В коридоре Анна столкнулась с Ритой, которую не видела, казалось, уже сто лет, и, по-детски обрадовавшись ей, пригласила зайти в гости. Но та лишь сухо ответила, что ей некогда, и захлопнула дверь прямо перед носом.
Совершенно без настроения Анна, уложив Катю спать, бесцельно щелкала пультом телевизора. Раздавшийся звонок в дверь не сразу дошел до ее сознания.
Она резко вскочила с кресла и выбежала в общий коридор. Но это был не Костя. За порогом, лукаво улыбаясь, стояла Вера.
— Здравствуй, дорогая, — едва успела произнести та, как Анна бросилась к ней навстречу.
— А я уж не ждала, — радовалась она, закрывая дверь. — Саша позвонила, передала, что ты хотела приехать, но как-то неопределенно.
— Да я и сама не была уверена, что получится, — стала оправдываться Вера. — Командировка еще и на завтра планируется, но ребята справятся без меня. Решение суда вынесено, остались кое-какие формальности.
— Что-то серьезное?: — забеспокоилась Анна.
— Да так, — устало махнула рукой Вера. — Хозяйственные вопросы. Лучше ты давай рассказывай, что у вас снова стряслось. Как себя чувствуешь?
— Ужинать будешь? — перевела разговор на другую тему Анна.
— Да ты что? Какой ужин? — искренне изумилась Вера. — Двенадцатый час. Разве что от чая не откажусь.
Они переместились на кухню, и, пока закипал чайник, старшая из женщин всячески пыталась разговорить младшую.
— Так что произошло на самом деле? Костя на прошлой неделе был у нас в Киеве. Сам не свой. Он что, снова что-то натворил?
Пропустив ее вопрос мимо ушей, Анна готова была говорить о чем угодно, не касаясь отношений с Крыловым.
— Все хорошо, Вера, и все плохо. На работе за лето отпуск давала всем, кому не лень: от секретарши и девочек в бухгалтерии до начальника общего отдела. А что толку? Разве в этом заключается моя должность? Ничему новому не научилась, специалистом в радиотехнике без специального образования не станешь. Проект с американцами застопорился.
— На работе знают о ваших отношениях?
— Знают. Но мне от этого только хуже, — Анна задумалась. — Понимаешь, пока никто не догадывался, отношения со всеми строились иначе. Вместе перекур устроить, похохмить, посмеяться. Шила в мешке долго, конечно, не утаишь, а тут вдруг Костя сам стал некоторые вещи будто напоказ выставлять. То жестом, то взглядом, то словами выдавал все. До сих пор не пойму, случайно это у него выходило или нет. В общем, откровенничать со мной перестали, боясь, как бы шефу не выболтала. Словно стеклянной стеной отгородили. Дошло до смешного: некоторые вообще на «вы» стали обращаться. Осталось лишь пару человек, кто ведет себя как ни в чем не бывало.
— И кто? — заинтересовалась Вера.
— Ну, если не считать Виктора, Александра Андреевна — наш главный бухгалтер, Алла Ивановна — секретарь да Володя Смыслов. Хотя и тот в последнее время как-то очень странно себя ведет. То откровенно задирается в разговоре, то краснеет, трех слов связать не может.
— Наверное, влюбился, — с улыбкой предположила Вера.
— Ты что? — испугалась Анна. — Не может этого быть. У него поклонниц тьма, обаять кого хочешь сможет. Зачем ему я?
— Ну, для разнообразия. Что ж ты думаешь, только Крылова сразить смогла? Наши в Киеве до сих пор тебя помнят. Подавала большие надежды.
— Да ну, — махнула рукой Анна, не поняв смысла, вложенного в слова Верой. — Какие надежды — работаю, что называется, с миру по нитке.
— Зря ты так, — не согласилась, отпивая горячий чай маленькими глотками, Вера. — Костя, наоборот, тебя хвалил. Сказал: еще немного — и всю работу компании выучишь. Даже шутил, что в скором времени сможет надолго в командировки или на рыбалку с Виктором уезжать. Будет на кого фирму оставить.
— Правда? — не поверила Аня. — Мне он ничего подобного не говорил.
— Ты что, Костю до сих пор не поняла? Да он, как и Николай, скорее удавится, чем кого-то из сотрудников похвалит. Знаешь, какой лозунг у Дербенева? Гениям нужно хорошо платить, но держать в черном теле, чтоб не больно гордились своей гениальностью. Скорее всего, это он так на Костю повлиял.
— Зачем же в черном теле держать? Это ведь так приятно, когда тебя ценят! И на деле, и на словах.
— А у мужиков часто все с ног на голову. Все они дети. Большие дети с любимыми взрослыми игрушками. И любить их иногда надо, как детей. Родных детей, которым многое прощаешь, потому что любишь.
Анна внимательно посмотрела на старшую подругу.
— Он, наверно, не придет больше…
— Кто? Костя? Прибежит как миленький. Я-то его давно знаю, — усмехнувшись, успокоила женщина. — Что же он такое натворил, что так переживал? Прямо почернел весь.
— Ой, Вера. Как ты ошибаешься! Он ведь решил, что я его женить на себе хочу, — с грустью произнесла Анна.
Совершенно неожиданно Аню словно прорвало. Подробно она поведала Вере и об истории с беременностью, и о разговоре в машине.
— Люблю я его, а как с ним быть, чтобы не испугать, не знаю. Чем сильнее подстраиваюсь, тем хуже выходит. Кто бы увидел меня сейчас из прежнего окружения, ни за что не поверил бы, что могу быть такой кроткой, бездействовать. Просто ждать. В окошко смотреть и, как барышня какая из девятнадцатого века, вздыхать томно да в обморок падать, — сама над собой пошутила Анна.
— И тебя это тяготит?
— Иногда очень. Но когда он рядом, ни о чем не думаю. И кто я для него — тоже не волнует. Странно. Всех подруг растеряла. Спасибо, что в больнице навещали, поддерживали. Соскучились. А я все время только о нем думаю, боюсь испугать каким-либо поступком, понимая, что сила моя в терпении и ожидании. А тут Виктор без злого умысла оказал медвежью услугу. Хотя, — Анна тяжело вздохнула, — знаю теперь: никаких детей он не хочет. Дорогая цена за такое познание. Скажи, почему, если женщина любит мужчину, она обязательно хочет от него ребенка? А он — нет?
— И мужчина хочет, если любит по-настоящему, — задумчиво ответила Вера. — Только признаться в этом ему не всегда хватает смелости. Мужчины интуитивно ревнуют к будущему младенцу. И внимания им будет меньше, и забот прибавится. Комплекс старшего ребенка.
— Вера, а почему у вас с Николаем только одна Маша? — после паузы спросила Анна.
— За ошибки молодости надо платить, — вздохнув, ответила Вера и достала сигарету. — Когда на восьми метрах втроем в малосемейке жили, диссертации защищали, казалось, успеем еще. А когда жизнь наладилась, опомнились, уже поздно было. У меня ведь резус отрицательный. Трижды пытались — да так и не вышло. Никогда Машке не позволю аборты делать. Сколько будет беременеть, столько пусть рожает. Всех на ноги поднимем.
