Ознакомительная версия.
Феминисткой мама стала считать Дарью с тех пор, как та прогнала из квартиры последнего кавалера. Было это страшно давно и совершенно правильно, так как Станислав, работавший в банке и сильно много о себе воображавший, сразу вознамерился расставить точки над «i» и указать барышне ее место. А именно: Даша должна была стать домохозяйкой, бросить работу и заняться обслуживанием мужа. Нахальный Стасик так и заявил: предназначение женщины – служение мужчине. Если б он не начал впадать в такие крайности, Дарья, возможно, еще бы и потерпела, но становиться жрицей при сомнительном храме – нет уж, увольте! Поэтому Стасику вежливо, но твердо указали на дверь. Самое смешное, что в период ухаживания никаких программных требований, предвещавших столь плачевное развитие событий, банкир не выдвигал.
Все же правильно говорят умные люди: рыцарь, завоевавший принцессу, сразу после победы сбрасывает латы и превращается в мужлана, почесывающего пузо, расшвыривающего носки и понукающего любимую, как колхозную лошадь. Но стоит только даме сердца тоже расслабиться, развязать корсет, вынуть пуш-ап из декольте и смыть макияж, как мужлан либо начинает предъявлять претензии, либо торопливо втискивается в латы, садится на коня и скачет охмурять новых принцесс.
Мужик уверен, что он непременно должен быть главным, даже если он мало зарабатывает, плюгав, не особо умен и не мачо в постели. Первичные половые признаки позволяют ему, вопреки логике, считать себя центром вселенной, вокруг которой должен крутиться мир женщины. А уж если он хорош собой, богат или, например, знаменит, то тут и вовсе туши свет. Дама – лишь шелковая трава под копытами его коня, и не более того.
Так или иначе, Дашу такой расклад не устраивал. Она все еще верила в настоящих рыцарей, с учетом современного антуража. Хотя, конечно, тридцать три года – срок серьезный. Это ее напрягало ровно до того момента, пока не появился Марк.
Философский настрой прервал звонок мобильного.
– Дашка, ты только сядь! – заорала трубка голосом Березкиной.
– Сижу, – флегматично изрекла Дарья, ковыряя вилкой салат сомнительной свежести. Она задумчиво принюхалась: вроде ничем противным предстоящий обед не пах, но внешний вид у него был весьма плачевный. «Столичный» она любила, но дома он выглядел иначе.
– Ты только не расстраивайся! – давясь словами, затарахтела Верка. – Я ж тебе друг? Ты мне доверяешь? Ты ж понимаешь, что мы самые близкие люди?
– Что у тебя случилось-то? – Дарья отодвинула салат, решив не рисковать. Ну его, не хватало еще отравиться. А вдруг они вечером с Марком мириться будут? Хотя… Они ж не ссорились. Или ссорились? А как вообще можно назвать ту странную натянутость в отношениях, которая звенела между ними тонкой струной, готовой вот-вот лопнуть? И не просто лопнуть, а еще и дать по лбу, согласно законам физики.
– Не у меня, – огорошила ее Березкина, – к сожалению, не у меня!
– А почему «к сожалению»? – только и смогла выдохнуть Даша, судорожно перебирая в мозгу варианты: родители, пожар, потоп?
– Неправильно формулируешь вопросы, – тянула Верка, за что тут же и получила.
– Березкина! – прошипела Даша в трубку. – Если бы я была рядом, я б тебя прибила! Ты мне сейчас столько нервных клеток одним ударом изничтожила, что на полжизни хватило бы! И, между прочим, они продолжают отмирать! А нервные клетки, чтоб ты знала, не восстанавливаются! А ну быстро говори, что у меня случилось!
– Я не могу сразу, будет непонятно!
– Слушай, ты, бабка-сказочница! Давай суть!
– У Марка машина и баба! – выпалила Березкина.
– Чего ты несешь? Нет у него машины! И откуда ты можешь знать про его бабу? И вообще, ты пьяная, что ли?
– Говорила же: если суть, то будет непонятно, – обиженно забубнила Вера. – Давай я с начала начну.
– Давай, – с трудом выговорила Даша. Она вдруг ощутила, как сердце поднялось куда-то к горлу, а потом, разбившись на кучу маленьких сердечек, запульсировало в руках, ногах и животе. Она не хотела ничего знать, потому что уже все понимала, все чувствовала, словно находилась у палаты смертельно больного, которого никак не могла отпустить.
– Я по порядку, не перебивай. Мне тоже тяжело. Я все думала, как лучше: сказать или нет? Это ж тоже тяжело принимать такое решение. С одной стороны – не мое дело. С другой – как не мое? А с третьей – раз я об этом узнала, это же не просто так. Значит, кто-то свыше не хочет, чтобы это оставалось тайной. Ведь я твоя подруга, и они там рассчитывали, что я до тебя это донесу. А я…
– Верка, ну пожалуйста…
– Все-все. Короче. У меня сегодня клиент, страхование квартиры, возмещение ущерба, гражданская ответственность…
– Березкина!
– Да это все к делу относится! Не перебивай. Я и так с трудом формулирую. В общем, я приехала тут по адресу, все сделала, дядька такой приятный, сдачу не взял, – она осеклась, услышав угрожающее сопение Дарьи, и быстро перешла к основной части. – А внизу, у дома, ресторан. Дорогой, зараза. По вывеске видно. Я еще постояла, думаю, зайти – не зайти. Все-все, перехожу к делу, ты ж должна знать все детали, иначе опять будет непонятно!
Теперь Даша понимала, что не зря некоторые носят с собой корвалол или нитроглицерин. Сейчас бы ей к чаю вместо булочки очень пригодилось что-нибудь от сердца. Дурнота подступала, сжимая виски, стискивая горло и заставляя сердце бешено колотиться во всех местах сразу.
– Так вот, стою я такая, размышляю… вдруг чувствую – что-то знакомое. А район-то вообще чужой, я там первый раз в жизни. Гляжу – Марк! Выходит из этого дорогущего ресторана с девицей. Не, с теткой! Такой, знаешь, лет под сорок, но молодящаяся, выглядит на все сто!
– На сто лет? – едва не падая в обморок, уточнила Даша.
– К сожалению, нет. На сто процентов, на сто баллов. На сто тысяч долларов! В общем, ухоженная, при деньгах явно. И они идут такие, воркуют, после чего он сажает ее в машину. Такой, знаешь, роскошный джип, разрисованный тиграми.
– Да нет у Марка никакого джипа!
– Погоди ты! Это и не его. Он ее на водительское место, такой, подсадил галантно, дверь захлопнул. И она поехала. А он пошел, сел в какую-то иномарку и поехал следом! Причем сел тоже на водительское место!
– Ну, может, у него подработка какая-то. Верка, нет у него машины.
– Может, и подработка, – с сочувствием согласилась Березкина. – Только он эту бабу целовал еще. В щечку, правда, но как-то так, знаешь… Я аж вспотела. Сцена была почти эротическая.
– Это тебе от длительного отсутствия мужика эротика везде мерещится, – еле выговорила Даша. На нее вдруг навалилась такая усталость и апатия, словно она вот сию минуту заболела гриппом. И не было сил даже поднять кружку с чаем, хотя в горле пересохло и отвратительно шкрябало. К глазам подступили слезы. Она могла придумать тысячу объяснений и миллион оправданий и цепляться за них, как тонущий жучок за соломинку. Но в душе Дарья уже все поняла. И почти приняла. Но крошечная, мизерная надежда еще оставалась. А вдруг…
Ознакомительная версия.
