Париж померк! И никогда не будет прежним.
— Бонжур… — пробормотала я упавшим голосом, проглотив «мсье». Да какой из него мсье?!
— Тео, познакомься, это моя дочь Ева, — мама придвинулась к нему и собственнически положила свою ладошку на его… ну пусть будет плечо. — Милая, а это мой Теодор, и ему не терпится с тобой познакомиться.
— Бонжур, — повторила я, как дура, потому что напрочь забыла, как по-французски «очень приятно».
Да глядя на Тео, из головы непроизвольно выветриваются все приятные слова. И хиленькое предположение типа «А может, он человек хороший» — тоже не приживается. Не может! Это очень явственно написано на его жабьей физиономии. Маленькие заплывшие глазки смотрят на меня оценивающе, а на бесформенных губах застыло брезгливое выражение.
И вот это чмо с задницей вместо морды осмелилось выгнать мою мамочку? Мы с ним точно не поладим!
И моя мамочка смела критиковать папину внешность? Её пугали шрамы на его лице? Мне никогда её не понять!
— Ева, значит, — наконец, подал голос Тео. — Хорошо.
К моему удивлению, у него оказался вполне приятный мужской голос, а не мерзкое кваканье. Вот только пренебрежительный тон мне не понравился.
— И надолго ты к нам? — поинтересовался Тео и постучал короткими квадратными пальчиками по столу.
— К Вам? — изумилась я и, глядя на мамину мимику, прикусила язык. Но проницательный уродец меня отлично понял.
— Конечно, к нам, Ева. Ведь твоя мама живёт у меня, — Тео нехорошо улыбнулся.
— М-м! Мамочке с Вами повезло, Теодор, она рассказывала, какой Вы щедрый, — бодро выпалила я. — Отличная квартирка, кстати! Вдвоём мы в ней неплохо помещались.
— Мишель, и это твоя дочь? — Тео перевёл взгляд на маму, а она ответила виноватой улыбкой. — Где она учила французский?
— Медвежонок, ну перестань, девочка очень волнуется, — проворковала мама и активно задёргала глазом, подавая мне предостерегающие знаки.
Да она сейчас оскорбила всех медведей на планете! И да — я очень волнуюсь, потому что меня разрывает от невозможности высказаться! И что не так с моим французским?
— Послушай, Ева, — снова обратился ко мне медвежаб. — Квартира у меня действительно отличная и очень большая. И если ты собираешься в ней пожить, то придётся следовать установленным правилам. Но прежде, чем я их озвучу, я хочу знать, сколько дней ты ещё надеешься здесь гостить и планирует ли твой отец профинансировать хотя бы твой обратный перелёт?
А вот сейчас не поняла. Что ещё мама наговорила на моего папочку? Кем она его выставила перед этим убожеством?
Мама очень активно двигала челюстями, глазами и едва ли не ушами, но я даже не хотела смотреть в её сторону.
— Послушайте, как Вас там, медвежуть? Я буду жить в Париже столько, сколько захочу! И я не собираюсь следовать каким-то дурацким правилам, и плевать мне на Вашу квартиру. Вы только маму берегите. Природа настолько щедро Вас обделила, что вряд ли Вам ещё повезёт встретить такую женщину. И как её только угораздило вляпаться?
— Да ты хоть понимаешь, с кем говоришь, девчонка? — грозно прошипел Тео. — Моё имя весь Париж знает!
— А фамилию? — подоспела я.
— Что? — Тео непонимающе взглянул на очень бледную мамочку. — Мишель, ты кого мне подсунуть решила?
— Тео, — проблеяла мама, но ЭТО уже выбиралось из-за стола, бормоча что-то неразборчивое. В их матюках я пока не очень сильна.
— Мам, прости, но…
— Ева, не сейчас. Завтра поговорим, — бросила расстроенная мама, даже не глядя в мою сторону, и рванула догонять своё угрёбище.
Ну, вот, опять я всё испортила! Я залпом опрокинула в себя остатки вина и снова наполнила фужер под изумлённым взглядом подоспевшего официанта. Поймала неодобрительный взгляд какой-то дамочки за соседним столиком и еле удержала взметнувшийся было средний палец. Ох, Евлалия, не комильфо! Я с грустью оглядела стол, сервированный на троих и только сейчас до меня дошли слова мамочки — «Завтра поговорим».
Завтра? А сегодня мне куда?
