– Бедное дитя. Почему бы тебе не заявить в полицию? Их следует привлечь к ответу; чем дальше, тем труднее это будет сделать.
– Нет, – воскликнула Лили и испуганно замотала головой. – Я не могу никому рассказывать о происшедшем. Тем более чужим! Мне так стыдно… Я такая грязная… будут смотреть на меня и…
Она вновь начала дрожать.
– Но как тогда они смогут наказать…
– Мама, Лили сама решит, как ей поступить, – спокойно сказала Валери.
Она положила свою руку на руку Лили.
– Кошмар. Ужасно, что тебе пришлось пройти сквозь все это. Теперь тебе придется учиться со всем справляться самостоятельно. Мы сделаем все, чтобы помочь тебе, но, в конце концов, никто никогда не сможет сделать этого вместо тебя. Только ты сама должна все перебороть.
Лили смотрела на Валери, широко раскрыв глаза. Сибилла постоянно обещала обо всем позаботиться вместо нее. «Да, действительно, мне уже двадцать три года, – подумала Лили, – я не могу вечно сворачиваться в калачик у кого-то в доме или в чьей-то постели».
– И еще, – продолжала Валери, – мне очень хочется, чтобы ты не стыдилась, Лили. То, что произошло с тобой, ужасно, но случившееся не изменило твоей личности, не ты грязная, Лили, а он. Ты такая же хорошая, честная, любящая, какой была всегда. Мы можем поговорить об этом в любой момент, когда захочешь. Или о чем хочешь. Только дай мне знать!
Пораженная, не отрываясь, Лили смотрела на Валери круглыми глазами, в глубине которых вспыхнули искорки зарождающегося обожания.
– Ты хотела о чем-то спросить вчера вечером, – сказала Валери. – О чем?
– Ах, да! Насчет катастрофы, в которой погиб Карл. Я хочу узнать, что тогда произошло со мной. Я помню, как шла от самолета, помню, что не была ранена, у меня не было ни одной ссадины, ни одной царапины, совершенно ничего, – но я совсем не помню, как выбралась из самолета.
– Ты и не выбиралась, – сказала Валери, – Алекс и я вытащили тебя оттуда.
– Нет, не может быть, – недоверчиво покачала головой Лили. – Я отошла от самолета и потом, должно быть, потеряла сознание, потому что когда я очнулась, то обнаружила, что нахожусь в стороне от него, самолет горел, и я побежала от огня. Я искала всех вас, но никого не видела. Я обошла вокруг самолета, но не близко, а на расстоянии от него, я шла среди деревьев, потому что огонь был очень горячим, затем я увидела Карла, лежавшего на земле; я была с ним, когда ты вернулась. Но до этого я все время ходила; я вышла из самолета и ходила до тех пор, пока не нашла вас, со мной было все в порядке; я совершенно не пострадала.
Валери смотрела в окно, вспоминая сцену, которую описывала Лили.
– Ты, должно быть, бродила вокруг самолета, пока Алекс и я разыскивали тебя. Но ты не сама выбралась из самолета. Когда он рухнул, Лили, ты потеряла сознание. Алекс и я вытащили тебя первой, потому что ты лежала у самой двери и не вынув тебя, мы не смогли бы вытаскивать остальных.
Лили с изумлением уставилась на нее:
– Я была без сознания?
– Лили, ты же сама сказала, что не помнишь, как выбралась из самолета.
– Да, не помню, но я каким-то образом выбралась. Я была не одна. Бог защищал меня. Это он уберег меня от ран, тогда как другие пострадали, а Карл умер; и Господь дал мне силы уйти прочь от самолета. Сибилла много раз говорила мне, что все произошло именно так. Она всегда говорила это перед началом проповеди, особенно, если я нервничала, она говорила, что я никогда не должна сомневаться в том, что я избрана Богом для особой миссии и что она поможет мне ее выполнить… – Лили затихла. – Но теперь я не знаю, во что верить из того, что говорила Сибилла, – она наклонила голову и взглянула на Валери. – Ты говоришь, в самолете я была без сознания? Ты уверена?
– Абсолютно уверена, – мягко проговорила Валери. – Мы с Алексом вытащили тебя из салона и отнесли подальше от самолета, потом вернулись за другими.
Наступила тишина. Лили нервно кусала губы.
– В таком случае никакая я не иная, никакая я не особенная; я не избранная. Значит все, во что я верила… Я ошибалась во всем. Все люди, верившие в меня, доверявшие мне… Я не имела права учить их; все, что касается меня – ложь!
– Вовсе нет. Разве ложь то, что ты заботишься о людях? – спокойно проговорила Валери.
Лили взглянула на нее:
– Нет, но…
– Будь хоть немного справедливее по отношению к себе. Возможно, ты права в том, что никакая ты не особенная и мало чем отличаешься от других, хотя лично я в этом сомневаюсь. Каждый человек в той или иной мере по-своему уникален, и ты можешь сильно отличаться от других людей; может статься, что ты окажешься совершенно необычной. А может быть, и нет, но подожди немного, не торопись делать выводы. Не проклинай себя, Лили. После пережитого тобой очень трудно прийти в себя и сразу чувствовать себя хорошо.
Лили нахмурилась. Она привыкла, что Сибилла постоянно твердила, что она не такая, как все, что она особенная и замечательная. Руди говорил точно так же и Квентин тоже. Никто из них не предлагал ей задуматься о себе самой, и она не могла обнаружить, что она, в сущности, совершенно ординарная личность.
– Я просто не знаю, – беспомощно прошептала Лили. – Если ты права насчет катастрофы… что ж, ты, наверное, права, ты же отлично помнишь, что ты делала в тот день. Ты спасла мне жизнь. А я все время считала… Скажи, а Сибилла знала, что это ты спасла меня? – внезапно спросила Лили.
– Не знаю, – ответила Валери, – возможно, я рассказывала ей, когда она навещала меня в больнице, не помню.
– Наверняка, она знала, – голос Лили вновь зазвучал юно и напряженно. – Я думаю, она обо всем собирает информацию, а потом поступает с ней, как ей заблагорассудится.
Вновь наступила пауза. Розмари начала собирать со стола; Валери сидела неподвижно, гадая, насколько Лили осведомлена о финансовой стороне деятельности правления Фонда «Час Милосердия» по возведению Грейсвилля, о Сибилле и о Карле. Валери держала в себе информацию об этих двоих, пытаясь решить, что делать дальше. Встречаться с Сибиллой не было смысла: им нечего сказать друг другу. Если, конечно, Сибилла не знает, что Карл сделал с деньгами; возможно, он рассказал ей об этом. Может быть, это неплохой предлог для разговора с ней, однако перспектива общения с Сибиллой была настолько неприятной, что Валери предпочла отложить встречу с ней на неопределенный срок.
Карл и Сибилла; ей все еще трудно было понять это. Ей хотелось узнать о них подробнее. «Лили», – подумала она. Можно было бы расспросить Лили, как-нибудь между прочим. И, конечно, она расспросит ее о Грейсвилле. Две совершенно различные темы, однако есть шанс, что Лили что-нибудь знает о Карле; и, наверняка, ей многое известно о Грейсвилле. Но пока ее нельзя расспрашивать. Сейчас у Лили слишком много своих проблем.
