«О да, мы и в самом деле шикарно провели время во время медового месяца», – улыбнулся Рик. Обеды и ужины в маленьких ресторанчиках провинциальных городков, долгие прогулки по берегам озера Мичиган и, естественно, безудержное занятие любовью в чистеньком номере гостиницы.
«Говорила ли я тебе о том, как счастлива, что ты привез меня домой? «
Прочитав эти слова, Рик почувствовал, как у него перехватило дыхание. Сложив записку, он сунул ее в карман джинсов.
– Энни! – крикнул он, направляясь к лестнице, ведущей в комнату на чердаке, которую Энни превратила в свой кабинет. – Ты наверху?
– Я на крыльце.
Взяв ветровку, Рик вышел на крыльцо. Энни стояла у перил в своей воздушной юбке и его футболке и смотрела вдаль, на сжатые поля.
– Я получил твою записку, – проговорил Рик, как говорил всегда, когда прочитывал маленькие любовные послания, которые Энни ему оставляла.
– Я знаю, – улыбнулась она в ответ. Волосы ее были все еще немного растрепаны после их занятий любовью, со щек не сошел румянец.
Невыразимая нежность взметнулась в груди Рика. Подойдя к Энни сзади, он заключил ее в объятия и нахмурился: руки Энни, коснувшиеся его груди, были холодными как лед.
– Где твой свитер? Сейчас октябрь, а не июль.
– Мне не холодно. – Энни запрокинула голову, положила ее Рику на плечо и, по-прежнему улыбаясь, позволила себя поцеловать. – А вот тебя, дорогой, ветровка от холода не спасет, если ты не надел под нее рубашку.
Рик фыркнул:
– Рядом с тобой мне так жарко, что, если бы я даже стоял голым в снегу, я бы не замерз. – Энни улыбнулась, и Рик снова ее поцеловал. – А что ты здесь делаешь?
– Любуюсь открывающимся видом. О Господи, как же здесь красиво осенью! Вы, Магнуссоны, ничего не делаете наполовину. Даже если Оле и был чудаковатым скупым стариканом, чувство романтизма было ему не чуждо.
Рик рассеянно коснулся подбородком ее мягких волос и попытался взглянуть на раскинувшийся пейзаж ее глазами. Повсюду, насколько хватало глаз, позднее осеннее солнце окутывало окрестности золотистым светом. С растущего во дворе клена один за другим слетали желтые листья, а вот величественный старый дуб по-прежнему был покрыт, как мантией, ржаво-коричневыми листьями и не спешил их сбрасывать. Похожие на золотые монеты листья высокой осины и ярко-красные – низенького куста казались на фоне белоснежного гаража ослепительно прекрасными.
– А знаешь, я тебе еще кое-что написала, – вывел его из задумчивости тихий голос Энни.
– Что же?
– Маленькую приписку к моей записке, но я хотела отдать ее лично.
Рик, заинтригованный, вскинул брови:
– Вот как? И где же эта приписка?
– В одном месте, которое находится рядом с моим сердцем. Ага, Энни решила поиграть в прятки! Что ж, с превеликим удовольствием. Рик обожал ее игры.
Отступив назад, Рик окинул Энни внимательным взглядом. Единственный карман, который он заметил, был на футболке, плотно обтягивающей высокую грудь, и он осторожно положил руку на мягкий, теплый холмик. И хотя тотчас же раздался хруст бумаги, который ни он, ни Энни не могли не услышать, Рик спросил:
– Горячо или холодно?
– Конечно, горячо, – рассмеялась Энни. Усмехнувшись, Рик сунул руку в карман футболки и, прежде чем вытащить записку, провел пальцами по упругому соску. Он бросил взгляд на розовую бумажку, чувствуя все возрастающее любопытство.
– Ну же, – поторопила Энни, – открывай. Рик медленно развернул бумажку.
«Говорила ли я тебе, что ты скоро станешь папой? И как я счастлива, что внесу свой вклад в следующее поколение Магнуссонов на ферме Блэкхок-Холлоу? «
Ухватившись за деревянную колонну, чтобы не упасть, Рик с такой силой сжал ее, что почувствовал, как недавно вырезанное сердце врезалось в ладонь, Энни смотрела на него, и ее темные, как лесная чаща, глаза светились радостью и неуверенностью. Рик открыл было рот, чтобы хоть как-то отреагировать на ее сообщение, но счастье и изумление нахлынули на него так стремительно, что он не в силах был произнести ни слова.
– Ты рад, что у нас будет ребенок? – спросила Энни, слегка нахмурившись.
– Да, – с трудом выдавил из себя Рик и, откашлявшись, уже нормальным голосом произнес: – Энни, детка, ты умеешь поразить человека так, что он теряет дар речи. Когда?
– В конце мая.
– Весной. О Господи... ребенок! – Рик взъерошил рукой волосы и внезапно почувствовал нечто вроде паники. – Знаешь, Хизер на дыбы встанет, ей уже осточертело быть сиделкой.
– Знаю.
Рику вдруг припомнились та радость, которую принесло ему отцовство, и все те ошибки, которые он совершил. Но за шестнадцать лет, прошедших с тех пор, как он впервые взял на руки своего первенца, когда сам еще был зеленым юнцом, он многому научился.
– На сей раз ничего не будет для меня важнее жены и детей. Обещаю тебе.
– Я знаю.
Поцеловав Энни в лоб, Рик коснулся рукой ее живота.
– Если хочешь, я найму кого-нибудь помогать мне на ферме.
– Зачем? Я прекрасно вожу трактор, – заметила Энни, стараясь казаться серьезной. – И уже учусь без смеха произносить «доильный стакан». – Тем не менее при этих словах она улыбнулась. – А скоро, бьюсь об заклад, я буду быстрее тебя доить коров.
– Так что ты скажешь, Энни?
Она крепко его поцеловала.
– Скажу, что я у тебя есть. Так что тебе еще нужно?
Рик расхохотался:
– Только еще один поцелуй. – И, когда Энни с готовностью выполнила это пожелание, присовокупил: – И, пожалуй, сандвич. После любви мне всегда жутко хочется есть.
– А подождать не можешь?
– Но ты тоже, наверное, проголодалась. Ты же сейчас ешь за двоих... – В этот момент рука Энни потянулась вниз, коснулась ширинки его джинсов, и у Рика перехватило дыхание. – Могу, – сдавленно прошептал он.
– Рик!
– Да?
– Я люблю тебя.
Black Hawk Hollow (англ.) – лощина Черного Ястреба. – Здесь и далее примеч. пер.
В скандинавской мифологии – дворец Одина, верховного бога войны, куда попадали павшие в битве воины.
Hollow (англ.) – лощина.
Военное училище в США.
Имеется в виду кризис 1929 – 1932 гг.
Тако – горячая свернутая маисовая лепешка с начинкой из рубленого мяса, сыра, лука и бобов и острой подливой.
Американская телевещательная компания «Коламбия брод-кастинг систем»
