– Возьми с собой Элизабет.
– Черта с два! Я хочу как следует отдохнуть, Руби.
В зеленых глазах застыло подобие недовольства.
– Знаешь, Александр, по-моему, ты становишься эгоистом, – заявила Руби. – Надменным эгоистом. Я вам, сэр, еще не служанка, чтобы по первому требованию собирать чемоданы – только потому, что вам, видите ли, наскучил Кинросс! Мне и здесь хорошо. Я хочу дождаться сына.
– Ты увидишься с ним в Сиднее.
– На пять минут?
– Если хочешь – на пять дней.
– Не дней – лет! Ты, дружок, похоже, забыл, сколько лет я ждала его. Если он возвращается домой, значит, я буду ждать его дома.
В ее голосе звенела сталь; Александр вмиг забыл о повелительном тоне и придал лицу виноватое и почти умоляющее выражение.
– Прошу, Руби, не бросай меня! – с жаром заговорил он. – Ведь мы уедем не навсегда – так, развеяться, отряхнуть с ног пыль Кинросса. Пожалуйста, поедем со мной! Обещаю, потом мы вернемся домой и больше я тебя никуда не потащу.
Она смягчилась:
– Ну, в таком случае…
– Вот и умница! В Сиднее мы пробудем сколько пожелаешь – Руби, я на все готов, лишь бы вырваться отсюда с тобой! Мы же никогда не ездили вместе за границу; разве ты не хочешь увидеть Альгамбру и Тадж-Махал, пирамиды и Парфенон? Пока Ли здесь, мы можем объехать весь мир. Кто знает, что ждет нас в будущем? А если это наш последний шанс? Соглашайся, милая!
– Если ты дашь мне побыть в Сиднее с Ли – я согласна, – ответила Руби.
Он осыпал поцелуями ее руки, шею, губы и волосы.
– Проси что угодно, пока мы вдали от Кинросса и тисков Элизабет. С тех пор как девочки подросли, она только и делает, что пилит и пилит меня.
– Знаю. И мы с ней часто ссоримся, – призналась Руби. – Будь ее воля, она бы заточила Нелл и Анну в монастырь. – И она довольно замурлыкала. – Ничего, все еще переменится, со временем она успокоится. И все-таки хорошо, что меня она не пилит.
Выслушав на следующий день упрощенный вариант этого разговора в изложении Руби, Элизабет ахнула:
– Боже мой, Руби, неужели я такое чудовище!
– Ни в коем случае, это не твоя вина, – решительно заявила Руби. – Но если честно, Элизабет, пора бы тебе спокойнее относиться к целомудрию девочек. Последние восемнадцать месяцев ты никому в доме не давала житья. Да, не каждая мать вынуждена видеть, как ее дочери взрослеют, когда она сама еще очень молода, но в нашем городе девочкам ничто не угрожает, можешь мне поверить. Будь Нелл легкомысленной вертушкой, я еще могла бы тебя понять, но она рассудительная, умная девушка, которой нет никакого дела до пустых влюбленностей. А Анна… ну, Анна попросту большой ребенок! Своими вечными попреками и наставлениями ты оттолкнула Александра и от Нелл тоже. Если кто и оскорбится, узнав, почему отец так рвется прочь из дома, так это она.
– А как же компания? – спохватилась Элизабет.
– Компания и без него обойдется. – Почему-то Руби не захотелось сообщать подруге, что Ли возвращается домой.
– Ты правда едешь с Александром? – вдруг задумчиво спросила Элизабет.
– Ты ревнуешь? – ахнула Руби.
– Нет-нет, что ты! Но хотелось бы мне узнать, что значит путешествовать вместе с любимым…
– Когда-нибудь узнаешь, – пообещала Руби, целуя ее в щеку. – Надеюсь, так и будет.
* * *
Провожая Александра и Руби на вокзале, Элизабет вела себя крайне сдержанно и чопорно. «Она укрылась в своей раковине, – печально думала Руби, – но разве мы с Александром виноваты, что единственные узы, связывающие ее с внешним миром, – тревога за девочек? И самое страшное – то, что девочки в такой опеке не нуждаются».
– Ты предупредил Элизабет, что Ли возвращается? – спросила Руби, когда поезд тронулся.
– Нет. Я думал, ты сама скажешь, – удивился Александр.
– И я не сказала.
– Но почему?
Руби пожала плечами:
– Если бы я знала, я была бы ясновидящей. И потом, какая разница, когда она узнает? Элизабет нет никакого дела ни до компании, ни до Ли.
– И это тебя тревожит?
– Само собой, черт побери! Как может мой милый нефритовый котенок хоть кому-то не нравиться?
– Поскольку я сам привязан к нему, как к родному, мне нечего ответить.
После отъезда Александра Нелл с головой ушла в книги, твердо решив на следующий год сдать экзамены и поступить в университет в нежном пятнадцатилетнем возрасте. Это стремление вызывало у Элизабет только досаду, и она вознамерилась всячески препятствовать дочери. И услышала, что дела Нелл ее не касаются.
– Если уж тебе так хочется к кому-нибудь приставать, – гневно выговаривала ей Нелл, – допекай Анну! Между прочим, если ты еще не заметила, могу сообщить, что в последнее время Анна совсем от рук отбилась. Еще немного, и она окончательно распояшется.
Критика была справедливой, поэтому Элизабет прикусила язык и отправилась на поиски Яшмы, чтобы вдвоем решить, как приструнить Анну.
– Никак, мисс Лиззи, – мрачно ответила Яшма на вопрос хозяйки. – Моя малышка Анна уже не ребенок, взаперти ее не удержишь. Я пробовала всюду ходить за ней по пятам, но она такая хитрая!
«Кто бы мог подумать!» – изумилась Элизабет. В последнее время Анна стала на редкость самостоятельной, словно от умения мыться и одеваться сработала некая тайная пружина у нее в голове, и девочка поняла, что впредь сумеет о себе позаботиться. В промежутках между недомоганиями она выглядела совершенно счастливым и смешливым ребенком; с простой мозаикой или кубиками была готова играть часами. Но едва ей исполнилось двенадцать, то есть в тот год, когда Александр увез Руби за границу, у Анны появилась новая игра: обманув бдительность воспитателей, она удирала в парк и пряталась. Яшма и Элизабет находили ее только по одной причине: не в силах сдержаться, Анна слишком громко хихикала, сидя в тайном убежище.
Из разговора с Руби Элизабет сделала вывод, что она чрезмерно опекает младшую дочь. Того же мнения придерживался и Александр, который открыто заявил об этом перед отъездом.
– Она просто гуляет по парку, Элизабет, так что оставь ее в покое, дай девочке хоть немного побыть одной!
– Если не вмешиваться, она и из парка убежит.
– Вот тогда и стоит вмешаться, – вынес вердикт Александр.
Через три недели после отъезда Александра и Руби Анну нашли на террасе возле копров как раз в перерыве между сменами. Узнав девочку, которую каждое воскресенье видели в церкви, рудокопы бережно, но решительно отвели ее к Саммерсу, а тот доставил Анну домой.
– У меня уже руки опускаются, мистер Саммерс, – пожаловалась Элизабет, гадая, не отрезвит ли беглянку увесистая пощечина. – За ней постоянно кто-нибудь присматривает, но стоит нам отвернуться – и она успевает удрать.
