— Да, конечно, Артём, задавай, — спокойно ответила за меня преподаватель, сложив на коленях пальцы в крепкий замок.
— В какой комнате живешь, Милка? — без единой капли стеснения бросил вопрос прямо в лоб, наплевав на порядочность и всех окружающих. Я, честное слово, даже опешила от такой наглости и, признаться, даже слегка растерялась, поэтому промолчала.
Да и не только я, тут даже химичка выпала в нерастворимый шокирующий осадок, поэтому на какое-то время повисло неловкое молчание, в котором проскальзывали редкие противные шепотки. Я чувствовала, как ко мне приковано внимание практически всего отряда, видимо ожидая ответ, но я сидела и молча сверлила недоделанного сердцееда притупленным взглядом. А он так же пристально пялился на меня, сверкая лукавым блеском в глазах, словно в них в этот самый момент зарождался азарт.
«Даже не старайся. Тебе тут не обломится!» — отправила ему безмолвное послание, стараясь как можно яснее выразить его у себя на лице.
И так меня захлестнуло раздражение, что внутри все забурлило, разве что пар из ушей не повалил. Если бы не химичка, я бы ему сейчас одним пальцем свой номер комнаты продемонстрировала. Средним.
Я думала, тут один мой гневный взгляд должен был сработать вместо тысячи слов и заставить его перестать даже думать в мою сторону, но этого наглеца, кажется, моя злость только забавляла. Потому что он отчего-то слишком громко и весело хмыкнул, глядя на меня с неприкрытым высокомерием и упорством.
— Я так понимаю, вопросов больше нет? — Лариса Романовна пробежалась по остальным притихшим ученикам взглядом, игнорируя глупый вопрос Артема, и, махнув рукой, дала указку. — Следующий! А тебя, Шолохов, если я ещё раз замечу в женском крыле, заставлю надеть платье! И в туалет за ручку водить буду.
Глава 6
Оставшуюся часть этого представления я провела в собственных мыслях, прибив непослушный взгляд к полу. Честно признаться, выступления остальных ребят слушала фоном и, конечно же, никого не запомнила. Но это не так огорчало, как то, что в моем отряде не оказалось моего одноклассника — Егора Уткина, который, как и я, прибыл сюда по подарочной путевке от мэра. Думаю, нам обоим было бы комфортней держаться вместе и чувствовать друг от друга поддержку в незнакомой среде. Но были и приятные новости. Виталины Заливиной среди присутствующих тоже не нашлось.
Но, по одной из непроверенных информаций, в лагере (пока не прибыло пополнение), было всего два одиннадцатых класса, и располагались они в одном корпусе. Отсюда следовал вывод, что Уткин вместе с Заливиной поселились этажом выше, потому что весь первый этаж занимали хозяйственные помещения, комнаты самоподготовки и гардероб.
После последнего представившегося, эстафетный теннисный мячик перекатился обратно в руки Ларисы Романовны, и она, завершив собрание, приказала всем одеваться, спускаться на крыльцо и строиться на обед.
Да-да, именно строиться! Как и требовалось в ясельной группе детского сада «Василек», «Ручеек», и не только.
Честно говоря, парами я перестала ходить ещё в начальной школе и было мало желания на виду у всего лагеря передвигаться строем, подкинув остальным повод для насмешек. Но так же я понимала и то, что отряд получил это наказанье не без моего внушительного вмешательства. Поэтому, даже не обсуждая указание педагога со своей новой подругой, послушно поплелась к гардеробу.
Наш гардероб с верхней одеждой был на первом этаже корпуса и приходился сразу на два отряда. Поэтому было неудивительно, что в обеденное время туда разом ломанулись все одиннадцатиклассники, устроив там настоящую давку. Говорить про то, что мы с Катей тут же потерялись в этой плотной куче, думаю, не стоит. Я кое-как пробралась к своему шкафчику, быстро достала от туда верхнюю одежду, сменку и варежки, и, зажав все это подмышкой, выбралась на свободу, чтобы спокойно одеться в стороне, не мешая остальным.
На мою удачу нашлась даже свободная лавка и, свалив на неё все свои вещи, я в спешке принялась собираться на улицу. Но не успела даже скинуть с ног балетки, склонившись над мешочком со сменкой, как моя скамейка чувствительно пошатнулась под чьим-то внушительным весом.
— Значит, Алиса? — низкий голос прозвучал ровно и уверенно, с особой узнаваемой хрипотцой. И я, не поднимая головы, с легкостью смогла определить, кому он принадлежал. Наверное, именно по этой самой причине и застыла каменной статуей с сапогом в руках.
Мне показалось, что я долго не могла повернуть голову в сторону собеседника, надеясь придумать какие-нибудь пути отхода от условного противника, но, выдержав длинную паузу, все-таки выдохнула. Закатив глаза, разогнулась и равнодушно посмотрела на парня, убедившись окончательно в своей догадке.
Ну просто чудеса интуиции! Да я и не сомневалась, сразу почувствовав именно его присутствие всеми нервными окончаниями.
Он! Опять Он! С дерзким расслабленным взглядом и поганой ухмылкой.
— А тебя, значит, помиловали? — отвернувшись, отбила я вопросом на вопрос и с силой дернула собачку молнии на сапоге.
— Ну, это как посмотреть, — ответил не глядя, протянув для приветствия руку незнакомому парню, проходящему мимо нас.
В раздевалке по-прежнему толпился народ, кто-то спокойно переодевался, кто-то метался по коридорам в поисках свободной поверхности для того, чтобы сгрузить свои вещи, а кто-то громко беседовал, радуясь встрече со своими знакомыми. И, как выяснилось, у Шолохова таких знакомых здесь было огромное количество. Потому что даже за то короткое время, которое он сидел возле меня, с ним поздоровался почти каждый проходящий мимо нас ученик. И ещё неизвестно сколько девчонок издали кокетливо помахали пальчиками.
Я не следила. Правда.
Но трудно было не заметить излишнего внимания в нашу сторону и ехидных шепотков, которые отмечались по всем фронтам, поэтому я почти незаметно отодвинулась на другой край скамейки, продолжив одеваться и полностью игнорировать присутствие популярного парня. Получалось, конечно, слабо, потому что сложно делать вид, что ты не замечаешь человека, который очень явно и открыто на тебя пялится. И это бесило больше всего. До жжения на щеках. И до неприятного холода в животе.
Желание было лишь одно — поторопиться и смыться к чертовой матери, но, как на зло, нигде не могла найти свою шапку.
— Вообще-то я рассчитывал на благодарность, — вновь отозвался мой собеседник, любезно протянув мне мою пропажу.
— За что? — сухо спросила, не показав своего удивления, и продолжила нервно щёлкать клепки на пуховике.
— Хотя бы за то, что я помог тебе остаться в лагере.
— А я тебя об этом не просила! — твердо ответила, стойко продолжив игнорировать его присутствие взглядом, и, подхватив свой мешок со сменой обувью, припустила к свободному зеркалу, чтобы выправить из под шарфа длинные волосы, но мне нагло перегородили дорогу.
В нос тут же ударил уже знакомый манящий парфюм с запахом свежести и прохлады.
Господи, да от него же голову потерять можно. От парфюма, в смысле! Я чуть было глаза не закатила от удовольствия, но тут же опомнилась, мысленно зарядив себе хорошую оплеуху.
— А меня не нужно просить о помощи, Милка. Таким красивым куколкам я готов оказывать ее вне очереди.
Нет, вы поглядите! Мама дорогая! Такие подкаты, конечно, лучше запатентовать. Очень оригинально. Я прямо растаяла.
Я задумчиво закусила губы, продолжив сверлить этого несчастного Казанова яростным взглядом и озвучила свои мысли вслух:
— Раз так, — как можно шире натянула улыбку. — Тогда помоги мне решить одну проблему, как раз по твоей части. Надеюсь, ты понимаешь, о чем я?
— Теряюсь в догадках, — как всегда с кривой ухмылкой и с насмешливым взглядом, предвкушая победу.
— А здесь все просто. У меня проблема одна. И это ты! — хмыкнув, невозмутимо пожала плечами. — Сделай милость, отвали! И вообще, было бы неплохо, если бы ты прямо сейчас бесследно растворился в воздухе!
