Ирина ласково скользнула ладонями по гладкому рулю, легко вскочила в седло.
Поехали! С ветерком!
Как приятно слушать ровное рычание мотора!
Умница, Мотя! Помогла хозяйке. Сама выехала навстречу и дорогу показала…
Как Ирине было страшно отправляться на твои поиски… И как теперь смешно! Почему страшное чаще всего смешным оборачивается?
Хорошо, что теперь эти сволочи больше не сунутся к Петьке! Теперь они будут дрожать за свою шкуру… Будут зализывать раны…
Как смешно, что здоровенный амбал, поднявший руку на ребенка, боится до смерти свою старенькую бабушку…
Бывают же парадоксы в жизни!
И нервное напряжение разряжается открытым, жизнерадостным смехом.
— Ха-ха-ха…
Ветер относил ее голос назад… Ирине не слышно саму себя… Она мчится на бешеной скорости…
Я справилась! Я одна… Я сумела! И теперь я плюю на любую опасность! И смеюсь над ней… Ха-ха-ха… Ха…
И смех оборвался…
Владимир с трудом вытряс из рыдающего Петьки признание.
И хотя он был храбрым человеком, но волосы поневоле зашевелились от ужаса…
Ирина! Чертовка! Полезла на рожон! Ее надо спасать!
Смертельный страх за ее жизнь дал когда-то толчок его чувству к ней, пробудил казавшуюся угасшей способность любить…
И такой же страх заставил теперь сбросить ненужную, надуманную шелуху непонимания, ревности, оскорбленного самолюбия… Страх освободил, пробудил с новой силой эту любовь.
Главное, чтобы она была жива! Остальное мелко и ничтожно!
Он затолкал Петьку в машину, и тот с несчастным, перепуганным видом замер на заднем сиденье, чувствуя себя виноватым в грозящей Ирине опасности…
Все-таки Ирина и Владимир были в чем-то похожи. Она сначала действовала, а потом раздумывала — и он тоже сперва понесся по московским улицам на полной скорости, а потом уже стал уточнять у Петьки, куда, собственно, следует держать путь.
К счастью, он прекрасно знал Подмосковье, поэтому на сбивчивый Петькин рассказ отреагировал моментально:
— Не Загорск, а Загорянка. Там поворот с Медвежьих озер. И воинская часть есть. У Розенбаума в Загорянке дача.
Им не пришлось блуждать и путаться, как Ирине, — они ехали наверняка.
Как раз мимо промелькнул высокий бетонный забор воинской части, и Владимир подумал, что надо бы притормозить и расспросить прохожих о парнях на мотоцикле…
Он уже приготовился нажать на тормоз, но замешкался, поправляя сползающий с ноги домашний шлепанец…
И тут из проулка вылетела огненная молния… Ярко-красное пятно с трепещущими на ветру рыжими сполохами мелькнуло перед глазами…
Владимир в последний момент машинально вдавил педаль тормоза до отказа.
Он еще ничего не успел понять, да и предпринять что-либо вряд ли успел бы, потому что раздался оглушительный визг, скрежет… огненное пятно метнулось наперерез… И раздался удар.
Слава Богу, что за долю секунды до столкновения Владимир сумел вывернуть до отказа руль. «Сааб» вильнул, скатился с узкой дороги и затих на обочине.
А перед глазами снова возникла картина, которую Владимир так старался забыть: мигающий глазок светофора… и залитый кровью мотоциклист на асфальте… Вернее, мотоциклистка… Сошедшая с полотен Возрождения… разметавшая по грязной мостовой свои золотые волосы…
Кажется, он закричал…
Или это кричал Петька, вцепившийся в подголовник его кресла? Пронзительно, с леденящим душу ужасом… прямо в ухо…
— Стой! Сто-ой! — отчаянно верещал он, хотя машина и так уже стояла…
Владимир пулей выскочил из кабины и бросился к месту столкновения, ожидая увидеть самое страшное.
Ослепительное солнце резануло по глазам после тенистого полумрака деревенской улочки…
И это солнце вдруг резко увеличилось в размерах, стремительно надвинулось на нее огромным золотистым шаром…
А она летела прямо на него, как глупый, безрассудный мотылек к огню, чувствуя, что сейчас сгорит…
Солнце поглотило ее…
Оно оказалось не обжигающим, а жестким и холодным…
Ирина зажмурилась, отчаянно вцепилась в рукоятки руля… и полетела прочь от него, преодолевая его гибельное, неотвратимое притяжение.
Лежащая на боку «хонда»…
Солнечные блики, отражающиеся от блестящего металла…
Длинная темная извилистая черта тормозной полосы…
Ирина…
Она сидела посреди дороги и внимательно рассматривала правую коленку. Ярко-красная майка обтягивала плечи, а рыжие волосы спутанной гривой падали на лоб, мешая смотреть…
Ирина откинула их тыльной стороной ладони и, прищурившись, глянула на Владимира.
Он стоял против света, и после слепящего солнца его фигура казалась ей просто расплывчатым темным пятном.
— Черт… — как ни в чем не бывало сказала она. — Джинсы порвала…
Лихачка! Сумасбродка! Сорвиголова!
Владимир, не помня себя от радости, подхватил ее, приподнял над землей, прижал к груди…
— Иришка… Солнышко… — бессвязно бормотал он. — Ты жива…
— Конечно, жива, — удивленно сказала она. — Осторожнее, я локоть содрала…
Он нашел этот поцарапанный локоток и покрыл его поцелуями…
— А почему ты в домашних тапочках? — спросила Ирина. — У тебя здесь дача?
Вместо ответа Владимир молча взял ее на руки и понес к машине.
Почему я не удивляюсь? Словно все происходит именно так, как должно быть… Только позже на полгода…
Это судьба немного ошиблась, поторопилась столкнуть нас на роковом повороте в День смеха, в тот день, когда мне исполнилось ровно двадцать…
Это просто насмешка… Шутка такая… Судьба любит подшутить над людьми…
Или же фортуна все рассчитала верно, а это мы, глупцы, не поняли сразу, для чего она свела нас в одно время и в одной точке?
Нет… Я не должна была лежать, как гусеница в коконе, в этом противном гипсовом саркофаге. И ни крови, ни боли, ни разочарований не должно было быть…
Первого апреля мне было предназначено просто ушибить коленку. А светловолосому великану надо было просто выйти из машины, подхватить меня на руки и понести… Так, как сейчас…
И все было бы решено сразу — раз и навсегда…
А может быть, это у меня в голове все перепуталось… И за те мгновения, пока я летела навстречу золотому огромному солнцу, мне показалось, что прошло целых полгода. А на самом деле сегодня первое апреля, и я именинница, и столкновение оказалось роковым в самом лучшем смысле этого слова…
Да, это мой подарок на двадцатилетие, щедрый, царский, великолепный…
