Она и, правда, сыграла не последнюю роль, но вымещать на ней злость – низко.
Дети за родителей не отвечают. Его проблемой была Кристина Вильямс, а не её дочь. Со своими родителями его тоже никто не заставлял ругаться, Дитрих сам вспылил, потому и обвинять следовало только себя, никого другого не вмешивая в свои дела.
– Привет, Дитрих, – радостно выпалила девушка, стараясь быть как можно более беззаботной. – Тебя я тоже рада видеть. Как провел кани... – она замолчала на время, потом решительно продолжила: – Оставшуюся часть каникул. Надеюсь, все было прекрасно?
– Лучше не бывает, – запальчиво выдал он. – Пил, курил и трахался с кем попало. Уже не помню, как звали всех тех девушек, но они были прекрасны в постели.
Ланц чувствовал, что сам рубит сук, на котором сидит. Это не то, совсем не то, что он собирался сказать. Не то, что он должен сказать. Но холод, равнодушие и отчужденность в голосе Люси заставляли его беситься. Он никак не мог взять себя в руки и поговорить с ней о какой-нибудь чепухе, типа подарков с рождественской символикой, которой он обменивался с родными, или же о книгах, которые прочитал за оставшиеся дни. Ему вспоминались его сны, ему вспоминалась прогулка по темным улицам и рассвет, встреченный под мостом. Все время, что они не виделись, он думал о Люси. А она говорит с ним так, словно он для нее чужой человек, будто...
«А что она?» – внезапно задался вопросом Дитрих.
Все правильно она делает. Она пытается оттолкнуть его, чтобы не усугублять ситуацию, а он делает вид, что ничего не замечает, идет напролом, сшибая все преграды. Только рационализма в этих поступках нет совсем. Люси ведет себя, как взрослый человек, а он, как глупая малолетка, у которой отобрали любимого плюшевого мишку. Еще разрыдаться для пущего эффекта, и различия совершенно смоются. Их просто не останется.
Люси не стала отвечать грубостью на его замечания. Она просто улыбнулась в ответ и произнесла уверенно:
– Рада, что у тебя каникулы прошли хорошо.
В глазах у нее читалось нечто иное. Там не было упрека и сожаления. Люси Лайтвуд дурой не была, потому прекрасно понимала: Дитрих блефует. Ему хочется хоть как-то её зацепить, сказать гадость, вывести из себя. Заставить проявить эмоции и признаться ему во всем.
Она просто с трудом сдерживала слезы. В глазах застыл немой вопрос: «Зачем ты так со мной?». Он же понимал, почему она его старательно от себя отталкивает, но вместе с тем не хотел мириться с подобной расстановкой сил. Ведь каждый из нас сам кузнец своего счастья. Разве нет? Если постоянно прислушиваться к советам окружающих, можно прийти только к одному итогу: тупик. Окончательный. Из которого нет выхода.
– А у тебя?
– Все тоже было на уровне, – отозвалась Люси, продолжая улыбаться. – Намного лучше, чем я ожидала, на самом деле.
– Правда?
– Да.
– Я тоже рад за тебя, – произнес Дитрих, стараясь задавить в себе постоянную раздражительность и попытаться перевести напряженный разговор в разряд необременительного трепа.
– Пора на занятия, – ответила Лайтвуд. – Иди, а то опоздаешь.
– Ты будешь стоять здесь?
– Да, еще немного постою, а потом тоже пойду.
Девушка сделала вид, что занята своим делом, полезла в карман за носовым платком. Нужно было срочно приложить его к глазам, иначе Дитрих стал бы свидетелем её слез – проявлением отчаяния. Хорошо, что на улице было холодно, можно было придумать оправдание, мол, на холоде глаза слезятся.
– Не верь мне, – произнес он, проходя мимо. – Не верь ни единому моему слову из тех, что я сказал раньше. Я люблю тебя, – добавил тише и, последовав примеру Паркера, скрылся в школе.
Люси несколько секунд смотрела ему вслед, потом сорвалась с места и тоже заскочила внутрь здания.
Конечно же, она уверяла себя, что это все – обман. Дитрих не мог этого сказать. Он даже и подумать ни о чем подобном не мог. Ей просто послышалось. Она услышала то, что хотела услышать. На самом деле, он ничего такого не говорил.
Да и с чего бы ему вдруг признаваться ей в любви? Он мог пошутить. Но, если это шутка, то самая неудачная из всех возможных. Если это было сказано просто так, ради развлечения, в стремлении вызвать у нее хоть какую-то реакцию, то пусть лучше правдой окажутся слова о его развеселых каникулах.
– Дитрих! – крикнула Люси, врываясь в холл учебного заведения. – Дитрих, подожди! Не уходи, пожалуйста!!!
Он уже поднимался по лестнице, но, услышав её голос, обернулся и замер на месте, словно ждал от нее еще чего-то.
– Ты же врешь, Ланц! – вновь крикнула она. – Зачем ты так врешь? – добавила тише, сползая по стене.
Ей в этот момент было наплевать на то, что происходит вокруг, на то, что в холле множество людей. Все они спешат на занятия, а она им мешает. Она просто закрыла лицо руками. Слезы не текли по щекам. Плакала её душа, а не сама Люси.
Девушка и сам понимала, что выставляет себя на посмешище. Рискует вновь попасть в немилость матери, которая находится совсем рядом. Кабинет Кристины как раз напротив того места, где стоит, а точнее уже сидит, она сама.
Но это признание выбило её из колеи. У нее начиналась грандиозная истерика. Она не знала, как реагировать на происходящее. То ли поверить, тем самым подтвердив свой статус влюбленной, доверчивой дурочки, то ли окончательно убедить себя в том, что слова ей послышались, и свести общение с Дитрихом до ноля. Вообще с ним не разговаривать, не реагировать на него. Попытаться проникнуться мыслью, что ничего между ними не было.
Ничего почти и не было. Просто для Люси, вообще никогда не находившейся в отношениях, это было самым волнующим временем в жизни. А ещё никто и никогда не признавался ей в любви. Даже так, небрежно. Между строк кидая самую главную фразу, как подачку.
– Зачем так шутить? – прошептала она. – Это же жестоко. Это больно...
Она слышала шаги. Его шаги. Люси могла бы узнать Дитриха хоть из тысячи, хоть из миллиона. Была уверена, что это именно он сбегает по лестнице, а потом решительно идет к ней, опускается на корточки и пытается отвести руки от её лица.
Она чувствовала себя ужасно. Хотелось провалиться сквозь землю, только бы не услышать, как сейчас он скажет своим немного надменным тоном:
– Да, это была шутка. Ты же не думаешь, что я, действительно, мог влюбиться в тебя?
И она, конечно, отрицательно покачает головой, отвечая:
– Разумеется, нет. Я же все понимаю.
Но Дитрих не спешил разбивать её мечты вдребезги. Он осторожно провел ладонью по её щеке. Руки у него были теплыми, а вот щеки у Люси все еще холодными от мороза. Девушка смотрела на него, не отводя взгляда ни на секунду, но больше ничего не говорила. Хватило и того, что она уже опозорилась перед всей школой, сорвавшись с места, как ищейка, увидевшая добычу, бросилась вслед за ним и едва не разревелась на виду у всей школы.
