Я переключил внимание на вмятину в стене, чтобы она не заметила мою мужскую гордость.
— Может, у неё живот болел.
— Ты думаешь, я не отличу женщину, раскатанную оргазмом, от женщины, старающейся удержать свой ужин в желудке? Я знаю, что я видела. А потом ты вылетел отсюда буквально тридцать секунд спустя, выглядя потным и голодным — и не в плане еды, заметь. Ты выглядел так, будто собирался сожрать что-то… или кого-то.
— Может, у меня тоже живот болел.
— Я говорю это с любовью. Но чушь собачья.
— Меня ждали официальные полицейские дела.
Слоан побарабанила пальцем по подбородку.
— Хмм. С каких это пор обнажение считается официальным полицейским делом?
Я макнул кисточку в краску, затем шлёпнул ей по стене. Может, если я проигнорирую её, она уйдёт.
— Ты выбиваешь её из колеи, — сказала Слоан позади меня.
Я перестал красить и обернулся к ней.
— Что?
— Лину. Ты выбиваешь её из колеи. Этого не так просто добиться.
— Ага, ну, это чувство взаимно.
Её улыбка была ослепительной и самодовольной.
— Я это вижу.
Надеясь, что разговор окончен, я переключил внимание на стену.
— Рада, что ты вернулся, Нэш, — мягко сказала Слоан.
Вздохнув, я опустил кисточку.
— Что это должно значить?
— Ты знаешь, что это значит. Я рада видеть, что ты возвращаешься в мир живых. Я беспокоилась. Думаю, все мы беспокоились.
— Ну что ж, наверное, некоторым из нас нужно больше времени, чтобы оправиться. Так что у тебя с Люсьеном? — спросил я, меняя тему и тыкая кисточкой в самую глубокую часть вмятины.
— Ты имеешь в виду Нолана? Который, между прочим, сейчас сидит в моём кабинете и ест все мои конфеты.
— Нет, я имею в виду Люсьена. Ты и Нолан, может, и развлекаетесь, но он не Люсьен.
Она слишком притихла. Я поднял взгляд и увидел, что она старательно превращает своё лицо в маску.
— Я не знаю, о чём ты говоришь, — сказала она.
— Ты не должна врать копу, — напомнил я ей.
— Это официальный допрос? Мне позвонить адвокату?
— Ты знаешь мой секрет, — сказал я, кивком показывая на стену.
Напряжение ушло из её плеч, и она закатила глаза.
— Это случилось давным-давно. Всё в прошлом, — упорствовала она.
Пайпер тихонечко вышла из-за меня, чтобы робко понюхать кроссовки Слоан. Библиотекарь присела и предложила собаке ладошку.
Я вернулся к стене.
— Знаешь, что я помню из прошлого?
— Что?
— Я помню, как вы с Люси обменивались долгими, многозначительными взглядами в коридорах между уроками. Я помню, что он сорвал шлем с Джоны Блата и сшиб его на задницу во время футбольной тренировки, потому что Джона сказал про твоё тело кое-что, что я как взрослый мужчина с бескрайним уважением к женщинам не буду повторять.
— Это про мои сиськи, да? — пошутила Слоан. — Приходится платить такую цену, когда они рано появляются.
Я наградил её долгим, ровным взглядом, пока она не вздрогнула.
— Люсьен правда это сделал? — спросила она наконец.
Я один раз кивнул.
— Сделал. А ещё я помнил, как однажды ехал домой уже после комендантского часа, ибо особенно долго целовался с Милли Вашингтон, и увидел как кое-кто, чертовски похожий на Люсьена, карабкался по дереву возле окна твоей спальни.
Слоан училась в десятом классе, а живший по соседству Люсьен — в двенадцатом. Они были такими же противоположностями, как и сейчас. Угрюмый плохой парень и симпатичная, энергичная заучка. И насколько я знаю, в священных коридорах Старшей Школы Нокемаута они не удостаивали друг друга ничем, кроме «привет».
Но вот за пределами школьных стен — другая история. История, которую они оба не рассказывали.
Слоан сосредоточилась на том, чтобы подманить Пайпер поближе к своей руке.
— Ты никогда ничего не говорил.
— Вы оба, похоже, не хотели обсуждать это, так что я оставил это в покое. Подумал, что это ваше дело, — выразительно произнес я.
Она откашлялась. От этого собачка отскочила обратно, поближе ко мне.
