– Прошу прошения, вы не могли бы дать мне вместо одной «Красной площади» «Красного быка»? – попросила Эшлин бармена. Ей удалось опередить у стойки Клоду и сделать заказ. На сегодня Клода выпила уже достаточно, с нее хватит.
Но подруга, как бы пьяна она ни была, на удивление быстро сообразила, что ее лишили алкоголя, и начала куражиться.
– Меня здесь за идиотку держат, – сетовала она. – Меня держат за полную дуру!
– Отвезти ее домой? – вполголоса спросил Маркус. Эшлин благодарно кивнула.
– Пока не выпью, не уйду, – воинственно твердила Клода.
Маркус объяснял ей спокойно и терпеливо, как малому ребенку:
– Понимаешь, мы с Эшлин хотим уйти, а тебе же будет лучше, если мы тебя проводим.
– Ну и уходите, – махнула рукой Клода.
– Но мы хотим и тебя захватить, чтобы отвезти домой на такси.
– Можно, – кивнула Клода. – Но только из любви к тебе.
– Помощь нужна? – с надеждой спросил Тед.
– Справимся, – отрезала Эшлин. – Мы отвезем ее домой, к мужу.
Клода заключила Теда в тесные объятия, икнула – Эшлин поморщилась – и поцеловала его в лоб.
– Ты хороший, – ласково сказала она. – Не забывай, заходи в гости.
– Зайду! – обещал обнадеженный Тед.
– Пошли, – тронула ее за плечо Эшлин, но Клода рвалась попрощаться с остальными.
– Пока, Джек, – пропела она.
– Пока, Клода, рад был познакомиться, – улыбнулся Джек.
– И я рада, – нежнейшим голоском отвечала Клода. – Надеюсь, не последний раз видим… Ой! Эшлин! Ты мне сейчас руку оторвешь!
Мрачная Эшлин молча потащила подругу к выходу.
Полулежа на заднем сиденье такси, Клода всю дорогу бубнила, какие сволочи Эшлин с Маркусом, как ей не хочется домой, как ей было весело, а у нее двое детей, и она так редко где-нибудь бывает… И вдруг на полуслове замолчала. Уронив голову на грудь, она отключилась.
Спотыкающуюся, Клоду довели до крыльца.
Когда Дилан открыл дверь, Маркус бодро отрапортовал:
– Пьяная женщина с доставкой на дом. Распишитесь. Маркус и Эшлин вернулись в такси и поехали восвояси.
– Ручка есть? – спросил Маркус, пока они ехали по пустым темным улицам к ее дому.
– Ага.
– А листок бумаги? Эшлин полезла в сумку.
Краем глаза она видела, как он царапает на листке нечто похожее на: «Пьяная женщина с доставкой на дом. Распишитесь», но проверить не успела, потому что Маркус быстро убрал бумажку.
На следующее утро телефон Эшлин зазвонил в четверть девятого. В такую неприличную рань это могла быть только Клода, терзаемая муками совести. Так оно и оказалось.
– Я с половины седьмого не сплю, – робко начала она. – Хотела извиниться за вчерашнее. Прости, я так виновата, так виновата… Я выглядела полной дурой, да? Наверно, беда в том, что у меня двое детей и я редко где-нибудь бываю.
– Все отлично, – сонно промямлила Эшлин. – Ты очень всем понравилась.
– Клода? – одними губами спросил Маркус. Эшлин кивнула.
– Ты была замечательная, – не поднимая головы от подушки, громко добавил Маркус. – Такая милая.
– Это кто? Маркус? Какой он любезный! Передай ему, что он – прелесть.
– Она говорит, ты – прелесть, – сообщила Эшлин Маркусу.
Но настроение Клоды быстро изменилось:
– Слов нет, как я ждала этого вечера, как хотела пойти куда-нибудь с тобой и как мне было весело, но теперь ты ведь больше никогда меня не позовешь. Это был мой самый лучший вечер за много лет, и я сама все испортила.
