У Джосс не было ни малейшего желания выслушивать подобные откровения. Торопливо чмокнув Кейт в щеку, она положила на кровать Сони сладости, припасенные для ее детей, и ускользнула на улицу, где прикованный цепью к фонарному столбу коротал время велосипед (Джеймс купил его в магазине подержанных товаров).
При виде Хью близнецы потеряли дар речи, только таращили круглые глаза, словно он мог в любую минуту раствориться в воздухе. Зато потом они набросились на него с таким яростным восторгом, что объятие превратилось в общую свалку. Это помогло Хью справиться с собственной немотой. Кое-как отбившись, он двинулся в сад, волоча на каждой ноге по мальчику, но там все началось снова, и его щекотали, тузили и мяли, пока он не запросил пощады.
— Ты гостил у Джосс! — обвиняющим тоном сказал Джордж.
— Да вот… заглянул к ней на пару недель, — повинился Хью.
Он схватил обоих в охапку и изо всех сил прижал к груди. Они тотчас перестали барахтаться, только повторяли шепотом: «Папа… папочка… папуля…»
— Ой, он плачет! — сказал Эдвард.
— Ничего подобного! — запротестовал Хью.
— Вот же слезинка!
— Это от радости. Я по вас ужасно соскучился.
— От радости не плачут, а смеются, — объявил Джордж тоном умудренного опытом человека.
— От очень сильной радости как раз плачут.
— А мы плакали от горя, — сообщил Эдвард. — Хотели пойти с Джосс, но Сэнди не пустила.
— Джосс хорошая, правда?
Оба дружно закивали.
— Мне она тоже ужасно нравится, — не совсем искренне сказал Хью. — А теперь — к делу! Ну-ка поцелуйте папу.
Щеки у них были круглые, упругие, горячие и мокрые. Зацелованный чуть не до смерти и до смерти счастливый, Хью решил, что английский подход, пожалуй, не самый лучший и что надо бы переключиться на итальянский, где отцы без всяких обнимают и целуют своих сыновей.
Из дома вышла Джулия с подносом, полным всякой вкусной всячины к чаепитию. Хью поднялся, по-прежнему обремененный своей живой ношей.
— Идите-ка помочь маме.
— Чево-о?! — протянул Эдвард пренебрежительно. — Мальчики мамам не помогают.
— Где ты этого нахватался? — удивился Хью. — Ну-ка, быстро! Возьмите у мамы поднос, поставьте на стол, а когда она сядет, подложите ей под спину подушку.
— Вот еще!
Наступила немая сцена, потом Джулия заметила:
— У нас тут много перемен.
— Если вы сейчас же не начнете помогать маме, я вас отправлю по кроватям, как маленьких.
Надувшись, близнецы потащились к Джулии. Начался перестук толкаемых кружек. Джордж уронил на пол тарелку с печеньем.
— Уронил — собери, — строго сказал Хью.
Мальчик с вызывающим видом прошелся по печенью.
— Ну, как хотите. — Хью подхватил его под мышку. — Будете наказаны, как малолетние хулиганы.
Джордж ударился в рев, к которому тут же присоединился Эдвард.
— Послушай, — встревожилась Джулия, — накажи их как-нибудь иначе, чтобы оставались поблизости от тебя.
— Они и будут поблизости, а меня увидят через окно детской.
Он зашагал через лужайку, неся под мышкой Джорджа, а Эдварда волоча за руку. В доме (то есть вне поля зрения Джулии) рев сменился хныканьем, но Хью неумолимо шел вперед. В детской он подтолкнул каждого к своей кроватке.
— Стыд и срам! — сказал он с возмущением, хотя всем сердцем жаждал обнять их и простить.
Близнецы дружно уперлись взглядом в пол.
— Сидите здесь, думайте над своим поведением и исправляйтесь, а минут через десять я, быть может, позволю вам выйти и попросить у мамы прощения. Тогда начнем все сначала.
Теперь так же дружно они сунули в рот по пальцу.
— И ни шагу за порог без разрешения! Ждите моего сигнала.
Он спустился в сад, где обеспокоенно ожидала Джулия.
— Я им сказал, что выпущу, когда они хорошенько подумают над своим поведением, — минут так через десять. Это даст нам шанс кое-что обсудить. Во-первых, прости…
— Не извиняйся, — перебила Джулия.
На ней были джинсы и розовая трикотажная рубашка, которые Хью помнил еще с первого свидания. И очки.
— Мне безумно хотелось вернуться, — признался он.
— Правда? — Джулия устремила на него взгляд огромных, увеличенных толстыми линзами глаз.
— Ты не думай, не только из-за мальчиков. Мы с тобой друг другу подходим и вроде всегда ладили.
Усевшись в кресло, стоявшее самую малость в отдалении (Хью задался вопросом, что тут важнее, «в отдалении» или «самую малость»), Джулия обеими руками приподняла волосы и позволила им выскользнуть — гладко, волной. Она так ничего и не сказала.
— Мне в самом деле очень жаль, — продолжал он. — Не потому, что мои несчастья и чувства были надуманными. Для меня они были реальны. Были. Теперь это уже несущественно. Все как-то… перемололось, что ли. Это хорошо, жаль только, что тебе пришлось перемалывать все вместе со мной.
— Твое последнее письмо…
— Оно еще из той, несчастной, эры. Надеюсь, ты его сожгла?
— Что-то вроде того. Ты писал его всерьез?
— Думаю, уже нет, скорее по привычке. Знаешь, что странно? Сейчас я бы не мог написать ничего подобного, если бы даже и постарался. Шелуха свалилась, осталось главное: я люблю тебя и, если позволишь, вернусь домой.
Наступило долгое молчание. Хью ждал, затаив дыхание.
— Как я могу не позволить? — наконец сказала Джулия. — Я и сама через многое прошла. Было время, когда ничего к тебе не чувствовала, кроме злости. Думала, что сыта по горло уже навсегда. И знаешь что? Боюсь, если что-то в этом роде повторится, дороги назад уже не будет.
— Понимаю.
— Ты, конечно, хочешь знать, с кем я была в ресторане. С Робом Шиннером. — Хью встрепенулся, и она быстро добавила: — Это был нудный вечер. Видимо, из меня никогда не выйдет авантюристки… — Она метнула на него быстрый взгляд. — Но даже не думай беззастенчиво этим пользоваться! Не принимай как должное, что у тебя верная жена. И еще: хотя бы попробуй примириться с тем, что отныне главный вклад в семейный бюджет вношу я. Это очень важный момент. Я хочу, чтобы наш брак продолжался, но не вынесу вечных упреков в том, что все равно невозможно изменить.
— Их и не будет, — сказал Хью, глядя себе под ноги.
— Папа! Папа! Десять минут прошло! — раздалось из окна детской. — Можно нам в сад?
— Можно им в сад? — спросила Джулия.
— Сперва давай покончим с этой темой. У меня есть свой важный момент. Ты уверена, что понимаешь, что я люблю тебя? Уверена, что сама меня любишь?
— Пап, ну пожалуйста! Пап, мы уже совсем хорошие! Ну, папуля! Мы больше не будем! Можно нам в сад?
— Джулия!
