мне как раз этот кошмар приснился. Наверное, он подумал, я чокнутая…
