– Мистер Алессандро, это правда, что вы планируете триумфальное возвращение в мир автогонок?
Андреас добродушно улыбнулся.
– Это всего лишь слухи. – Он взял Роберту из рук Александры и вскинул ее высоко над головой. – Вот, дамы и господа, единственный триумф, который мне нужен.
– Кем будет Бобби – художницей или хозяйкой ресторана?
– Она будет красавицей, как и ее мать.
Объективы фотокамер дружно повернулись к Александре, защелкали вспышки.
Потом журналисты вновь обратились к Андреасу:
– Мистер Алессандро, у нас тут на стоянке есть гоночный автомобиль. Мы хотели бы сделать несколько снимков с Бобби за рулем.
Во взгляде Андреаса появился ледяной блеск.
– Ни в коем случае. Это ребенок, а не цирковая обезьянка. – Он снова передал Роберту жене. – Пошли.
– Этот автомобиль – подарок от нашего журнала, сэр, – настойчиво продолжал один из фоторепортеров. – Если бы вы позволили нам сделать несколько эксклюзивных снимков…
– Нам не нужны ваши подарки! – отрезал Андреас и начал проталкиваться сквозь толпу. – А теперь позвольте нам пройти.
– Мы очень устали после перелета, – смягчила его резкость Александра, – я уверена, что вы сможете нас извинить, дамы и господа.
– Еще один кадр…
Раздался звон бьющегося стекла: Андреас выбил камеру из рук фотографа.
– Так нельзя, мистер Алессандро! Это дорогая камера! – возмутился тот.
– В следующий раз это будет твоя рожа!
Журналисты расступились, давая им дорогу. Александра сочувственно обернулась к пострадавшему.
– Пришлите нам счет за камеру, прошу вас.
– Уж будьте уверены, пришлю!
В такси она повернулась к мужу.
– Не надо было так сердиться, дорогой.
– Как они смеют так смотреть на Бобби? Что она им – зверь в зоопарке?
– Папа? – Роберта обратила вопросительный взгляд своих зеленых глаз к отцу, потом к матери. – Почему папа сердится?
– Папа был совершенно прав, моя маленькая. – Александра погладила черные, как вороново крыло, волосы дочери. – Ведь ты же устала, правда?
– Не устала, не устала, не устала!
Три минуты спустя она крепко уснула, положив головку на колени матери. Андреас нежно погладил ее пухленькую ручку. Ему снова пришлось выругаться, когда шофер резко срезал поворот и машину занесло, но на этот раз он понизил голос, боясь разбудить дочь. Она стала центром его существования, зеницей ока, – никто не смог бы это отрицать. Если бы не Бобби, от него осталась бы лишь пустая холодная оболочка. Она была его жизнью, его радостью и гордостью, его чудо-девочкой.
Позже в тот же вечер Роберта проснулась в слезах. Андреас ворвался в детскую, опередив Александру, и пощупал лоб девочки.
– Горячий. По-моему, у нее жар.
– Дай-ка мне. – Александра приложила ладонь сперва к щеке дочери, потом пощупала грудку под ночной рубашкой. – Да, небольшой жар есть.
– Я позвоню доктору Колдуэллу.
Джек Колдуэлл считался ведущим педиатром Нью-Йорка, и Андреас не успокоился, пока не добился, чтобы он нашел место для Роберты в своем и без того перегруженном списке пациентов.
– Погоди, Андреас, не сейчас, уже очень поздно. Я дам ей детский аспирин и попробую сбить температуру.
– Бобби, ангел мой, – тихонько обратился Андреас к дочери. – Что болит?
– Голова.
Александра принесла ей растворенный в воде аспирин.
– Дай маме измерить температурку, детка.
Роберта послушно открыла рот и взяла градусник. Потом Александра вытащила его, взглянула на показания и дала девочке аспирин.
– Сколько? – нетерпеливо спросил Андреас.
– Тридцать семь и пять.
– Звони Колдуэллу.
– Андреас, не впадай в панику. У детей бывает слегка повышенная температура. Давай подождем и посмотрим, вдруг аспирин сделает свое дело.
Через полчаса температура у Роберты снизилась до нормальной, она крепко уснула, и Александра заметила, что им обоим тоже не мешало бы поспать.
– Ты иди, – сухо проговорил Андреас. – Я останусь с ней: вдруг она опять проснется?
– Дорогой, я уверена, что она проспит до самого утра. Мы можем оставить дверь открытой на всякий случай…
– Я с ней посижу, – упрямо повторил Андреас. – Подремлю в кресле.
Она знала, что спорить с ним бесполезно.
Странный звук разбудил Андреаса около четырех часов утра: Роберта стукнулась головкой об изголовье своей кроватки. Он одним прыжком выскочил из кресла и склонился над ней.
– Бобби, ангел мой, что с тобой?
Ледяной страх пробрал его до костей. Она вновь горела огнем, полуоткрытые глаза смотрели слепо, словно затянутые пленкой, маленькое тельце подергивалось в судорогах.
Андреас бросился к двери и позвал Александру. Перепуганная, с широко открытыми глазами, она была рядом уже через полминуты.
– Что случилось? О, мой бог! Звони Колдуэллу!
– Я же тебе говорил, надо было…
– Забудь об этом, Андреас, звони сейчас же! – Александра осторожно откинула одеяльце и прикоснулась к пылающей щеке дочери. Она говорила ласковые слова, но Бобби, казалось, ничего не слышала: она металась по постели, ее тело непроизвольно подергивалось.
Андреас вернулся.
– Колдуэлл уже едет. Ей не лучше?
– Когда это началось?
– Не знаю, я задремал…
– Пойди принеси тазик теплой воды. Не холодной и не горячей – только шока ей не хватало. И принеси фланелевую пеленку.
Следующие десять минут показались им обоим вечностью. Они хлопотали вокруг Роберты, моля бога, чтобы доктор Колдуэлл приехал поскорее. К его приходу конвульсии прекратились и температура снизилась до приемлемого уровня.
– Сейчас, похоже, с ней все в порядке, – заверил он их, выйдя из детской. – Дайте ей еще немного аспирина и переоденьте в сухое. Завтра я еще раз заеду.
– А вдруг приступ повторится? – спросил Андреас.
– Это маловероятно, хотя и не исключено.
– Разве это не опасно? – Андреаса бесило спокойствие доктора.
– Тревожно, но не опасно. Главное – держать все под контролем.
– Но что вызвало температуру? – не отступал сгоравший от нетерпения и беспокойства Андреас.
Колдуэлл пожал плечами.
– Это может быть грипп или начало любой из обычных детских болезней. Если появится сыпь, будем знать точнее. Хотя это может быть и какой-то вирус. – Тут его осенила другая мысль. – У кого-нибудь из вас в прошлом бывали конвульсии?
– Нет, – поспешно ответил Андреас.
Александра бросила на него удивленный взгляд, но промолчала.
– Я спросил только потому, что причиной нередко является наследственность, но, очевидно, не в данном случае.
Как только за Колдуэллом закрылась дверь, Александра сказала:
