Она раздраженно схватила с полу саронг и облачилась в него. Для того чтобы нанести ему последний, заключительный удар, необходимо быть полностью одетой, потому что, когда она это сделает, ей, возможно, придется спасать свою жизнь бегством.
– Во-первых, можете подавиться своим жалким миллионом. Мне не надо ваших клятых денег. Я никогда не совершала и не собираюсь совершать подобных сделок. Все, чего я хотела, это продать свою игру, честно продать, но вы здорово меня надули. Я прекрасно понимаю, что теперь мне продать ее не удастся. А во-вторых, я не стану унижаться до оправданий перед вами, глупо в самом деле убеждать в чем-то глухую стену, но зато скажу вам нечто такое, что вы прекрасно расслышите и что по-настоящему вышибет вас из колеи, мистер Софтвер! Вообще-то я могла бы ничего вам не говорить, но, поскольку вы такая мерзкая крыса, мне захотелось посмотреть на ваше личико, когда вы услышите это.
Его взгляд был полон сарказма. Он словно ожидал, когда она наконец уйдет. Джесс удивилась собственной выдержке. Впрочем, нервы у нее были крепкие, и она не боялась, что вдруг в последний момент дрогнет. Он обращался с ней отвратительно, а потому заслужил свое. .
– Итак, я признаю себя виновной во всем, в чем вы меня обвиняете! Ведь вы это хотели от меня услышать, не правда ли? Хорошо, вы это услышали, я признаю свою вину. Я незаконно проникла в вашу компьютерную сеть и украла игру вашего брата. Я знаю относительно вашей компании больше, чем вы сами знаете о ней. И пока я, сидя в уютном кабинете своего отца, рыскала по вашему компьютерному мирку, я придумала, как обезопасить себя от ареста и судебного преследования. Я оставила для вас в Интернете свою визитную карточку. Скоро вы ее получите.
– О Господи, только не это! – внезапно взревел Уильям.
Джесс предвидела его реакцию и была наготове, поэтому, когда он вскочил и кинулся вокруг кровати к ней, она пересекла комнату и, схватив по дороге плетеное кресло, выставила его перед собой, будто защищаясь от разъяренного льва, хоть львом в этой ситуации была она сама. Она никогда не видела его таким взбешенным.
– Вижу, вы прекрасно поняли, что я имею в виду, верно? – Она усмехнулась. – Да, я запустила вирус, причем тошнотворно жестокий[31] вирус в компьютеры Уэбберов. Через электронную почту. Сообщение[32] читается так: «Называюсь вездесущий Рыболов», и ни один человек из всего вашего персонала не в состоянии будет предохранить вашу сеть от осыпания[33]. После сообщения все, что дорого вашему сердцу, рассыплется в прах. Так что, если хотите, можете еще успеть по возвращении домой лично пронаблюдать, как с экранов кровавым конфетти посыплются все ваши фигурки и буковки. Вы разорены, Уильям Уэббер. Это обойдется вам малость подороже, чем жалкий миллион, пренебрежительно брошенный вами же обманутой женщине! Ну, и как вам мой скромный подарочек?
С этими словами она отшвырнула стул и бросилась вон из комнаты, опасаясь за свою жизнь. Она даже не знала, преследует ли ее Уильям, просто слепо бежала, поскальзываясь на темном полированном полу гостиной, а потом веранды.
И вдруг она услышала задыхающиеся всхлипы, подумала даже: неужели это рыдает она сама? Но нет, плач исходил от скрючившейся фигурки, затаившейся за дверями патио.
– Ох, Джесс! – сквозь рыдания выкрикнула Эбби, безуспешно пытаясь хоть немного успокоиться. – Джесс, Джесс, что ты наделала!
Джесс остановилась как вкопанная и смотрела на обезумевшую от гнева и страха сестру. Она все слышала! Haвepное, их ссора с Уильямом разбудила ее и она вышла из спальни посмотреть, что происходит. Сердце Джесс содрогнулось от запоздалого сожаления. Если бы она могла повернуть время вспять и уничтожить эту чудовищную ночь! Да, если б она могла…
– Эбби, послушай, Эбби, – простонала Джесс и попыталась обнять сестру, но та отшатнулась от нее.
– Нет, Джесс, не прикасайся ко мне. Я этого не перенесу. Я слышала все, все, что ты сказала Уильяму. – Голос ее осип от страха и слез. – Ох, Джесс, зачем ты поступила так… так ужасно? Не надо было. Мы бы как-нибудь управились. Ох, папа был бы просто убит, если бы…
И тут, когда сестра упомянула их незабвенного, дорогого обеим отца, Джесс разрыдалась и побежала вдоль веранды.
Когда на следующее утро Эбби пришла на кухню поискать какой-нибудь еды, там появился и Оливер. Кухня представляла собой весьма уютное, сияющее чистотой белое помещение со всеми необходимыми приспособлениями и удобствами. Находясь здесь, трудно представить, что ты на уединенном острове, в маленьком райском уголке, но у Эбби не было сил даже на то, чтобы чему-то удивляться. Она и на Оливера не обернулась, хотя с первой же секунды почувствовала его присутствие. Неужели он в самом деле думал, что после его жестокого разговора с Джесс на вчерашнем ужине она, Эбби, прибежит к нему на причал?
– Здесь, на острове, мы обычно завтракаем фруктами, – первым заговорил Оливер. – Манго, папайя, ананасы. Вы не пришли, как я просил… Я ждал, ждал, а потом появилась Джесс, и я, приняв ее за вас, поцеловал…
– Представляю, как она обрадовалась, – пробормотала Эбби, атакуя огромный ананас острым ножом.
– Дорогая моя, мы с ней поговорили, – тихо сказал Оливер. – Это пытка, пытка и сплошное недоумение! Я просто не мог слышать ее слов о том…
Эбби вскрикнула и посмотрела на палец, уколотый шипом фрукта.
– Вы поранились?
Он тотчас оказался рядом, взял ее руку и поднес к губам, нежно целуя палец. Но Эбби выдернула руку и ответила:
– Ничего страшного. Все хорошо. Но лучше вам самому накромсать эти чертовы тропические колючки.
Отложив нож, она вышла на веранду и села в одно из плетеных кресел, устремив взор в глубину тропического сада. Она все еще чувствовала себя разбитой после этой ужасной ночи. Проснувшись от духоты и какого-то беспокойства, она обнаружила, что постель Джесс пуста, вышла посмотреть, куда та могла деться, и услышала крики и громкую ругань…
Вернувшись, Джесс проплакала весь остаток ночи, до первого луча солнца, проникшего в их комнату.
Эбби действительно слышала часть разговора сестры с Уильямом, но почти ничего не поняла, кроме одного – все очень плохо и очень серьезно. Уильям Уэббер ревел, как лев, разъяренный зубной болью. Слышала она также, как Джесс призналась во всем, в чем ее обвиняли, а потому Эбби, глубоко потрясенная этим, не смогла позже вынести даже прикосновений сестры.
Но потом ее одолели сомнения. Джесс не могла совершить таких преступлений, не могла и все тут. Взять хотя бы то, что она ночь напролет проревела. Будь она преступницей, разве стала бы она так горько рыдать? Да, сестра ее взбалмошна и не всегда отвечает за свои поступки, но то, в чем ее обвиняли, и в чем она сама созналась ночью, она не могла совершить. Что-то красть, потом разрушать нечто, являющееся для кого-то делом всей жизни? Нет, это исключено! Джесс не способна на такие низости.
