— Отравиться не боитесь? — раздался позади неё знакомый голос, — это не кофе, а раствор цианида.
Она вздрогнула и обернулась, во все глаза глядя на Северинцева, который отодвигал соседний стул:
— Вы позволите?
Нара кивнула и закашлялась — кусочек шоколадки попал не в то горло. Видимо, от крайней степени удивления.
Он аккуратно похлопал её по спине:
— Не спешите, барышня. Никто у Вас шоколад не отнимет. А то задохнётесь ещё, не хотелось бы терять столь ценного работника.
«Не иначе в лесу что-то крупное сдохло, — прокашлявшись подумала Нара, — он со мной разговаривает! Охренеть!»
А Северинцев продолжал как ни в чём не бывало:
— Как спасительница котят поживает? Нога не болит?
— Хорошо. Спасибо, — просипела она. Горло всё ещё саднило.
— Вы меня боитесь?
— Нет.
— И правильно. Я добрый. Иногда.
— Вы не сердитесь на Машу. Она не хотела. Честно!
Профессор вертел в руках бутылку неоткрытой минералки.
— Не сержусь. Вы её родственница?
— Подруга. У неё никого нет, кроме бабушки. Да и та вечно её обижает.
— Я знаю.
— Знаете?
— Я был дружен с её отцом в студенческие годы.
Нара честно попыталась представить Северинцева студентом, но фантазии не хватило. И тут ей на ум пришла совершенно дикая мысль, но она всё же её озвучила:
— Александр Николаевич, а вы не могли бы похлопотать за Машу? — поражаясь собственной храбрости, спросила она.
— В смысле?
— Понимаете, она хочет устроиться к нам на работу. Санитарочкой. А кадровичка сказала, что мест нет, хотя я точно знаю, что в детское требуются.
— Разве она не студентка?
— Нет, баллов не добрала. Но на следующий год обязательно будет пробовать снова.
— С бабушкой она не ладит, значит.
— Угу. Она теперь у меня жить будет. Бабка ей разрешила. Сказала, чтобы катилась на все четыре стороны. Вы ей поможете? — Нара умоляюще посмотрела на него.
— Хорошо, — он встал, так и не откупорив бутылку с водой, — я поговорю с заведующим реанимации. Завтра вы стоите со мной на пентаде Фалло. Я уже вписал вас в план. Всего хорошего.
— До свидания, — пробормотала Нара ему в спину.
* * *
Следующим в плане стояло шунтирование, что для профессора было проще, чем семечек пощёлкать. Моясь на операцию, он размышлял о том, какого чёрта его понесло в буфет. Здешнюю кухню Северинцев терпеть не мог, и уж если ему удавалось вырваться на обед, он предпочитал небольшой итальянский ресторанчик на соседней улице. Просто, выходя от Волкова, он заметил идущую по коридору Нару и неосознанно пошёл за ней. Стоп. Неосознанно ли? Это стоило обдумать.
Вопреки местным сплетницам, монахом Северинцев никогда не был и плотских удовольствий не чурался. Но он не мог завести длительные отношения с женщиной из-за постоянной загруженности. Или не хотел. К тому же у него было негласное правило — не заводить интрижек на рабочем месте. Не то чтобы он очень дорожил своей репутацией, чужое мнение его интересовало меньше всего, но дополнительный раздражитель, когда требовалась предельная концентрация, ему был без надобности.
Неудавшаяся семейная жизнь сказывалась опять же. Уехав после окончания института в Питер, гуляя по паркам Петродворца, он познакомился с симпатичной девушкой Леночкой. Девочка была серьёзной, и первое время они просто гуляли, держась за руки, посещали музеи и кинотеатры, причём девушка категорически отказывалась смотреть фильмы в последнем ряду. Строгая Леночка ему понравилась, и уже через неделю он думать ни о чём не мог, кроме того, как затащить её в койку. Поэтому, когда через месяц Леночка сдалась, он был на седьмом небе от счастья.
Страсть, ударившая ему в голову, мешала трезво оценить ситуацию, недотрога-Леночка быстро вошла во вкус новых отношений. И поначалу они использовали любую свободную минуту, и все подходящие для этого поверхности, чтобы побыть вместе. Так что женитьба на Леночке ничуть не испугала его, а когда в голове немного прояснилось — на безымянном пальце уже сверкало обручальное кольцо.
В придачу к жене, он получил ещё и тёщу, которая совала нос куда надо и не надо, включая постель, и его новоиспечённая супруга ничего не имела против. Более того, она выполняла все советы маменьки и жизнь Северинцева превратилась в кошмар. Леночка почему-то решила, что замужество даёт ей право не работать, переложив почётную обязанность по зарабатыванию денег на плечи мужа. Добро бы ещё домом занималась! Так нет, приходя домой после суточного дежурства, Северинцев заставал «любимую» упоённо болтающей по телефону с мамой или подругой, посреди бардака и в неубранной постели. В холодильнике, как обычно, были только обожаемые Леночкой пироги, принесённые опять же от мамы, которых лично он наелся до конца жизни. Такая пироговая диета не прошла даром для Леночкиной фигуры, и десять лишних килограммов осели на её боках уже через полгода. Это было последней каплей — толстух Саша терпеть не мог и его страсть погасла быстрее задутой спички. А то, что настоящей любви к Лене никогда и не было, он понял, едва отгремел марш Мендельсона. Тратить свою жизнь на нелюбимую, более того, нежеланную женщину, Северинцев не собирался, и уже стал было паковать чемоданы, но Леночка торжественно объявила ему о своей беременности. Нашла, кому по ушам ездить! Недоверчивый от природы Саня потащил её к врачу, где с Ленкой случилась истерика и она призналась, что это мама её подучила. Приехав к тёще, он закатил ей грандиозный скандал, высказав всё, что накипело за год брака, и сдав с рук на руки зарёванную супругу, хлопнул дверью, сказав, что подаёт на развод. На следующий день его сосед по общежитию привёз Леночке ключи, а Северинцев, получив через месяц развод, постарался забыть семейную жизнь как страшный сон.
С тех пор он избегал любых разговоров на брачную тему, подбирая себе адекватных подруг, не стремящихся тут же окольцевать его, а потом и вовсе ушёл в науку.
И вот сейчас, разглядывая через стекло Нару, раскладывающую на стерильном столе инструменты, он видел не операционную сестру, одетую в мятый бесформенный и потемневший от бесконечных автоклавирований халат, в шапочке-шарлотке, полностью скрывающей волосы, и маске, из-под которой блестели только зелёные глаза. А ту вчерашнюю женщину — босоногую и растрёпанную, в цветном шёлковом халатике, такую трогательную и милую.
Он видел её всего лишь несколько секунд, но цепкий взгляд хирурга отметил и стройные ножки, и крепкую грудь, и неплохую фигурку. Она не была чересчур худой, но и лишнего жира тоже не наблюдалось — всё было при ней, именно так, как он любил. И картинка эта настолько врезалась ему в память, что даже вызвала этот странный яркий сон про ангела, заставив испытать несколько приятных мгновений, после которых у него вроде даже сил прибавилось.