— Ох, Ренат, — вымолвила я.
Он улыбнулся одними глазами:
— Всё так быстро закончилось. Мой рассказ. Такой короткий рассказ. А я думал, всю ночь буду говорить. Действительно, легче стало. Я знаю, что у вас было к нам особое отношение в университете. Вы понимаете, почему я затеял этот мюзикл? Решил поверить в чудо, когда узнал о постановке вашей новеллы. Это было … как магический ритуал — восстановить настроение, чувства…
— Ты ждал… её?
— Я всегда представлял её в роли Изабеллы. Думал, она узнает, поймёт, что это не совпадение и… и придёт. Глупость, правда? Спустя столько лет на что-то надеяться.
— Ох, — повторила я, не зная, что сказать. — Если тебе… тяжело, давай свернём весь этот проект.
— Нет, — решительно сказал Ренат. — Мюзикл состоится. Теперь всё по-другому. Это был последний… акт моей личной драмы. Больше срывов не будет. Мы нашли отдельное помещение, ведём переговоры. Это будет вторая площадка «Твайлайта», «Твайлайт Стейдж». Проектом заинтересовались на городском уровне. Я просто пришёл сказать вам, чтобы вы не переживали. Я же вижу, что вы всё ещё переживаете. Я иногда… веду себя как дурак… Скажите, Влюблённый в пьесе и два его друга, умный и не очень, это я, Вадим и Артём?
— Да, — я смутилась.
— Я сразу понял. Очень похоже получилось… забавно.
Я шмыгнула носом от неловкости — не думала, что он догадается. В своих героях я действительно «слегка» вывела «мушкетёров». В пьесе нет намёка на предательство, но некоторые шалости вполне узнаваемы. Ренат всегда был очень сообразительным, я этого как-то не учла.
— Вы знали, что Вадим был влюблён в Марину? — ровным голосом спросил Ренат.
Конечно, я об этом знала! Из дневника.
— Э-э-э, — сказала я.
— Просто в пьесе это есть.
— Наверное, подсознательно… вылезло.
— Если бы я не подрался в тот день, наша жизнь, возможно, сложилась бы по-другому. Я не мог себя контролировать. Смеялся, когда она просила меня… забыть. Не мог… забыть. Я и сейчас не могу. Как напьюсь, начинаю его искать. Что-то копится, копится и закипает, понимаете? И тогда так было.
— Кто знает, как всё сложилось бы, — уклончиво произнесла я. И добавила: — Я видела тебя тогда, на балконе общежития. Это был уже пятый курс. Ты сидел и смотрел.
— Да, балкон, — взгляд Рената затуманился, он был уже где-то далеко. Вид у него был очень усталым. — Мне очень неловко вас просить об этом, но можно я у вас посплю… тут, на диванчике? Не уверен, что доберусь домой… утомился…
— Конечно, Ренатик, дорогой. Я тебе постелю.
— Спасибо. Вы очень много для меня делаете. Как вы все меня терпите?
— Вот как-то так, сами удивляемся, — проворчала я под нос, выходя за пледом.
Когда я вернулась, он уже спал. На животе, лицом на диванной подушке, свесив одну руку. Я укрыла его пледом, выключила свет. В темноте заметила, что возле руки Рената на полу лежит его большой золотистый телефон. Мобильный вспыхивал и жужжал, и Ренат каждый раз вздрагивал. Я подняла телефон с пола — вдруг наступит, когда проснётся. Мобильный как раз зажужжал, высветил сообщение: «уведомление о прочтении. 14/07/2013». Я отключила звук и положила телефон на тумбочку.
* * *
Борис приехал за ней ровно в три. Марина сидела на кухне, полностью готовая, и читала статью в «Кофе». Она прочитывала её, закрывала журнал, потом опять его открывала и начинала читать заново, с первых строк, в которых журналистка с каким-то раздражающим Марину фамильярным восторгом описывала внешность Рената. Когда Танников бросил в трубку короткое «Выходи», Марина ещё больше вознегодовала в душе: Борис прервал столь сладостную для неё муку, сеанс самоистязания.
Взгляд у Бориса, когда он её увидел, был очень говорящим. Он взял её за руку, отступил на шаг и с восхищением осмотрел с головы до ног. В этом было что-то… унизительное. Как будто Танников радовался собственной удачливости в выборе товара, тому, что за неказистой девчонкой в мешковатой футболке и с дурно крашеными волосами сумел разглядеть нечто, соотносимое с его высокими требованиями.
