Ущипните меня кто-нибудь, а?
— Послушай, Артём… — чувствую, как дрожит мой голос на его имени. — Ты даже не представляешь, что только что сделал для меня.
Царевичев останавливается. Потом со странной для него нерешительностью поднимает руку, чтобы излюбленным жестом убрать с моей щеки волосы. Я не отстраняюсь.
И красивые губы моего босса трогает легкая улыбка.
— Могу только догадываться, Катя.
В службу опеки мы попадаем после обеда, когда начинаются приемные часы. Я не раз бывала в государственных заведениях и знаю на собственном опыте, насколько изматывающим может быть ожидание в очередях. Не говоря уже о трудностях общения простых граждан с чиновниками.
Сейчас же всё совсем иначе — присутствие Царевичева творит чудеса.
Как только мы входим в здание МФЦ, где располагается и отделение службы опеки, как откуда-то из скромной боковой двери длинного унылого коридора выскакивает взмыленный сотрудник. Он торопливо машет нам рукой. Понятное дело, что его кто-то предупредил, иначе в суете толкущихся недовольных посетителей нас бы просто никто не заметил.
— Артём Александрович! — шипящим шепотом окликает он. — Идите за мной.
Мы проходим за ним в пустой служебный коридор и поднимаемся по лестнице наверх. Прямиком в кабинет местного начальства в количестве трёх человек на одно помещение.
Заявление у меня принимают с такой скоростью, что я даже присесть не успеваю.
— Ну что, разберемся, посмотрим, решим… дело, можно сказать, чистое, как слеза младенца, никаких проблем не предвижу, — скороговоркой комментирует весь процесс коренастый мужик с залысинами на крутой голове. Его пиджак небрежно расстегнут он то и дело поглядывает на часы и обращается к Царевичеву: — Слушай, Саныч, на совещание в Управу опаздываю. У тебя всё?
Уже внизу, когда мы снова сидим в темно-синем внедорожнике, я озадаченно качаю головой.
— Никогда не думала, что такие серьезные вопросы можно решить с такой скоростью. Это как-то даже… беспокоит.
— Связи, маленькая, — хмыкает Царевичев, оглядываясь на меня с водительского сиденья. — В нашем мире связи решают всё.
Он манит к себе указательным пальцем, как будто хочет сказать что-то секретное. А когда я бездумно придвигаюсь, вдруг обхватывает ладонью мой затылок и обжигает мои губы коротким глубоким поцелуем.
Я вздрагиваю.
Он больше не целует меня, но и не отстраняется. Смотрит глаза в глаза совсем близко. Жадно, горячо.
— Теперь ты рада, что связана со мной, Катя? — спрашивает глубоким проникновенным голосом.
Я молча смотрю на него, такого сильного, несгибаемого… и такого любимого. А затем наклоняюсь вперёд и впервые сама, по собственной воле, касаюсь его губ неумелым поцелуем.
Глава 8. Искушение Золушки
Похоже, моя инициатива действует на Царевичева, как умопомрачающий афродизиак… потому что он умудряется всего лишь одной рукой крепко обхватить меня и перетащить к себе на колени с заднего сиденья.
Если бы пространство между спинками кресел внедорожника было таким же узким, как у других машин, я бы точно застряла. А так даже глазом моргнуть не успела, как сменила положение.
Сижу на коленях Царевичева боком и чувствую, как сильные руки гладят меня по спине, надолго задерживаясь на пояснице. Лёгкая щетина на его щеке царапает мне кожу, добавляя острых ощущений.
— Катя, — шепчет он и касается губами чувствительной мочки моего уха, отчего по мне волнами бегут мурашки. — Ты ведь понимаешь, что я не робот, а мужчина?
— Понимаю… — выдыхаю я, обнимая его за шею.
Просто не могу противостоять сейчас безумному желанию ощутить его близость собственными руками. Хочу почувствовать… хочу поверить, что он мой.
Мой собственный хищник. Мой грозный босс.
— Я не могу до бесконечности терпеть такой соблазн рядом, — он захватывает мочку в плен своего рта и слегка прикусывает ее зубами.
По моему телу пробегает дрожь удовольствия, и я инстинктивно выгибаюсь в его объятиях. Сознание словно плывет и подрагивает в восхитительно приятном напряжении.
