– Спасибо, Анджело, – поблагодарила Марина и коротким кивком отпустила его. Она начала было распечатывать конверт, но, повернув его, взглянула на адрес: «Ее Королевскому Высочеству Марине Маршан». Ей был знаком тонкий аккуратный почерк, почерк отца.
– Катер готов, – объявил матрос.
– Одну минуту, – сказала Марина, не зная, вскрыть ей письмо сейчас или отложить на потом. Она известила короля, что выходит замуж за Генри, и пригласила его на свадьбу; это была своего рода оливковая ветвь, одновременно предупреждавшая короля о предстоящем событии, пока он не узнал о нем из газет или от Алексис, которая с радостью обрушит на отца ворох бульварных новостей. К тому же в душе Марины теплилась слабая надежда, что законный брак хоть немного смягчит ту боль, которую она причинила отцу. Возможно, своей запиской он сообщал ей, когда приедет и где она может его встретить.
Она посмотрела на небо, на чаек и на спокойную синюю гладь моря. Крупная чайка села на поручни и застыла в неподвижности, выслеживая рыбу, в ожидании удачи, которая позволит ей прожить еще один день. Марина снова взглянула на конверт и попыталась убедить себя, что мнение короля Андрея не имеет большого значения.
Медленно она вытащила из конверта карточку и прочитала:
Моя дорогая дочь!
Уверен, ты поймешь, что мне лучше отказаться от твоего приглашения. Я буду продолжать молиться о твоем счастье.
Твой любящий отец.
Чайка закричала и, захлопав крыльями, нырнула в воду. У Марины опять началась головная боль.
В городе Марина отыскала пустую скамейку на рыночной площади Лас Рамблас. Вокруг нее бушевал карнавал красок: от тележек, наполненных цветами, до киосков с изделиями ремесленников. Туристы, смешавшись с толпой, торговались, покупали и щелкали «кодаками». Старик жонглировал тремя апельсинами перед небольшой подбадривающей его толпой, молодой художник рисовал мелом на панели распятого Христа. Марина всматривалась в кипевшую вокруг жизнь Барселоны, рынка, порта и пыталась влиться в нее, подчиниться ее ритму. Но сколько она ни старалась, все было напрасно, ее душа не принимала веселья. Веселье было для других, но не для нее.
Молодая женщина с ребенком села на скамейку рядом с ней. Марина закрыла глаза и подставила жгучим лучам июльского солнца свое тело под тонким платьем. Она не могла избавиться от нарастающего сознания, что идет ошибочным путем. Годы бессмысленных метаний вдали от родины не спасли ее от страданий, она все еще находилась в поисках счастья, и Генри был жар-птицей на конце радуги. Но поможет ли он ей забыть свою вину перед покинутыми ребенком и родиной?
Марина почувствовала слезы, набежавшие на глаза, скрытые темными очками. Слезы, которые так легко текли по утрам, когда солнечный свет озарял неприглядность ее жизни, и только новые сумерки могли скрыть лживость происходящего. Но сейчас она плакала от стыда. Она стыдилась, что эксплуатирует обожание Генри, использует его для того, чтобы заполнить пустоту в своей душе.
Непонятный причмокивающий звук привлек ее внимание. Марина повернулась и увидела крошечного темноволосого младенца, с удовольствием сосущего грудь матери. Зависть проснулась в ее душе. Одно имя всплыло в памяти: Дженни. Имя, которое Марина запретила вспоминать, имя, которое не смела произносить, разве только в те редкие ночи, когда она была одна и когда алкоголь или таблетки не туманили ее разум.
Марина быстро встала и направилась к киоску, увешанному множеством железных и деревянных клеток, в которых сидели птицы с ярким оперением. Она подошла поближе, стараясь отвлечься и успокоить свое бьющееся сердце.
– Привет, птичка, – сказала Марина.
– Алло, алло, – получила она в ответ.
Марина коснулась прутьев клетки.
– Ты в тюрьме, – сказала она птице. – А тебе хочется на волю?
– Алло, алло...
Словно в поисках истины, Марина смотрела в маленькие черные глазки. Птица соскочила с жердочки и начала клевать корм, довольная своей судьбой и своей клеткой.
– Добрый день, принцесса, – сказал голос за ее спиной.
Марина обернулась и увидела самые зеленые на свете глаза на классически правильном, чисто выбритом мужском лице.
Мужчина протянул руку.
– Йорге Густавсон, – представился он. – Я никогда не имел удовольствия вас встречать, но мы всегда были соседями.
– Соседями? – удивилась Марина; люди редко узнавали ее на улице, если только ее не окружала толпа друзей, как всегда увешанных золотыми украшениями и драгоценностями.
Йорге улыбнулся, и на его щеках появились ямочки.
– Моя родина Финляндия, – пояснил он.
Марина высвободила руку. Только этого ей не хватало. Навязчивый турист, которому не терпится поговорить о Новокии и пробудить в ней воспоминания. Йорге Густавсон уже не казался ей таким привлекательным.
– Рада была познакомиться, – холодно произнесла Марина. – Извините, я должна идти, мне нужно сделать кое-какие покупки.
– Вот уж не думал, что вы занимаетесь покупками в такой день, – с улыбкой заметил Йорге Густавсон. – А жениху известно, что вы сбежали с яхты?
До сих пор Марина не знала, что слухи о ее свадьбе просочились в прессу. «Мне некуда скрыться, – подумала она. – Все равно они меня найдут».
– Простите меня, – продолжал финн, – я пытался с вами встретиться сегодня утром. Это я доставил письмо на яхту.
Ничего не изменилось. Жонглер продолжал жонглировать, художник рисовать на асфальте, птицы в клетках кричать.
– Не согласитесь ли вы выпить со мной чашку кофе? – спросил Йорге.
– Зачем?
Он рассмеялся. Его белые зубы блеснули на солнце, выделяясь на загорелом лице.
– Хорошо, – сказала Марина и бросила последний взгляд на женщину с ребенком на скамейке. – Пожалуй, я не прочь выпить кофе.
Если его прислал король, пусть он передаст ему, какая она счастливая. Возможно, она и сама в это поверит.
Они подошли к маленькому кафе и сели за столик снаружи. Йорге заказал кофе для них двоих, а себе еще булочку с шоколадом. Марина отказалась от булочки и попросила клубнику со сливками. Йорге свободно объяснялся с официантом по-испански.
Уличный музыкант расположился на углу напротив, пока они ждали заказ, и начал настраивать свою мандолину.
– Я люблю барселонцев, – заметил Йорге, – они такие жизнерадостные. И вообще, бедные или богатые, в этом городе все улыбаются. – Он посмотрел на Марину. – Кроме вас, конечно.
Официант принес им завтрак, а человек с мандолиной хриплым голосом запел песню, слов которой Марина не понимала.
– Почему отец прислал вас? – спросила она.
Йорге вытер рот салфеткой.