Они ехали по загруженной трассе, в дороге Борис блистал остроумием и сумел немного Марину развеселить. Она оставила журнал дома, иначе не удержалась бы и читала прямо во время свидания. Но она всё равно перечитывала статью, мысленно, даже болтая с Борей:
«К: Многие наши читатели следят за текущими проектами «Твайлайта». Признаться, мы привыкли к постоянным обновлениям и свежим программам. Как скажется разработка нового проекта на формате старого? Что это, ребрендинг?
М: В какой-то степени да, ребрендинг. Действительно, сейчас всё внимание на новом проекте, остальные старт-апы мы временно приостанавливаем. Были в перспективе радиоканал «Твайлайт» и несколько новых караоке-клубов, и мы в принципе от этих проектов не отказываемся. Мы ведь не просто клуб с музыкальной программой, мы немного театр, стэнд-ап шоу, даже цирк. Новый проект не просто расширит формат, возможно, он станет толчком для развития оригинального концепта. «Твайлайт-Стейдж» — это вторая площадка с более ярко выраженным театральным направлением.
К: Бродвей в Мергелевске?
М: (смеётся): Почему бы нет? Мы собрали прекрасную команду, закупаем световое оборудование, акустические системы, с нами работает музыкальный руководитель …»
— Ну? Так понравилась машина?
— Что? А, извини, задумалась.
Борис помог ей выйти из автомобиля.
— Как красиво! — ахнула Марина, оглядываясь вокруг. — Столько цветов! Я помню это место! Здесь ещё был такой… магазинчик-комиссионка!
— Ты помнишь странные места, Маринкин. Таким девушкам, как ты, нужно запоминать только расположение ювелирных салонов и бутиков.
— Куда мы идём?
— Смотреть картины, конечно. Я же теперь владелец галереи, забыла? Каждый день тружусь аки пчела. В Мергелевске особо нечем поживиться, но там, куда мы сейчас идём, любят выставлять свои работы на продажу довольно интересные, немейнстримовые ребята. Вложи копейку, получи миллион — вот мой девиз.
Они поплутали по узким улочкам и спустились в салон-подвальчик, по очень крутой лестнице. Несколько залов были полны золотого блеска: на подставках тут и там стояли под стеклом дивные венецианские маски. Кроме них, в салоне не было ни одного покупателя. Боря провёл Марину через небольшую комнату с гротескными скульптурами, и они оказались в просторном зале с полотнами на стенах и подставках в виде стилизованных мольбертов.
— Ищи, — бросил Борис, улыбаясь.
— Что? — удивилась Марина, оглядываясь. Она немного отошла от него, привлечённая сочным пейзажем с грустными коровами.
— Представь, что ты владелица галереи. Что бы ты купила? Осмотрись, не спеши. Выбирай не по цене, не по именам, по зову сердца.
Борис глядел на неё, совершенно не скрывая своих желаний и дальнейших планов. Он очень хорошо смотрелся среди многокрасия масла и акварели. В золотом полумраке салона зелёные глаза казались дымчато-серыми. Марина против воли продолжила контакт глазами. Откровенность мужского взгляда неожиданно её успокоила. А место и обстановка придавали их свиданию особую романтичность. Марина подумала, что многие девушки мечтали бы сейчас оказаться на её месте. Она принялась ходить по залу, стараясь не отвлекаться на внимательно следящего за каждым её шагом Бориса. И на грустных коров, которые смотрели на неё с немым упрёком.
Она разглядывала полотна, прислушиваясь к своим ощущениям, понимая, что имел в виду Танников. Это как музыка. Услаждение души. Рага.
— Вот, — сказала Марина, указывая на небольшой пейзаж.
На нём были горы, «выгрызенные» горы Мергелевска с белыми выступами там, где добывался много лет назад цемент.
— Из тебя выйдет толк, — произнёс Борис над самым её ухом, от чего она вздрогнула. — Алексей Доронин, очень перспективный юноша. Пишет редко, ещё реже выставляет что-либо на продажу. Я ради него сюда и прихожу.
Он положил ей руки на плечи, заскользил ладонями к шее и обнажённым ключицам в вырезе платья, обнял, заставил повернуться: