Ознакомительная версия.
— Мы то, что мы есть, — прошептал Азиз. — И все мы меняемся. Это путешествие. Ты можешь совершить это путешествие. И если ты будешь смелой и я буду смелым, то в конце концов мы поедем в Конью. Там я хочу умереть.
Элла вздохнула:
— Перестань.
Азиз долго смотрел на Эллу, потом опустил глаза. На его лице появилось другое выражение, а в голосе послышалось отчуждение, словно он уже был где-то далеко, подобно умчавшемуся по воле ветра сухому листку.
— А еще, Элла, — проговорил он медленно, — ты можешь вернуться домой. Поезжай домой к детям. Тебе решать, любимая. Что бы ты ни выбрала, это не повлияет на мои чувства. Я всегда буду тебя любить.
Март 1248 года, Конья
Трезвенники считают, что пьяницы лентяи, которые больше ничего не делают, как только пьют и пьют. Много они понимают! Чем больше пьешь, тем труднее с каждым днем заставлять себя двигаться. Мы несем весь мир на своих плечах.
Усталый и недовольный всем на свете, я положил голову на стол и задремал. Вот тогда-то мне и приснился этот не самый приятный сон. По каким-то незнакомым улицам за мной гнался огромный черный бык, злой как черт. Я пытался от него убежать, бежал по базару, перепрыгивая через лотки, натыкаясь на торговцев, вызывая ненависть всех, кто был на базаре. На бегу я заметил проход и нырнул в него, но оказалось, он вел в тупик. Там я налетел на яйцо мамонта, которое было больше чем дом. Вдруг яйцо стало крошиться, и из него вылез на редкость уродливый мокрый птенец. Я хотел убежать из тупика, но тут в небе появилась птица-мать, которая смотрела на меня так, словно я был виноват в уродстве ее птенца. Птица начала снижаться, наставив на меня острый клюв и еще более острые когти… И тут я проснулся.
Открыв глаза, я сообразил, что заснул за столом. Во рту у меня был вкус ржавых гвоздей, и я умирал от жажды, но шевелиться все равно не хотелось. Не поднимая головы, я все глубже погружался в некое небытие, одновременно прислушиваясь к гулу таверны.
Потом я услышал, что кто-то спорит неподалеку; шум голосов то приближался, то удалялся, словно пчелиное жужжание. Наконец до меня дошло, что спорят за соседним столом. Только я собрался посмотреть на говорящих, как до моего слуха донеслось слово «убийство».
Поначалу я отнесся к услышанному как к пьяному бреду. Чего только не услышишь в таверне, но, привыкнув, начинаешь понимать, что не стоит все принимать за чистую монету. Однако в голосах моих соседей было что-то такое, что насторожило меня, и я навострил уши. У меня едва не отвалилась челюсть, когда я понял, что они не шутят и что речь идет об убийстве Шамса Тебризи.
Едва они ушли, как я перестал притворяться спящим и вскочил из-за стола.
— Хри´стос, иди сюда! Да побыстрее ты! — заорал я в панике.
— Ну что тебе еще? — спросил прибежавший Христос. — С чего ты раскричался?
А я не мог ничего сказать. Даже ему не мог сказать. Все, кто сидел в таверне, вдруг показались мне подозрительными. А что, если это заговор против Шамса? Нет, надо держать рот на замке, а глаза широко открытыми.
— Ни с чего! Просто хочу есть, — проговорил я. — Принеси-ка мне, пожалуйста, супа. И положи в него побольше чеснока. Пора мне протрезветь!
С удивлением посмотрев на меня, Христос, привычный к сменам моего настроения, не стал задавать лишних вопросов. Несколько минут спустя он принес мне наваристый и душистый суп из потрохов. И я, обжигаясь, стал торопливо есть. Когда мне немного получшало, я бросился искать Шамса из Тебриза.
В первую очередь помчался в дом Руми. Шамса там не оказалось. Тогда я отправился в мечеть, в медресе, в чайную, в пекарню, в хамам[34]… Обыскал все углы и закоулки на улице ремесленников. Даже заглянул в шатер к старой цыганке на тот случай, если Шамс отправился к ней лечить зубы или снимать порчу. Я везде его искал, и с каждой минутой мне становилось все страшнее. Ужас овладевал мной. А вдруг я опоздал? Что, если его уже убили?
Через несколько часов, не зная, куда еще пойти, я повернул к постоялому двору, и на душе у меня было хуже некуда. И тут, словно по волшебству, буквально в двух шагах от двери я налетел на Шамса.
— Здравствуй, Сулейман. Ты как будто чем-то занят? — с улыбкой спросил Шамс.
— О Господи! Ты живой! — воскликнул я и бросился его обнимать.
Когда Шамс высвободился из моих рук, то с изумлением уставился на меня:
— Конечно же живой! Или я похож на привидение?
Я коротко улыбнулся. Голова у меня болела, и в другое время я бы выпил пару бутылей, чтобы побыстрее напиться и отключиться.
— Друг мой, что случилось? С тобой все в порядке? — тревожно поинтересовался Шамс.
Я судорожно сглотнул. А что, если он не поверит, когда я расскажу ему про заговор? Может быть, он подумает, что мне послышалось с перепоя? Впрочем, возможно, так оно и было. Я уже и сам не верил себе.
— Тебя собираются убить, — сказал я. — Понятия не имею, кто эти люди, потому что не видел их лиц. Понимаешь, я спал… Но это не сон. То есть я видел сон, но это был не сон. И я не был пьян. Всего пару стаканчиков, так что…
Шамс положил руку мне на плечо:
— Успокойся, друг мой. Я понимаю.
— Понимаешь?
— Да. А теперь возвращайся на постоялый двор и не беспокойся обо мне.
— Нет, нет! Никуда я не пойду. И ты не пойдешь, — воспротивился я. — Это серьезные люди. Тебе надо быть осторожней. Не ходи к Руми. У него они будут искать тебя в первую очередь.
Не замечая моего страха, Шамс молчал.
— Послушай, дервиш, домик у меня маленький, но если ты не возражаешь, то можешь жить у меня, сколько твоей душе угодно.
— Спасибо тебе за заботу, — пробормотал Шамс. — Но все мы ходим под Богом. Вот одно из правил: мир стоит на законе взаимозаместимости. Каждая капля добра, каждый осколок зла — все взаимосвязано. Не надо бояться заговоров, обманов, хитростей. Если кто-то устраивает ловушку, помни, он действует по воле Божьей. Он самый большой заговорщик. Листок не шевельнется, если этого не захочет Бог. Полностью доверься этому. Чего хочет Бог, то будет исполнено.
С этими словами Шамс подмигнул мне и махнул рукой на прощание. Я смотрел, как он быстро шагает по грязной улице в сторону дома Руми. И это несмотря на мое предостережение.
Март 1248 года, Конья
Бестолочи! Идиоты! Сказал же я им, чтобы они не ходили со мной. Я всегда работаю один и ненавижу, когда заказчики вмешиваются в мои дела. Но они стояли на своем, твердя о сверхъестественном могуществе дервиша, которого собственными глазами хотели видеть мертвым.
Ознакомительная версия.