– Не сходи с ума, ты можешь ходить с нами куда и когда угодно!
– В любое время, – присовокупил Маркус.
– Скажи, Эшлин, ты не помнишь, как я оказалась дома?
– Мы с Маркусом довезли тебя на такси.
– Ах да, – пробормотала Клода. – Припоминаю… Хотя, если честно, нет, – сникла она. – Помню концерт, а потом все как-то теряется…
Когда она повесила трубку, Маркус поцеловал Эшлин и негромко спросил:
– Я был хорош вчера вечером?
– Э-э-э… нет, – удивилась Эшлин. Когда они пришли домой, то сразу заснули и любовью не занимались.
– Нет? – потрясенно вскрикнул он.
Только теперь Эшлин поняла, о чем он спрашивал.
– На сцене? Я думала, ты говоришь про постель. На сцене ты был просто великолепен, я же тебе сразу сказала.
– Лучше Билли Велика, «одного из лучших юмористов Ирландии»?
– Да, ты же знаешь.
– Знал бы, не спрашивал бы.
– Лучше Билли, лучше Теда, лучше Марка, лучше Джимми, лучше всех на свете.
Эшлин очень хотелось еще поспать.
– Но у Джимми про футбольных болельщиков классно было.
– Да, нормально, – осторожно согласилась Эшлин.
– Насколько нормально? – насторожился Маркус. – Если по десятибалльной шкале?
– На единицу, – зевнула Эшлин. – Чушь собачья. Давай поспим, пока еще можно.
Визит Оливера нарушил хрупкое душевное равновесие Лизы. На работе она была необычно тиха и рассеянна и гадостей говорила на порядок меньше, чем всегда.
Самое ужасное было то, что Оливер так и не позвонил. Лиза не сомневалась, что он позвонит, хотя бы скажет в автоответчик: «Спасибо за бурную ночь, мэм», особенно теперь, когда ее домашний номер у него точно есть. Но дни шли, а от Оливера не было никаких известий.
На пятый день она так извелась, что позвонила Оливеру сама, но наткнулась на голосовую почту. Значит, гуляет где-то, развлекается, живет той жизнью, которой прежде жила и она. Кипя от злости и огорчения, Лиза швырнула трубку, даже не оставив сообщения.
Значит, он все решил и больше не станет искать встреч. Все кончено, и они оба это знают, а уж если Оливер что-то решил, передумывать он не станет. А Лиза, подавленная и растерянная, все мучилась над вопросами, задаваться которыми надо было полгода, девять месяцев, даже год тому назад. Что случилось с ее браком? Что сломалось? Подобно многим семьям, их союз распался из-за детей, вернее, их отсутствия. Вот только ситуация была нестандартная: он хотел детей, а она – нет.
Лиза сначала тоже думала, что хочет иметь детей. То было время, когда абсолютно все, кто что-то из себя представлял, срочно обзавелись животами: «Спайс герлз», топ-модели, актрисы. Выпирающий животик стал таким же непременным атрибутом моды, как мягкий палантин или сумочка от Гуччи; беременность стала актуальной. Лиза даже включила это в список «Модно – немодно»: беременность – да, драгоценные камни – нет.
Вскоре после того в моду вошло появляться на улицах с крохотным малышом в рюкзачке-«кенгуру», в черной вязаной шапочке – без этого лучше и не выходить из дому.
Лиза, острым глазом схватывавшая малейшие перемены в мире моды и стиля, отметила и это.
– Я хочу ребенка, – сказала она Оливеру.
Оливер не проявил особого интереса. Ему нравилась их стильная, шумная жизнь, и он понимал, что ребенок во многом их ограничил бы. Ни тебе вечеринок до рассвета, ни белых диванов, ни внезапных, за пять минут, вылетов в Милан. Или Вегас. Да хотя бы даже в Брайтон. И ночей не спать не от дозы кокаина, а оттого, что над ухом орет младенец. И весь наличный доход вместо джинсов от Дольче и Габбана будет уходить на памперсы.