— Я тоже… — вырывается у меня нечаянное признание.
Услышав эти слова, Царевичев впивается в мои глаза пронзительным ищущим взглядом.
— Ты сейчас серьезно?
Я вспыхиваю и закусываю губу. мгновенно придя в себя. Глаза опускаю вниз.
— Только не принимай это как призыв к немедленным действиям, Артём, — прошу тихо. — Ты всё ещё женат.
— Я разведусь, — быстро говорит он. — Очень скоро.
— Вот когда разведешься, тогда и вернёмся… — я легонько пробегаюсь кончиками пальцев по его груди, продолжая избегать прямого контакта наших глаз, — к этому разговору.
Царевичев вдруг с глухим стоном стискивает меня — так сильно, что мое дыхание сбивается. Он утыкается лицом в изгиб моей шеи, жадно и глубоко втягивает запах кожи. Чувствую горячее прикосновение его губ.
— Ты с ума меня сведешь, моя Золушка, — его голос звучит так, словно Царевичев пробежал стометровку и ему не хватает кислорода. Вместе с тем в его тоне проскальзывает и нетерпеливая радость. — А знаешь, что с тобой может сделать свихнувшийся и озверевший от недо… неудовлетворенный босс?
Я украдкой улыбаюсь.
— Съесть? — а всё внутри таки трепещет от нежности к нему.
— Хуже!
Не знаю, что на него находит, но он внезапно всерьез начинает тискать меня и покусывать везде, куда дотягивается. Задыхаясь от щекотки и смеха, я рьяно отбиваюсь.
— Перестань! Фу, нехороший босс!
Он замирает и опасным тоном спрашивает:
— Что ты сейчас сказала?
— Ничего! — поспешно открещиваюсь я.
— Ты считаешь, что я похож на твоего эрдельтерьера Люси и мне можно раздавать собачьи команды?
— Ни в коем случае! — я делаю очень серьезное лицо. — Ты совершенно не похож на Люси. У него четыре ноги, а у тебя всего две. И зубы покороче. Кроме того, твой слух и нюх оставляют желать лучшего, потому что у собак…
— Катя, я тебя люблю.
У меня перехватывает дыхание.
— Что.
Ушам своим не верю. Может, я сегодня до сих пор не проснулась и потерялась в какой-то прекрасной фантазии? Потому что чудеса происходят в моей жизни сплошной чередой.
Настюша будет теперь в безопасности под моей опекой. Папа талантище и скоро у него будет крутая выставка для странных богатых чудиков, обожающих страшилки вместо нормальных картин. И… Царевичев только что признался мне в любви.
Признался в любви. Ко мне.
Не могу вымолвить ни слова, только сижу вся растрёпанная на его коленях с глупо приоткрытым ртом и недоверчиво взираю на него.
Никто и никогда ещё не признавался мне в любви. Бывало, мужчины клеились на работе и часто звали на свидания, но я избегала их, как огня, помня о своей ответственности перед Настюшей. У меня просто физически не было времени заниматься флиртом и ходить на свидания. И жила я по одной и той же суровой схеме: дом-садик-работа, работа-садик-дом. И меня всегда больше занимали приземлённые мысли о том, где бы заработать ещё денег честным трудом, нежели мечты кому-то понравиться и завести семью.
Лихорадочно облизываю пересохшие от волнения губы. Сердце колотится так, что вот-вот выпрыгнет из груди.
Сейчас я тоже скажу ему. Вот прямо сейчас. Только храбрости наберусь. Потому что это очень важные для меня слова.
Царевичев наблюдает за мной с внимательным прищуром, словно вычисляя что-то, и вдруг я замечаю, что он держит пальцы у меня на запястье.
Одну секунду смотрю вниз, а потом неожиданно для себя озвучиваю интуитивную догадку:
— Ты что, считаешь мой пульс?
— Я хочу почувствовать твое отношение ко мне без слов, — поясняет он туманно.
Я смущённо отбираю руку.
— И как, получается?
— Тебя очень волнует мое признание. Это приятно, — Царевичев бережно обхватывает мое лицо ладонями и говорит серьезно: — Хотелось бы ещё услышать, что мои чувства взаимны. Но пока что я не настаиваю.
