– Сады Борджиа.
Водитель равнодушно пожал плечами и включил зажигание.
Сидя на заднем сиденье, Сирина жадно разглядывала проносившиеся за окном знакомые улицы, площади города, притягивавшего ее к себе как магнит. Она вновь ощутила себя ребенком, волосы ее растрепались – ими поигрывал мягкий ветерок, врывавшийся в салон через приоткрытое окно, глаза широко раскрылись. Впереди уже виднелась виа Витторио Венето, и очень скоро показались темные пространства садов с освещенными кое-где прогулочными дорожками, цветочными клумбами, едва видневшимися в темноте. Внезапно до нее дошло, какие странные мысли могли прийти в голову водителю. Сады Борджиа в девять-то часов вечера? Сирина старалась не думать об этом. Отсчитав водителю деньги за проезд, откинула с плеч волосы, подхватила свой чемоданчик и вышла из машины. Глубоко вздохнув, она не спеша пошла вперед, словно единственное, что занимало ее, – это желание насладиться красотой Рима.
Сирина шла по поросшим травой дорожкам парка, поглядывая на велосипедистов, проносившихся мимо, на женщин, прогуливавших собак, на играющих повсюду детей. Было уже поздно, но стояло лето, война закончилась, к тому же завтра не нужно идти в школу. Повсюду царила какая-то праздничная атмосфера – люди улыбались, смеялись, и так же, как и во всех странах Европы, группами прогуливались молодые американские солдаты. Одни из них шли со своими подружками, беседуя и смеясь, другие старались познакомиться с проходящими мимо молоденькими женщинами, помахивая плитками шоколада, шелковыми чулками и пачками сигарет. Молодые люди говорили, наполовину шутя, наполовину всерьез, и почти всегда получали в ответ добродушную улыбку или приглашение. Даже отказы были доброжелательными, но только не от Сирины. Когда к ней приблизились два солдата, лицо ее сделалось каменным и она посоветовала им оставить ее в покое.
– Пойдем, Майки. Ты же слышал, что сказала дама…
– Да, но ты хоть разглядел ее?
Тот, который пониже ростом, свистнул, когда Сирина быстрым шагом прошла мимо в направлении виа Венето и смешалась с толпой. Эти заигрывания не представляли никакой опасности. Просто она была симпатичной девушкой, а солдатам нечем заняться, к тому же это был Рим.
– Сигарету, синьорина?
Еще один солдат помахал пачкой сигарет перед самым ее лицом. Они попадались повсюду, но на этот раз Сирина только отрицательно покачала головой. Ей не нравилось, что мундиры заполнили город. Ей не хотелось видеть людей в форме. Ей хотелось, чтобы все было так, как до войны. Но это невозможно, и она отлично понимала это. На каждом шагу встречались шрамы войны. В городе тут и там попадались оставшиеся надписи на немецком, а теперь их заменяли на американские указатели. Итальянцы вновь оказались оккупированными.
Сирине сделалось грустно. Когда-то она приходила в сады Борджиа поиграть… Иногда Сирина бывала здесь с матерью. Время от времени она и красавица мать в огромной шляпе и с чудесными смеющимися глазами, смех которой звучал как колокольчик, пускались в интересные приключения… Сирина закрыла лицо руками. Ей не хотелось больше ничего вспоминать. Но призракам, преследовавшим ее последние годы, теперь незачем отправляться за ней в далекие земли. Она сама пожаловала к ним в гости.
Сирина безотчетно свернула к фонтану ди Треви и остановилась, зачарованная им. Несколько минут она стояла неподвижно, опершись на ограду, наблюдая за струями воды, чувствуя свежесть ветерка, наполненного брызгами. Затем, медленно приблизившись к фонтану, Сирина бросила в него монету. Улыбнувшись, она неторопливо направилась дальше по виа дель Тритоне к собору Варберини, где долго стояла, раздумывая, куда идти дальше. Было почти одиннадцать вечера… Сирина вдруг поняла, что ей негде ночевать. Нужно отыскать какой-нибудь отель, пансионат… Но пока она решала, куда идти, ноги, казалось, уже выбрали направление. Когда Сирина поняла, где оказалась, ей стало не по себе.
Крошечная часть сознания советовала отдохнуть, подождать до утра. Ведь у нее был такой долгий и утомительный день… Но неожиданно для себя Сирина решилась. Она знала, куда ей идти, и никакая усталость уже не могла помешать попасть к знакомому дому на виа Юлия. Сирина должна его увидеть, хотя бы на миг! Делая последний поворот, она почувствовала, как быстрее забилось сердце, шаги сами собой ускорились. И вот, освещенный уличными фонарями, за деревьями показался фасад дворца из мерцающего белого мрамора, с высокими французскими окнами и балконами… Нижние этажи и широкие мраморные ступени, начинавшиеся от самых парадных ворот, скрывались за высокой оградой… Этот шедевр архитектуры окружали бесчисленные клумбы и газоны.
– Боже мой… – едва слышно прошептала Сирина. В темноте казалось, что с домом не произошло никаких перемен, что все осталось таким, каким было прежде. Казалось, сейчас из окна покажется знакомое лицо и отец выйдет из дверей дворца с сигарой подышать воздухом и покурить. Матери Сирины не нравилось, когда он по ночам курил сигары в спальне, поэтому время от времени ему приходилось отправляться на прогулку в сад. Просыпаясь по ночам, Сирина – тогда еще маленькая девочка – нередко видела, как отец курил в саду. Она и сейчас бессознательно пыталась отыскать его силуэт в ночном мраке. Но разумеется, никого не было, окна дома закрыты. Сирине представилось, как дядя спит здесь, в этом доме. И уже от одной мысли, что он может находиться там, внутри, у нее пропало всякое желание видеть его, бороться с ним… Какое это имеет теперь значение?
Сколько раз в мечтах Сирина представляла себе, как окажется перед родным домом… Она никак не могла оторвать от него глаз, не в силах ни приблизиться, ни уйти, ни шевельнуться. Нет, ближе она не подойдет. Теперь мечты закончились.
Сирина медленно повернулась, не зная, как быть, глаза ее наполнились слезами, но голова горделиво откинулась назад. Продолжая держать в руке свой чемоданчик, Сирина различила в темноте фигуру женщины, стоявшей у ворот и внимательно наблюдавшей за ней. На ее массивные плечи была накинута шаль, волосы стянуты в пучок… Когда Сирина наконец повернулась, собираясь уйти, женщина вдруг бросилась к ней, издав пронзительный крик и вытянув вперед руки. Шаль соскользнула с ее плеч и упала на землю. Женщина стояла перед Сириной, дрожа всем телом, с влажными от слез глазами, протягивая к девушке руки.
Сирина застыла от удивления, но, вглядевшись в изборожденное морщинами лицо, радостно вскрикнула и, разразившись рыданиями, обняла старую женщину. Перед ней была Марчелла, последняя служанка, жившая с бабушкой в Венеции… И вот совершенно неожиданно она оказалась здесь, в их старом доме в Риме. Старуха и юная девушка стояли, крепко обнявшись, боясь отпустить друг друга хотя бы на миг из объятий или из воспоминаний, бывших для них общими.
