Брэнт со своей внешностью, со своими миллионами мог бы так распоряжаться женщинами, такие сдивки собирать! А вместо этого он просто трахал их и выбрасывал за ненадобностью. Он в самом деле плевал на всех них. Некоторые ревнивицы, чье самолюбие бывало задето тем, как быстро он бросал их, пытались распускать слухи о том, что Брэнт на самом деле тайный гомосексуалист. Однако никто этому особо не верил, потому что Брэнт постоянно бывал на самых разнообразных сборищах с большим количеством дамочек — иногда это получало слишком широкую огласку — и вовсе не скрывал, как он балдеет от всего этого. Он был так же похотлив и всегда готов к бою, как восемнадцатилетний жеребец.
Так какого же черта он нашел в этой Еве Мейсон? Она была красива, но ведь в наши дни красота — это не редкость, да есть еще столько способов стать привлекательной. По происхождению она была выскочкой из очень среднего класса, какого-то маленького городка, так, ничего особенного. Побывала под необходимым количеством мужиков, чтобы куда-то выбиться. Значит, Брэнт в ней обнаружил для себя нечто такое, особенное, ведь должно же там быть что-нибудь эдакое. Джерри так и не понял, что же это. М-да, говорят, леопарду не вывести своих пятен, а Брэнту не измениться враз. Он ведь тоже имеет слабости, как и все; наверняка через какое-то время он вновь войдет в оборот, либо со своей невестушкой, либо без оной.
Джерри брел, размышляя, к тому месту, где он припарковал свою машину. Неожиданное заявление Брэнта потрясло его на самом деле гораздо больше, чем он сам мог себе в этом признаться. Ведь в конце-то концов они были «корешами» еще со Вьетнама, а сейчас Брэнт даже не пригласил его к себе в дом, холодный ублюдок!
Вдруг, когда у него в голове появилась неожиданная мысль, Джерри ускорил шаг. Черт возьми, как же это он сразу недодумался? Ведь сейчас у него в руках самая пикантная новость в городе — он ведь знал то, чего пока не знал никто. Черт, да не только в городе! Это же светская хроника международного масштаба для телевидения и различных агентств. Ему же чертовски повезло, это ведь живые деньги, и малыш Джерри не упустит эту золотую жилу. Может, его старый кореш Брэнт позволит ему поснимать на своей свадьбе? Сейчас срочнейшим образом надо было звонить Звелин Адаме в Лос-Анджелес, и она подскочит до потолка от радости, что именно ей первой досталась эта горячая новость. К тому же она всегда отстегивала, не скупясь. Вот это пойдет на карманные расходы. Ведь все его вечеринки влетали в копеечку…
Ева подумала, что самое страшное в Брэнте для нее — это его жестокость. Эта жестокость не была осознанной, преднамеренной — по крайней мере, в большинстве случаев, — но поэтому-то ей и было страшно, поскольку его жестокость была инстинктивной и бездумной. После встречи с Джерри Хормоном в ее душу вернулся страх, сковавший все ее существо, и с самых первых минут их пребывания в доме Брэнта она чувствовала, что отдалилась от него так, как никогда прежде.
Здесь ей было нечего делать, обо всем уже позаботились, даже о последних сборах перед дорогой. Если ей вдруг захотелось бы чего-нибудь еще, ей просто надо было бы вызвать звонком Джемисона и приказать ему, а дальше было уже его дело. Она беспокойно думала, как же все-таки Джемисон относится ко всей этой затее — последней прихоти своего хозяина. Он вообще о чем-нибудь думает, или он просто робот? Может быть, именно таким образом полагалось вести себя, чтобы выжить рядом с человеком, который собирался стать ее мужем?
Она бродила по комнатам, расположенным на первом этаже дома, пока не набрела на Брэнта, который, оторвавшись от телефонного разговора, предложил ей выпить успокоительного. Она отказалась, он хмыкнул и продолжил свои телефонные переговоры. Теперь Еву разбирало любопытство, кому он звонит, ведь он висел на телефоне, казалось, уже целую вечность, названивая все снова и снова.
— Мне нужно кое о чем распорядиться, прежде чем мы отбудем завтра, — объяснил он.
Да, конечно, она еще не является его женой и не имеет права задавать ему такие вопросы, но почувствует ли она когда-нибудь себя настолько уверенной с ним, чтобы спросить его о чем-либо?
Наконец Ева взобралась на верхний этаж, легла на кровать и щелкнула кнопками, чтобы зазвучала музыка. Чик — и прохладные, взвешенные, успокаивающие звуки полились из колонок. Однако они все же не могли заглушить ее мысли. Она подумала, что если бы приняла успокоительные таблетки, они, наверное, помогли бы ей.
О, Господи. Что же все-таки со мной будет в результате всего этого? Нужно ли мне это на самом деле? Конечно, у меня будут деньги, но я буду принадлежать только ему. Я его боюсь. И как же быстро все завертелось! Когда он занимается со мной любовью, он весь отдается мне, и это хорошо, и на это короткое время мой страх проходит. Но все остальное время он держится так сдержанно, так преднамеренно отстраненно… Я совсем не понимаю его, я не могу почувствовать, что у него внутри.
Она закрыла глаза, но его голос резко вторгся в ее мысли:
— Ева, не засыпай, мы ведь должны еще позвонить твоей матери, помнишь?
Она действительно вспомнила. И вновь не могла подобрать заранее слов для объяснения. Ее мать будет потрясена, конечно. Она была достаточно старомодной женщиной, чтобы непременно сделать вывод о том, что Ева беременна. Но мама ведь так и не спросит об этом. Бедная мамуля!
— Брэнт, можно я немного самоустранюсь и первым поговоришь с ней ты? Она же сразу подумает…
— Что ты беременна. Ну, ладно, детка, может, так и поступим, коль скоро мы все делаем в такой спешке.
— Брэнт!
— Ты сказала это, будто ты уже моя жена. Следи за собой.
Он сел на кровать рядом с ней и улыбнулся ей, и вдруг она поняла, как же редко он улыбается.
— Интересно, пойму ли я тебя когда-нибудь? — Слова выпорхнули из нее совсем случайно. Она хотела лишь произнести их про себя.
Он с удивлением посмотрел на нее, однако моментально овладел собой.
— Вот на это трудно что-нибудь ответить. Иногда даже я сам не могу разобраться в себе, уже давно бросил это бесполезное занятие. Единственное, чему я научился за три года курса самоанализа — это принимать себя таким, каков я есть на самом деле.
Его рука легла на ее бессознательно сжатый кулачок, который разделял их.
— Успокойся, Ева. Тебе необходимо научиться преодолевать свой страх и напряжение, которые ты постоянно чувствуешь по отношению ко мне.
— Брэнт…
— Да, я знаю. У тебя есть на это причины.
— Нет, дело не только в этом. — Она села, чтобы посмотреть ему в лицо. — Дело еще в том, что меня не покидает ощущение, что жестокость стала твоим инстинктом, что на самом деле тебе безразличны другие люди до тех пор… до тех пор, пока они не становятся тебе нужны по той или иной причине.