— Ага, ну что ж, как я и сказала, это было давно, — ответила она, поднимаясь.
— Неприятно, когда люди суют нос в твои дела, да?
Она наградила меня холодным библиотекарским взглядом и скрестила руки.
— Если я сую куда-нибудь мой нос, это означает, что кто-то не делает то, что должен.
— Да? Ну с моей точки зрения эта враждебность между тобой и Люси не является здравой. Так что, может, мне пора вмешаться. Помочь вам двоим прийти к разрешению конфликта.
Она шумно выдохнула через ноздри, как бык перед красной тряпкой. Пирсинг в её носу сверкнул. Это противостояние продлилось аж тридцать секунд.
— Уф, ладно. Я не буду лезть в твои дела, ты не лезешь в мои, — сказала она.
— Как насчёт такого? — парировал я. — Я уважаю твою приватность, ты уважаешь мою.
— Как по мне, то же самое.
— Это может прозвучать как то же самое, Слоани-Болони. Но мы друзья. Дружим много лет. Насколько я могу сказать, наши жизни и дальше будут переплетаться. Так что, может, вместо того чтобы влезать и быть пронырливыми, нам лучше сосредоточиться на том, чтобы быть рядом, когда другому это надо.
— Мне никто не нужен, — упрямо заявила она.
— Ладно. Но мне может понадобиться друг, если я не смогу убедить Лину дать шанс тому, что есть между нами, — она открыла рот, но я поднял ладонь. — Наверное, я не захочу поговорить об этом, если потерплю провал, но мне совершенно точно понадобится друг, который поможет мне не исчезнуть снова.
Лицо Слоан смягчилось.
— Я буду рядом.
— И я буду рядом с тобой, если и когда я тебе понадоблюсь.
— Спасибо, что подлатал мою стену, Нэш.
— Спасибо, что ты это ты, Слоани.
Я как раз закрывал банку краски, когда диспетчер вызвал меня по рации.
— Вы в городе, шеф?
— Да.
— Из Конюшен Бейкон снова сбежала лошадь. Есть пара отчётов о том, что большой чёрный жеребец скачет на юг по шоссе 317.
— Еду, — ответил я со вздохом.
***
— Поверить не могу, что ты очаровала его морковкой, — сказал я, когда Таши Баннерджи передала поводья здоровенного Хитклиффа в руки Дорис Бейкон, которая прижимала к своей заднице лёд.
Мы стояли по пояс в сорняках, на восточном пастбище закрывшейся фермы «Красный Пёс» — пятьдесят акров земли, отведённой под лошадей, но теперь уже два года простаивающей, потому что затея владельца с сетевым маркетингом косметики не выгорела.
Жеребец Хитклифф сегодня решил, что ему не нравится бегать по арене, лягнул Дорис по заднице и ускакал на юг.
Этот сукин сын весом 700 с лишним кг лягнул пассажирскую дверцу моего внедорожника и попытался укусить меня за плечо, пока Таши не отвлекла его морковкой и не схватила поводья.
— Вы разбирайтесь со змеями, шеф, а я позабочусь о лошадях.
— Я, кажется, припоминаю, что в свой выпускной год ты проехала на одном из родственников Хитклиффа через автокафе, — поддразнил я.
Она улыбнулась.
— Ну и это пригодилось.
Я держался на расстоянии, пока Таши и Дорис уговаривали здоровенного коня зайти по склону в трейлер.
Какое-то ощущение защекотало меня между лопатками, и я развернулся. Два оленя дёрнулись и скрылись в лесу. Больше ничего не было. Лишь сорняки, деревья и проломленные заборы, но я всё равно не мог отделаться от ощущения, что кто-то или что-то наблюдает за нами.
Дорис захлопнула дверцу трейлера. Зазвенел стук копыт по металлу.
— Прекрати выпендрёжничать, дуралей ты здоровенный.
— Может, пора продать Хитклиффа на ферму с заборами повыше, — предложил я.
Она покачала головой и, хромая, двинулась к водительскому месту.
— Буду иметь в виду. Спасибо за помощь, шеф, офицер Баннерджи.
Мы помахали ей, пока она выруливала грузовик и трейлер на дорожку и ехала к шоссе.
Жеребец издал пронзительное ржание.
— Кажется, он только что вас проклял, — поддразнила Таши, когда мы направились к моему помятому автомобилю.
