Ознакомительная версия.
Отец с Ваней уберегли ее от позора. И она малодушно уцепилась за возможность избежать наказания. Как вор, в последнюю минуту оторвавшийся от преследования и ловко сбывший добычу, она думала: «Удачно я вывернулась!»
Но вор знает, что он вор, а она про себя не хотела этого знать!
Она хотела стать хорошей женщиной, не признав вину и не пережив раскаяние.
Все это время она брела как слепая, ей казалось, будто она в прекрасных садах своей души, а на самом деле она шла по самому краю пропасти, и только Ванина рука не дала ей свалиться вниз…
* * *
Алиса отбарабанила свой доклад, как заводная кукла, поприсутствовала на дискуссии, но, как только позволили приличия, улизнула и отправилась бродить по Краснодару. Ей нужно было побыть одной.
Алиса не оправдывала себя, она уже не пыталась объяснить свое поведение ни силой любви, ни обаянием Васильева, ни равнодушием мужа. Инстинктивно она понимала: чем глубже она чувствует свою вину сейчас, тем легче будет ей потом.
Она яростно сражалась с самой собой, хотя та, другая, Алиса все время пыталась проникнуть в нее, снова завладеть ею. Она нашептывала, что вполне естественно влюбиться без памяти в девятнадцать лет, что Алиса ни в чем не виновата, ибо не собиралась отбить Васильева у жены. Не собиралась, потому что знала, что он на это не пойдет, сурово отвечала новая Алиса.
Как теперь жить? Как жить, зная, что ты воровка и шлюха? А ведь муж говорил, кто она такая, но она, вместо того чтобы прислушаться, обижалась, подсовывала ему свои кривые зеркала, злясь, что он не хочет в них смотреть. Он взывал к тому хорошему, что в ней оставалось, он хотел, чтобы она очнулась…
Как теперь с ним быть? Как сделать, чтобы он был счастлив? Хватит уже пользоваться его добротой и порядочностью. Придется искупать свою вину, и искупать тяжело. Слишком долго она от нее отрекалась.
Она соврет, что из-за перелета у нее был выкидыш, и отпустит мужа на свободу. А если будет упираться, она скажет, что Васильев хочет уйти от жены к ней, Ваня проверять не станет.
В семь утра Анциферова разбудил телефонный звонок. Он помчался к телефону, сердце нехорошо колотилось. Вдруг что-то с Алисой?
В двери соседней комнаты возник Илья Алексеевич.
— Да! — обреченно крикнул Ваня.
— Что ты орешь как ненормальный? — ответила трубка голосом Тамары Константиновны.
— Что случилось? — От волнения Ваня даже не подумал сбавить тон.
— Случилось то, что мне только что звонила Алиса. — От сердца немного отлегло. Теща, конечно, была та еще змея, но даже она не стала бы сообщать таким ядовитым тоном о настоящем несчастье. — Ее самолет задерживают на неопределенное время. Там то ли туман, то ли буря.
— А нам она не сообщила…
— Конечно! Ваш сон она бережет. — Слово «ваш» Тамара Константиновна прошипела особенно зловеще.
Ваня подмигнул Илье Алексеевичу и помахал рукой: мол, ничего страшного.
— Она просила меня и сегодня посидеть с ребенком. — В голосе тещи сквозила убежденность, что Алиса имеет власть над силами природы и специально наслала на Краснодар стихийное бедствие, чтобы еще денек отдохнуть от сына.
— Хорошо, Тамара Константиновна.
— Что хорошо? Я не собираюсь превращаться для вас в прислугу! Если ей хочется, задравши хвост, бегать по тусовкам, нечего было рожать! Вы должны считаться со мной хоть немножко! Один день я выкроила, хоть никто из вас не поинтересовался, чего мне это стоило, но больше — извините! Разбирайтесь сами! — И она бросила трубку.
— Н-да. — Почесав в затылке, Ваня отправился варить кофе. Илья Алексеевич присоединился к нему, и пока Ваня следил за туркой, поджарил яичницу.
— Что делать будем?
— Вань, не знаю. У меня сегодня, как назло, важное совещание. Прямо с утра.
Покрутив ложечкой, чтобы осела пена, Ваня разлил кофе по чашкам.
— Новый костюм наденьте, — посоветовал он.
По расписанию, Алиса должна была прилететь в семь тридцать, оказаться дома не позднее девяти и отпустить мужчин на работу.
— Нам даже попросить некого, — растерянно сказал тесть, — даже бабушек знакомых не осталось.
— Я сам посижу. Отзвонюсь на кафедру, скажу, что в библиотеку пошел. Никто, конечно, не поверит, но это не важно.
— А ты справишься?
— Ой, подумаешь! Я же врач все-таки! Смеси наболтаю, подгузник поменяю, что там еще?
— Кусочек яблока ему дай. Воду в рожок наливай только из этой бутылки, ни в коем случае не из чайника.
— Понял.
— Если гулять пойдешь, комбинезон и шапочка в коляске. Что не ясно — звони, я на телефоне.
Побрившись, Ваня вошел в комнату и обнаружил, что Сережа проснулся и играет с погремушками, весело напевая себе под нос.
— Привет, — сказал Ваня, — сейчас переоденемся и поедим. Где там твои кальсоны?
Алиса надевала на малыша памперсы только на прогулку, дома обходясь обычными пеленками, и ночью вставала несколько раз, чтобы переодеть малыша. Действовала она таким образом не из экономии, а из убеждения, что парниковый эффект памперса нанесет урон репродуктивной сфере сына.
Соблазн натянуть на ребенка бумажный подгузник и до возвращения жены забыть о переодеваниях был велик.
— Нет, — успокоил Ваня малыша, — такой подлянки я тебе не устрою, можешь на меня рассчитывать.
Он развел смесь, строго следуя инструкции, взял Сережу на руки и дал бутылочку. Ребенок энергично зачмокал. Тяжесть маленького тельца на руке была приятной, успокаивающей.
Поев, Сережа выплюнул рожок и занялся более интересным делом — исследованием существа, в чьей власти он в данный момент находился. Улыбаясь, он потрогал Ваню за футболку, поиграл с его крестиком, а когда Ваня вытер ему рот, крепко ухватил ручкой за палец. Ваня потянул к себе — сын не отпускал, только с неожиданной силой потряс, видно, проверяя, не будет ли он звенеть, как погремушка. Потом стал деловито искать на Ване грудь.
— Извини, дружище, чего нет, того нет, — с сожалением признал отец.
Потом он немного покорчил ребенку рожи, но Сережа смотрел на него с такой снисходительной улыбкой, что Ваня смутился — взрослый человек, а творит такую ерунду.
«Почему я раньше так мало занимался тобой?» — спросил он и почувствовал, что его коварным образом описали.
«Так мне и надо», — решил он весело. Алиса носила подмывать ребенка в ванную, но Ваня вдруг испугался, что уронит или даст неподходящую воду, поэтому просто обтер Сережу влажным полотенцем. Насыпал чуть-чуть присыпки, не будучи уверен, что поступает правильно. Он думал, что привыкший к материнским рукам Сережа будет бояться его и плакать, но ребенок переносил его неумелую заботу с полным пониманием.
Ознакомительная версия.
