не подстрелили в Бразилии. А по молодости я едва не сел в тюрьму в Арабских Эмиратах. Если бы тогда меня знакомый оттуда не вытащил, то мы бы сейчас с тобой не разговаривали. Я чудом избежал наказания и в эту страну больше ни ногой. Слишком суровые законы.
— Дай-ка угадаю… Ты избил шейха, потому что вы не поделили одну из его наложниц?
Костя опять смеется.
— На Марину один из партнеров засмотрелся и предложил ей стать его любовницей, за что получил в нос и по ребрам.
— Надо же, почти угадала, — улыбаюсь я. — Надеюсь, ты познакомил шейха со своей битой?
— Жаль, что в тот момент у меня ее не было. Пришлось работать кулаками. В тебе определенно есть потенциал, Маша, — переводит тему Костя. — Когда эмоции отключаешь, начинаешь думать, анализировать, сопоставлять факты. Если бы не все эти обстоятельства, которые я сам и создал, то мы могли бы попробовать с тобой настоящий брак. Возможно, со временем у нас бы получилось построить крепкую семью.
— Так говоришь, словно на совещании зачитываешь отчет об очередном своем финансовом проекте, который принес прибыль. В отличие от меня, тебе не помешало бы почаще включать эмоции. Иной раз возникает ощущение, что ты не человек, а робот.
— Приходится им быть, когда управляешь огромным количеством людей и координируешь их работу. На моих плечах всегда лежала серьезная ответственность. Ну и если тебе это интересно, то разрушать свою империю было так же сложно, как и строить ее.
Костя перехватывает мою ладонь и перемещает ее на свой живот.
— Мне послезавтра нужно уезжать. Как бы ты хотела провести два этих вечера?
— Типа ты собираешься выполнить мое последнее желание, перед тем как посадить на электрический стул? — не могу я удержаться от сарказма.
— В смысле? — спрашивает Костя, сощурившись.
— Приговоренным к смертной казни разрешают исполнить последнее желание. Например, готовят на ужин то, что они захотят...
— Маша, — шумно вздыхает Гончаров, перебивая меня, — ты опять фильмов насмотрелась? Какой электрический стул и смертная казнь? Тебе бы романы писать.
— Ну хорошо. Давай куда-нибудь сходим, — предлагаю я. — Здесь есть кафе или ресторан, куда бы ты мог пригласить меня на ужин и побыть джентльменом? В качестве компенсации за все пережитое. Кстати, ты хоть раз приглашал девушку на свидание?
— Приглашал.
— Когда?
— Давно. Это было до Марины.
— А как вы с женой познакомились?
— Это долгая история.
— Так мы никуда и не торопимся. Ты сказал, что проведешь со мной два дня и я могу просить у тебя все, что захочу. А хочу я многого. Тебя никто за язык не тянул.
Костя опять вздыхает.
— Марина — двоюродная сестра того следователя, который закрыл дело о поджоге двух домов на окраине села. Я увидел ее у него в кабинете и влюбился. На тот момент Марина была замужем. Семью ее разбивать я не захотел, уехал обратно в Москву, а через полгода мы случайно встретились. Закрутился роман, и я забрал Марину в столицу. С маленьким ребенком. Кирилла все это время воспитывал как своего.
— Все-таки я угадала про следователя? У вас обоих шел карьерный рост, да?
— Да. Мы до сих пор общаемся, у нас хорошие отношения с Вадимом.
— Они такими же останутся после того… — Осекаюсь не в силах подобрать правильных слов. — После всего.
— Сомневаюсь. Но мне плевать. Каждый из нас преследует свою цель.
— А бывший муж Марины? Он так просто ее отпустил?
— Сложные тема для такого тихого и спокойного вечера.
— Ты избил его битой?
— Мимо.
— Сдаюсь. — Забираюсь на Костю и упираюсь ладонями ему в грудь.
— Звучит двусмысленно, — улыбается Гончаров и кладет руки мне на ягодицы. — Но поддерживаю.
Миг — и я оказываюсь под Костей. Теперь он нависает сверху. Если бы он всегда был таким, как вчера и сегодня, то у нас не возможно, а совершенно точно получилось бы построить крепкую и счастливую семью.
— Ты сказал, что через неделю я должна подписать здесь какие-то бумаги и улететь. Пообещай, что вернешься за мной… Это мое желание.
Вчера передо мной опять встал выбор: провести время до своего отъезда одной либо с Костей. Я выбрала второе. В чем-то я и правда похожа на Гончарова: если что-то вбила себе в голову, то придерживаюсь своей позиции до конца. Каким бы он ни был. А все эти истерики… Они от неопределенности. Закономерно, что меня сейчас так штормит, потому что до Кости я ни к кому подобных чувств не испытывала. Если с ним что-нибудь произойдет… Даже думать о таком невыносимо.
— Я уже говорил тебе насчет обещаний.
Во мне опять нарастает протест и тут же вспыхивает злость.
— Ты невыносим. Неужели так сложно сказать?
Костя берет мое лицо в ладони и вместо слов целует. Нежно, чувственно, глубоко.
— Так пойдет? — Всматривается в мои глаза и тяжело дышит.
В груди все сжимается от боли. Будто Костя меня не поцеловал, а избил.
— Нет. Недостаточно убедительно, — возражаю из вредности.
Костя снова тянется к моему рту, но не целует. Ведет губами по щеке, скуле, касается виска, возвращается обратно и ловит мое горячее дыхание. Сердце трепещет в груди. Меня будоражит этот контраст внешней холодности и внутренней нежности в Гончарове.
Его рука тянется к молнии на новой юбке, которую я купила несколько часов назад в местном магазинчике. Костя снимает ее с меня.
— Нас могут увидеть… — мелькает здравая мысль на краю сознания.
Он ненадолго отстраняется и смотрит пьяными глазами, хотя я давно не видела его с бутылкой в руках. Кладет ладонь мне на грудь и сжимает ее. Голова кружится от его
