В окнах у Рокси света не было. Я поднялась прямо в свою конуру. На двери была приклеена записка, что все поехали на улицу Ваграма. Записка удивила меня, но не вызвала подозрений. Очевидно, Сюзанна предложила своей мужественной команде бывших заложников поужинать у нее. Я спустилась к Рокси позвонить родителям в гостиницу, но их тоже не было. Немного погодя я решила позвонить Эдгару — мне в любом случае приятно поговорить с ним — и снова спустилась к Рокси и села с аппаратом в темной гостиной.
— А, Изабелла! Как ты? — спросил он.
— В порядке. Тебе рассказали, что произошло сегодня?
— «Сегодня» — понятие растяжимое. Сербы возобновили обстрел Сараево. Какой-то псих-американец в «Диснейленде» семь часов продержал мою сестру заложницей. И еще одно небольшое событие — убили моего племянника.
— Кого?! — закричала я в ужасе, прекрасно понимая, что это Шарль-Анри, кто же еще.
— Шарля-Анри. Всадили три пули в грудь и бросили умирать среди мусорных баков на улице Мэтра Альбера.
Не помню, что я сказала. Все было ясно. Тельман убил Шарля-Анри и пытался убить Магду.
— Сначала, разумеется, полиция заподозрила Роксану, — продолжал Эдгар сухим, почти раздраженным тоном. — Я разговаривал с полицейским комиссаром. Раненая Магда сумела выползти из своего коттеджа и добралась до склада на шоссе. Там ее и нашли. Она рассказала, что муж хотел ее убить.
— О Боже… — пробормотала я. Бедная Рокси, бедный Шарль-Анри, думала я, как это все глупо. Тельман — убийца, он мог и детей убить. Я даже о Магде подумала: может быть, Шарль-Анри был ее единственной настоящей любовью. Кто теперь позаботится о бедной Магде? Как можно верить в любовь после всего этого? Мне хотелось плакать, но какие слезы, когда все так странно и страшно?
— Mon Dieu, что за мир! — с горечью воскликнул Эдгар. — Красные и черные… Кто бы мог подумать, что черные так быстро сменят красных?
Кажется, он говорил о Боснии.
— Можно я приеду? — робко спросила я. Мне хотелось почувствовать его руки у себя на плечах.
— Non, chérie, я немедленно еду на улицу Ваграма. Сюзанна с ума сходит. Твои родители тоже, кажется, там.
— Тогда там и встретимся, — сказала я.
Я услышала какое-то движение позади себя и испуганно обернулась. В дверях спальни стояла Рокси.
— Все у Сюзанны, — сказала она.
— Рокси, это ужасно… я тебя не слышала, не знала, что ты здесь… я только что вошла… — сбивчиво говорила я. — Я останусь с тобой.
— Я настояла, чтобы они уехали. Мне нужно побыть одной. Женни они взяли. Я приняла снотворное. Говорят, для плода не вредно. Я буду спать.
— Господи, Рокси… — начала было я. Но что тут скажешь? Жалость, горе, потрясение. Кто знает, как повернется жизнь. — Это ее муж, Тельман…
— Я знаю, слышала. Наверное, они подозревали меня. — Голос у нее задумчивый, печальный, полусонный.
— Тебе нельзя одной! Я буду здесь.
— Я иду спать. Не могла ехать с ними. Я прогнала их… Знаешь, Из… у меня такое чувство, будто я убила Шарля-Анри. Но я не могу сказать им этого. — По выражению ее лица я видела, что она действительно так думает. Странный, настороженный взгляд, как у леди Макбет.
Я не знала, с чего это ей взбрело в голову. Никого она, конечно, не убивала, и нечего ей себя винить. Достаточно вспомнить, как она до последнего была верна Шарлю-Анри, как противилась разводу, с какой гордостью носит плод его любви. Нет, даже Персаны не посмеют обвинить ее.
Я заставила Рокси лечь. Во мне поднялась волна нежности и жалости.
Укладываясь в постель, она схватила мою руку и заговорила свистящим шепотом:
— Ах, если бы я была такая же холодная и черствая, как ты, Изабелла. У тебя всегда выходит как ты захочешь. Может быть, когда-нибудь тебе тоже придется страдать, но я сомневаюсь. Знаешь, раньше я думала, что ненавижу тебя, а теперь поняла — нет… Но… — Веки у нее дрогнули, опустились, и она погрузилась в тяжелый сон.
Я была поражена ее словами, но особого удивления они у меня не вызвали. Интересно другое: сказаны они под влиянием момента или выдают сокровенные, подсознательные движения души?
Естественно, я не могла оставить Рокси одну. Печально, что наши сделали это. Я сидела в полумраке на диване, сгорая от желания увидеть Эдгара.
Через несколько минут раздался звонок по домофону.
— Это я, Эймс, — сказал голос.
Я нажала кнопку и открыла входную дверь.
— Как она? — спросил Эймс, входя. Его обычно ухмыляющееся лицо выражало сейчас привязанность и заботу. Я оценила то хорошее, что было в этом человеке. Как в зеркале, отражающем каждую мелочь, я словно увидела его добрые поступки, умение готовить, его хорошее отношение к собаке, заслуженную известность филантропа.
— Я говорил с ней всего полчаса назад, она сказала, что она одна. Как они могли оставить ее в таком состоянии?
— Она, наверное, заставила их уехать. Спорить с ней бесполезно.
— Я приехал, чтобы побыть с ней. Я остаюсь.
— Ты правда останешься, Эймс? — Ограниченность моих суждений о людях с каждым днем становилась все очевиднее. — Мне очень хочется побыть с матерью и Сюзанной. Ты слышал, что с ними случилось?
Пока я с двумя пересадками добиралась на метро до улицы Ваграма, у меня было время подумать над словами Рокси о том, что она раньше ненавидела меня. Впрочем, я не приняла их всерьез и скоро выбросила из головы.
В просторной, построенной еще во времена Хаусмана квартире Сюзанны с мужественной улыбкой на заплаканном лице сидела она сама и вокруг нее Фредерик, Антуан с Труди, Шарлотта с Бобом, мой отец и Марджив, Роджер и Джейн. Были также какой-то мужчина, которого мне не представили, видимо из полиции, доктор месье такой-то, Роксин адвокат мэтр Бертрам и разговаривавший с ним господин, наверное, адвокат Персанов. И Эдгар. Я заметила, как отец незаметно наблюдает за ним, когда тот нагнулся к сестре, что-то ей говоря. Присутствующие не проявляли подавленности, царила атмосфера стойкости и решимости. Женни была в другой комнате в постели. Джейн рекомендовала снотворное для Сюзанны, Антуан пытался дозвониться до месье Персана, находящегося где-то в Польше, Поль-Луи и Мари-Одиль сидели на диванных подушках на полу. Когда я вошла, Эдгар обернулся и кивнул мне как хорошей знакомой — или мне показалось?
Потом я вышла в кухню приготовить чай. Он тоже пришел.
— Я уезжаю в воскресенье, — сказал он негромко. — Жалко оставлять сестру в такое тяжелое время. Жалко оставлять тебя.
— Рокси не виновата, — сказала я. — Она любила его.
— С точки зрения Роксаны, это своевременная смерть, — говорил он, не спуская с меня глаз. — Вместо позорного знака разведенной жены — венец вдовы. Имущество беспрепятственно наследуется ее детьми. Ровные, без сучка и задоринки отношения со свекровью и так далее. Бедная Сюзанна! Тяжело пережить своего сына. Самое тяжелое, что можно вообразить.
