– Я не успеваю, – пожаловалась моя дочь.
– Значит, быстрее перебирай ногами, мы спешим, – выдала я.
– Но я не успела попрощаться с Матвеем! – тут же вскрикнула Руся. – И пригласить его в гости тоже. Мам!
Я даже воздухом подавилась от таких перспектив.
– Потом, – соврала я. – Как-нибудь.
До машины мы добрались так быстро, словно шли на рекорд. Мне повезло, что в кармане шубки остались ключи. Домой я ехала с таким безумным взглядом, точно все черти ада взялись преследовать. И в школу танцев за сумочкой возвращаться не стала…
Но погони не было. А вот беспокойство, растревожившее душу, имелось. И, похоже, никуда деваться не собиралось.
– Он тебе не понравился? – выбил меня из размышлений голос дочери.
Я вздрогнула и глянула в зеркало заднего вида.
«Он мне до сих пор непозволительно сильно нравится, – поймала себя на правдивой мысли я. – После стольких лет, предательств, неразберихи, грязи, боли и расставания. Пожалуй, «нравится» даже не то слово, которое здесь следует поставить».
– Кто? – Внешне я сохраняла невозмутимость.
Ради Руси.
У меня даже получилось. Только взгляд оставался больным да несвойственный мне румянец появился. Но дочь этого не заметила, слишком маленькой была, чтобы в этом разбираться. Хоть и выдавала не по возрасту взрослые речи.
– Матвей.
– Ах, Матвей. – Я даже вздохнула с облегчением. – Почему он должен был мне не понравиться?
«Наверное, потому, что как только ты узнала, чей он сын, так даже смотреть на мальчишку иначе стала», – напомнил мне внутренний голос.
– Ну я же видела, как мы убежали. Значит, не понравился.
– Ерунда.
«Врушка Вася», – не осталась в долгу внутренняя ехидина.
– Я даже сконтачиться с ним не успела, – надулась Руся. – И как мне теперь пригласить его в гости, чтобы дорисовал мой портрет?
– Ну раз Матвей рисует возле школы танцев, то вы еще обязательно встретитесь, – заверила дочь я. – Не переживай.
О моей тайной надежде, что их повторная встреча никогда не случится, она тоже не догадалась.
Весь вечер дочка была расстроенной. Я не успевала удивляться, когда она успела так прикипеть к, по сути, незнакомому мальчику.
Я даже про Пашу забыла. Да что там Вершинский! У меня перед глазами до самого утра стояло выражение лица Дубравина, с которым он смотрел на меня и Русю.
Благодаря бессоннице и тревожным мыслям, утро для меня было совершенно недобрым. И началось оно с мигрени.
Вот сколько за эти годы воды утекло, а с такими интенсивными головными болями, которые иногда со мной случались, я не научилась справляться.
– Прости, пожалуйста, что навязываю ее тебе, – простонала я подруге, спрятавшись под одеялом. От света, звука и даже лишнего движения головная боль лишь усиливалась.
– Мы справимся, – прошептала Марго. – До завтра.
Я отключила телефон и принялась пережидать очередной приступ. Даже не заметила, когда осталась один на один с мигренью.
К вечеру меня отпустило.
Но забирать Руслану из дома «птичьего семейства» я не спешила. Даже до холодильника, пошатываясь, с трудом могла дойти, не то что позаботиться о дочери.
Радовало, что такие приступы со мной случались нечасто. И, как правило, после сильного нервного или физического перенапряжения, до которых я старалась не доводить. А тут Дубравин вынырнул… Совершенно неожиданно.
Кто умеет прогнозировать вот такие случайные случайности? Судьбоносные.
Через сутки все симптомы слабости прошли, но я все еще была с квадратной головой, синяками под глазами и паршивым настроением. Хорошая косметика подкорректировала мою внешность, а вот эмоции так и не улеглись.
Никакие ежедневные ритуалы, аффирмации, зарядка, ведение дневника благодарности, чашечка ароматного кофе – ничего не смогло убрать мою угрюмость.
– После занятий заеду, у тебя сегодня опять танцевальный класс, – напомнила я дочери, когда припарковалась у школы. Я вызвалась забрать дочь у Марго и самостоятельно отвести ее на уроки. Подругу и так изматывал токсикоз, не хотелось прибавлять ей лишних проблем. – Ты помнишь?
– Запиши меня в художественную школу, – вдруг выдала Руся.
– Зачем?
– Хочу научиться рисовать так же, как Матвей.
«Опять этот Матвей!» – сжала кулаки я.
– Солнышко, ты уже занимаешься танцами, учишься играть на фортепиано, ходишь в секцию по плаванию и на спортивную борьбу. Не многовато ли для тебя одной?
– В самый раз. Запиши.
И ведь у нее никогда не было тяги к рисованию, а тут на тебе – приплыли.
– Тогда придется от чего-то отказываться, – заскрипела зубами я. – Ты реши от чего: от танцев, а может, музыки?
Дочь притихла, пыл поубавился, она пообещала подумать.
Руся так же, как и я, быстро загоралась, а потом быстро охладевала. Так мы сменили уже с десяток секций. Одно фехтование мне седых волос добавило! Я уже не говорю о хоккее на льду.
С такими размышлениями я подъехала к школе танцев, а на ее крыльце столкнулась с Дубравиным.
– Избегаешь меня? – был первый его вопрос, который словно удар под дых выдавил из меня весь воздух.
– С чего бы?
– Вот и я думаю: с чего бы, Василиса? – прищурился бывший муж. – Я вчера здесь был, ты так и не появилась.
– Я была занята, – скрипнула зубами я. – И напомни мне, с какого времени я вдруг обязалась предоставлять тебе отчет о своей жизни?
Кеша поджал губы и ничего на это не ответил, но тут же схватил меня за руку, едва я попыталась проскользнуть мимо него.
– Нам нужно поговорить, – сказал он, глядя на меня сверху вниз.
И его взгляд был далек от дружелюбного. Все это я отметила краем сознания, ведь от нечаянной близости бывшего у