84
А сегодня… Сегодня я, как вольный ветер! Куда хочу — туда и дую! Погода отличная, день в самом разгаре, и я могу побыть свободной и беззаботной парижанкой. Ну как свободной…
Я покосилась на мрачного мсье за столиком у самого выхода. Его напарника не видно, но я знаю, что он тоже где-то поблизости. Мужчины ко мне не приближаются и при желании я легко смогу абстрагироваться от их неусыпного наблюдения. Так что да — свободна! Этот вообще не смотрит в мою сторону. Бедняга — кажется, за сегодняшний день кофе он напился на полжизни вперёд. Но кто виноват? Такая у парней работа. И, надо сказать, хлеб свой они едят не зря…
Ещё полчаса назад я упивалась жалостью к себе и едва не роняла слёзы на фуа-гра. Неужели какой-то мерзкий жаб для мамочки значит больше, чем родная дочь? Я неустанно выдумывала для неё оправдания, которые тут же разбивались о мою обиду. Но звонить и жаловаться папе я даже не думала. Он же с ума сойдёт от беспокойства, да и маму ни за что не простит. А ведь она опомнится и пожалеет о своей выходке. Когда-нибудь.
Зато у меня появился повод поговорить с бабулей. Конечно, она не примчится за сотни миль спасать внучку, но немного сочувствия от родного человека мне не помешает. А возможно, она даже захочет образумить свою дочь.
Бабушка заделалась француженкой ещё до моего рождения, поэтому виделись мы с ней от силы раз пять за всю мою жизнь. Но каждый год она поздравляла меня с Рождеством и иногда присылала подарки. Про мой день рождения она вспоминала нечасто, но я не обижалась — всё же родная бабушка была слишком далёкой от меня.
— Алло, бабуль! — позвала я по-русски, услышав из динамика её голос.
— Евангелина? — обрадовалась она, как обычно перепутав моё имя. — Умница, что позвонила! Как ты там, моё солнышко, замуж ещё не вышла?
Этим бабуля всегда интересовалась в первую очередь с тех пор, как мне исполнилось лет пятнадцать, поэтому не удивила.
— Нет, бабуль, мне пока рано, — смеюсь, а в груди разливается тепло от её ласкового голоса.
— Главное, солнышко, чтобы не оказалось поздно! Тебе ведь уже двадцать?
— Мне в апреле только девятнадцать исполнилось, — еле слышно вздыхаю.
— Тем более! — припечатала бабушка своей несокрушимой логикой. — У тебя сейчас самый возраст для активного поиска!
— Хорошо, я поищу, — понимаю, что спорить бесполезно. — Бабуль, я сейчас в Париже…
— Да ты что?! Какая молодец! Давно пора, Евангелина! Кого ты там найдёшь, в своей Москве?
На второй линии прорывался чей-то звонок, но я ещё не сказала бабушке самого главного.
— Бабуль, я поговорить с тобой хотела…
— Конечно, поговорим, солнышко! Обязательно поговорим обо всём! Ты позвони мне завтра… Ой, нет… Давай послезавтра часиков в одиннадцать утра. Хорошо?
— Хорошо, — отозвалась я эхом, пропуская мимо ушей досвидашки, обнимашки и поцелуйчики.
И в очередной раз меня придавило осознанием собственной глупой наивности. Кажется, я безнадёжна.
От самоистязания меня спас очередной звонок. Диана — какой ожидаемый сюрприз! Я поискала глазами своих преследователей и хмыкнула — не удивлюсь, если Ди уже в курсе происходящего.
Обменявшись со мной взаимными приветствиями, обладательница бархатного голоса поинтересовалась:
— Ева, надеюсь, у тебя всё в порядке?
Однако странная постановка вопроса… А она сама разве не знает?
Да у меня тут… караул!
— У меня всё просто замечательно! — отвечаю язвительно, ожидая, когда, наконец, прозвучит план моего спасения.
Но не тут-то было — Диана словно и не слышит ядовитых ноток.
— Я так и думала. Как твоя мама, вам вместе весело?
Аж до слёз! Причём, обеим!
— Скучать нам точно некогда, я сейчас в ресторане. А мама… она как раз пошла проветриться.
— Да-а, погода у вас там изумительная! А я вернусь только через два дня, но как я уже соскучилась по Парижу! Знаешь, Ева, в юности я исследовала его вдоль и поперёк, обожала гулять одна и чувствовала себя героиней приключенческого фильма. Я тебе даже завидую, — мечтательно щебетала Ди, а мне вдруг стало стыдно за свои недавние растерянность и страх.
