издеваются надо мной.
Как и мистер Личность.
— Я не могу позволить себе десять тысяч долларов на ремонт крыши. И девяносто девять — девяносто девять. Так что спасибо за то, что уделил мне время, — я оставляю смету на столе, встаю и смотрю на Эйдана сверху вниз. — Спасибо, что пришел.
Он смотрит на меня снизу вверх. Его темные глаза расчетливы.
— Что если я разберусь с электричеством бесплатно?
— Это щедро, но даже после этого деньги волшебным образом не появятся на моем банковском счете. Приятно было познакомиться. Я провожу тебя.
Я иду к выходу, ожидая, что Эйдан встанет и последует за мной. Когда он этого не делает, я останавливаюсь и оборачиваюсь.
Он все еще сидит там, за моим кухонным столом и даже не смотрит на меня, а наблюдает, как вода капает в ведра на полу.
— Мистер Лирайт.
Не поворачивая головы, он говорит:
— Эйдан. И если ты можешь позволить себе пять тысяч, я знаю парня, который может помочь.
Я обдумываю предложение.
— У него есть лицензия?
Эйдан чуть заметно покачивает головой, будто изумляясь моей глупости.
Я сердито говорю:
— Я не позволю работать в моем доме никому, у кого нет лицензии и страховки. И уверена, что мне не нужно говорить, почему.
Плечи Эйдана поднимаются и опускаются, когда он вдыхает и выдыхает. Он проводит рукой по своим густым темным волосам, затем снова качает головой и встает.
Подходит ко мне и смотрит на меня сверху вниз.
— Это я. Я тот самый парень. Я вернусь рано утром. Наличными или чеком, я не принимаю оплату с карточек.
Затем он проходит мимо меня и уходит, не спросив, договорились ли мы.
Он уже знает, что договорились, потому что я в отчаянии.
Этот сукин сын только что поставил мне мат.
Ровно в восемь часов следующего утра мистер Личность стучится в мою дверь.
По правде говоря, он колотит по ней изо всех сил. Как будто он — командир группы спецназа, и ему поручено уничтожить группу обезумевших террористов, чтобы спасти жизни сотни захваченных ими людей.
Я открываю дверь и смотрю на Эйдана.
— Доброе утро, мистер Лирайт. Что за чрезвычайная ситуация?
Нахмурившись, он оглядывает меня с ног до головы.
Поскольку в доме холодно, на мне толстый свитер с пуховым жилетом поверх него, а также спортивные штаны и шарф, но этот мужчина смотрит на меня так, будто у меня на голове пчелиный улей, а на ногах — кожаные шлепки без задников.
— У тебя все хорошо? — интересуется Эйдан.
— Разве я выгляжу так, как будто у меня не все хорошо? Нет, не отвечай. Почему ты пытался выломать мою дверь?
— Я стою здесь уже десять минут.
— Я вижу, твое чувство времени так же хорошо, как и чувство юмора.
Мой гость поднимает руку. На его толстом запястье надеты массивные черные часы. Какая-то спортивная штука, которая отслеживает шаги и шпионит за вами, пока вы спите. Он постукивает по дисплею. На нем — десять минут девятого.
— Десять минут. И в четвертый раз — я Эйдан.
Разве я только что не смотрела на часы на кухне? Они точно показывали восемь часов.
— Извини, — говорю я нервно. — Мои часы, должно быть, остановились.
— А слух отключился?
Поскольку, как видно, это уже наш привычный способ взаимодействия, какое-то время мы стоим и молча смотрим друг на друга.
— Слушай, ты впустишь меня или нет? — наконец требовательно спрашивает Эйдан.
— Я еще не решила.
— Что ж, решай. Я не становлюсь моложе.
Сколько Эйдану лет? Тридцать? Тридцать пять? Трудно сказать. Он в отличной форме в любом случае. Боже, какие огромные бицепсы. И эти бедра могли бы раздавить «фольксваген».
— Да, заходи, — говорю я слишком громко, пытаясь заглушить идиотский голос в голове, восхищающийся этими большими глупыми мышцами.
Избегая его взгляда, я оставляю дверь открытой, поворачиваюсь и иду на кухню. Сажусь за стол, потом снова встаю, потому что не знаю, чем себя занять.
Входная дверь закрывается. Тяжелые шаги пересекают фойе. Эйдан неуклюже входит в кухню и останавливается в паре метров от меня.
Мы начинаем нашу молчаливую игру в «Кто первый скажет что-то странное».
Я не выдерживаю напряжения раньше.
— У меня есть деньги.
Он смотрит на мои пустые руки.
— Мне нужно покопаться на твоем заднем дворе, или ты отдашь их мне сама?
— Знаешь, я думаю, ты солгал, когда сказал, что у тебя нет чувства юмора. Я думаю, ты большой гребаный комик.
— Ты можешь ругаться при мне, если хочешь. Мне все равно.
Я пользуюсь моментом, чтобы помассировать свой пульсирующий лоб, прежде чем вздохнуть.
— Щедрое предложение. Спасибо. А я-то всю ночь не спала, беспокоясь о том, как бы не ранить твою нежную натуру.
— Не за что. И для протокола, моя нежная натура так же прочна, как и мой юмор.
Либо Эйдан пытается не улыбаться, либо у него спазмы в животе. Трудно сказать. У этого человека лицо, как кирпичная стена.
— Ты сказал, что чеком нормально, верно?
Он наклоняет голову.
Сегодня Эйдан одет в другую версию костюма дровосека: расстегнутая на груди выцветшая фланелевая рубашка в черно-красную клетку, которая сочетается с такими же выцветшими джинсами. Его ботинки…
— О нет.
Проследив за моим взглядом, он опускает взгляд на свои ноги.
— Что?
— Ты оставил грязные следы по всему полу.
Эйдан снова смотрит на меня.
— У тебя нет дверного коврика. И на улице дождь.
— Ты верно подметил.
— К тому же, этот пол все равно довольно грязный.
— Извини, но я только что его протерла.
— Когда? Сто лет назад?
Моя шея начинает пылать от гнева. Черт, этот парень действует мне на нервы!
Свирепо глядя на него, я решительно говорю:
— Да, мистер Лирайт. Сто лет назад. Я пойду за своей чековой книжкой. Мне выписать чек на имя Годзиллы или оставить эту строчку пустой?
— Годзилла — самое то, — отвечает он, пристально глядя на меня. — А что я должен написать в квитанции? Леди-дракон с печальными глазами?
Я не могу спорить с первой характеристикой. Но вторая меня раздражает.
— У меня не печальные глаза.
Он некоторое время рассматривает меня, прежде чем сказать:
— Это не мое дело, но если тебе нужна помощь…
— Мне не нужна никакая помощь, — горячо перебиваю я. — Все хорошо. Со мной все хорошо.
— Я не говорил, что это не так, — мягко отвечает Эйдан.
Но его взгляд не так спокоен, как его голос. Его взгляд — будто кулак, колотящий по моей двери, требуя ответа.
— Знаешь
