— Вот и все. И давай-ка сменим тему.
— А о чем поговорим?
— О тебе.
— В смысле? — Я машинально достаю из сумочки мобильник и включаю — проверить, нет ли сообщений. Знаю, что Лайонел в надежных руках, но хочу лишний раз убедиться, что все в порядке.
— Дело в американце, да?
Вздрогнув, поднимаю глаза:
— Чего?
— Это из-за него у тебя такой мечтательный вид весь день?
— Нет у меня никакого вида! — Экранчик телефона постепенно светлеет. Господи, как же долго. Я кожей чувствую на себе взгляд Брайана. — Тоже мне психолог-самоучка. Любовь у него, видишь ли, так возомнил себя экспертом, — ворчу я. Ну слава богу! Я вызываю голосовую почту.
— Не надо быть психологом, чтобы поставить диагноз «влюбленность».
Неужели настолько заметно?
У вас одно новое сообщение.
Готовлюсь услышать аккуратные округлые гласные в исполнении Розмари и аж дергаюсь, когда из трубки вырывается зычный суровый мужской голос. Похоже…
— Это Виктор Максфилд.
Сердце выпрыгивает из груди. Что ему нужно?
— Только что вернулся из Шотландии и обнаружил ваше письмо у себя на столе. Дорогая, разве вам неизвестно первое правило журналистики — доверяй, но проверяй? Да, мой племянник Габриэль замолвил за вас словечко. И — да, именно по его рекомендации я пригласил вас на собеседование. Но должность вы получили не поэтому. А потому что вы — чертовски талантливый фотограф!
Перестаю дышать. Мне дали работу не из-за Гейба? Я чертовски талантливый фотограф?! Чувствую, что парю над землей, невесомая от восторга, — и тут же камнем грохаюсь вниз. Прежде всего, я чертовски глупое существо.
— Пусть Габриэль — мой любимый племянник, однако «Санди геральд» — авторитетное издание, и я не взял бы вас на работу только потому, что этот дурень в вас влюблен.
Я ослышалась? Что за нелепица. Гейб? Влюблен в меня?
Виктор Максфилд между тем продолжает говорить, и я заставляю себя сосредоточиться.
— Послушайте, я занятой человек, руковожу газетой, и мне некогда тратить время на болтовню. Немедленно прекращайте дурить. Мы готовим материал об Эдинбургском фестивале, и нам нужны фотографии. Рейс из Хитроу в Эдинбург сегодня в пять. Надеюсь, когда вы ответите на этот звонок, вы уже будете на борту самолета.
Все. Как говорится, конец связи.
Я не могу отвести взгляд от дисплея своей «Нокии». Силы небесные… Я все-таки получила работу в «Санди геральд», и мое первое задание — Эдинбургский фестиваль.
Где выступает Гейб.
Обойдя фургон, я открываю дверцу и забираюсь на пассажирское сиденье. Брайан уже за рулем, слушает радио, попыхивая сигаретой.
— Все в порядке?
Делаю вдох поглубже.
— Мне нужна твоя помощь.
— Ради тебя — все что угодно, — мгновенно реагирует он.
— Подвезешь?
— Разумеется. Куда? Маленькая Венеция?
— Хитроу.
— Во сколько вылет?
— Меньше чем через час.
— Успеем. — Брайан поворачивает ключ зажигания, и мотор оживает. — Шляпу держи.
Он врубает первую скорость; в облаках пыли и азарта мы срываемся с места.
Мы несемся в Лондон.
Рассказав Брайану о звонке Виктора Максфилда, я открыла в своем шефе гонщика. Он принимает вызов и, зажав сигарету в зубах, мчит на бешеной скорости, с невозмутимым видом лавируя в плотном потоке автомобилей.
Водители потрясенно разевают рты, когда мимо них с оглушительным воем проносится белый фургончик «Вместе навсегда» с парочкой в выходных нарядах на передних сиденьях. Всякий раз, когда мы тормозим на красный или пропускаем пешеходов, я чувствую, что сердце готово разорваться. Откуда столько машин? Столько дорожных рабочих? И столько светофоров?
Проходит лет сто — и вот впереди маячат серые здания терминалов. Хитроу.
— Брайан, спасибо! — Я распахиваю дверцу и спрыгиваю на асфальт. Коленки трясутся.
— Эй, ты чуть не забыла! — Брайан протягивает мне один из своих цифровых фотоаппаратов. — Понадобится. И это тоже… — Тащит с заднего сиденья ноутбук в черном синтетическом чехле. — Сможешь отправить фотографии редактору… если вдруг захочешь малость задержаться в Эдинбурге.
Нервная дрожь стихает ровно на мгновение — достаточно, чтобы еще раз сказать шефу спасибо.
— Брайан, ты меня так выручил…
Он машет рукой:
— Давай-давай, не теряй времени. А то еще упустишь самолет. И вместе с ним своего янки.
Подмигнув, Брайан выруливает на автостраду, и фургончик теряется в потоке машин.
Первое, что я вижу в зале вылета, — очередь, змеящуюся от стоек регистрации вдоль перегородок прямо к вращающимся дверям. Возле которых я, собственно, нахожусь.
Очередь? Я уж и забыла, что это за напасть. Поглядывая на часы, переминаюсь с ноги на ногу. Что же делать? Я точно опоздаю на самолет, Виктор Максфилд решит, что я ни на что не гожусь, меня уволят, и до конца своих дней я буду фотографировать невест в платьях-безе.
Не дергайся, Хизер. Паника ничего не даст. Приметив оставленный кем-то экземпляр «Ивнинг стэндард», я хватаю газету и принимаюсь читать. Очередь ползет медленно — сантиметр за сантиметром. Колонка за колонкой. Страница за страницей. С головой погрузившись в отчет о скачке биржевых индексов, вдруг слышу:
— Следующий.
Скомкав газету, бросаюсь к стойке:
— Уф, наконец-то! Я уж боялась, что пропущу рейс.
Не глядя на меня, девушка продолжает стучать по клавиатуре, загоняя в компьютер какие-то данные.
— У меня забронирован билет на пять часов в Эдинбург, — лепечу я.
Никакой реакции.
Сверлю глазами ее макушку. Она вообще меня слышала?
— По-моему, вылет уже скоро, — добавляю по громче.
— Имя? — вопрошает она монотонно.
— Хизер Хэмилтон. Мисс.
— Угу… — бормочет она, продолжая щелкать клавишами. Понимаю, они изо дня в день этим занимаются, но можно хотя бы немного поспешить?
Видимо, нет.
— Вы чуть не опоздали. Посадка заканчивается.
— Так я об этом вам и… — Сейчас взорвусь! Спокойно, Хизер. Спокойно.
— Успеете, если поторопитесь. — Девушка протягивает посадочный талон: — Ряд 75, место F. Возле иллюминатора.
— Ой, мне нельзя возле иллюминатора! — быстро говорю я. — Понимаете, я очень нервничаю во время перелетов и люблю сидеть у прохода, потому что, если будет ЧП и придется выпрыгивать из самолета в спасательных жилетах, так я смогу быстрее выбраться наружу…
Товарищи по очереди, нервно переглядываясь, стараются отойти от меня подальше.
— Это последнее оставшееся место, — говорит девушка. — И за вами еще люди, так что…