и поверить в удачу не могла. Даже когда Руся стала точными ударами отрабатывать технику футбола в моей утробе, я боялась радоваться. Слишком острыми и яркими в памяти были предыдущие потери.
Очень страшно было поверить, понадеяться, что черная полоса в моей жизни завершилась и, наконец, все получится как надо, а потом выть и лить слезы в подушку при неудаче. На самом деле облегченно выдохнула я только после родов.
Сроки беременности подтверждали, что Руся могла быть как от Дубравина, так и от Грабовского. Все смешалось в моем доме, да?
Кто же мог знать, что месть гулящему мужу обернется для меня настоящим подарком судьбы?
Когда я впервые взяла Русю на руки, все вопросы по поводу отцовства отпали сами собой. Мне стало глубоко наплевать, чьи живчики смогли пробиться и сотворить такое солнышко. Главное, она была моей дочерью, остальное оказалось неважным.
Но чем больше времени проходило, тем сильнее я убеждалась, что именно наша последняя страстная ночь с Кешей и дала такой неожиданный результат.
У Руси проявилось родимое пятнышко, точь-в-точь такое же, как у ее папы, – листик в локтевом изгибе левой руки.
Но и без этого я слепа не была.
Дочка переняла привычки Дубравина. Да она даже хмурилась так же, как он! Разве что внешность мою скопировала… И чуть-чуть характер.
Делиться персональным чудом с бывшим мужем я не собиралась. Еще чего!
Да, поступила эгоистично и жестоко – сейчас, заметив, с какими глазами он спрашивал о дочери, я это понимаю. Но раньше… Мною правили обиды, да и отомстить, признаюсь, хотелось.
Я не желала, чтобы рядом с Русей был предатель. Пусть даже он и ее отец.
Жестоко?
Мне не было до этого никакого дела. Дубравин исчез из моей жизни, и я не хотела, чтобы он туда возвращался.
Так я себя убеждала первый год после рождения дочери. Боялась самой себе признаться, что главная причина не в Русе, а во мне.
Я оставалась зависима от Дубравина, и наша встреча только это подтвердила.
Не отболело. Не отгорело. Не прошло.
Не излечилась. И клин клином не вышибла.
Неужели Дубравин проклял меня собой на всю жизнь?
– Брокколи не бери, а вот моцареллу лучше три пачки, – деловито заявила мне Руся, когда мы прохаживались по гипермаркету в тот же вечер. – Пиццу сделаем?
– Вася? – послышался знакомый мужской баритон рядом. – Какими судьбами?
Недалеко от нас стоял Грабовский. И он не просто смотрел на меня и Русю квадратными глазами, он пялился!
«Все знаковые встречи проходят возле еды, – подумалось мне. – Базовые потребности, видать, срабатывают».
– Я живу в этом районе, – пожала плечами я. – Судьба здесь ни при чем. А ты?
Грабовский помялся с ответом.
– Да вот, зашел… к другу.
Я мельком глянула в его корзину: фрукты, конфеты, бутылка шампанского, дорогой сыр и мороженое – совсем не мужской набор.
– Ясно, – кивнула я, не почувствовав внутри даже малюсенькой ревности.
Там был штиль.
Грабовский все так же хорошо выглядел: не спился, не состарился, не набрал лишний вес… Мне было приятно на него смотреть, чисто с эстетической точки зрения. Любоваться – да, но прикоснуться к этой красоте что-то совсем не тянуло.
Мы расстались безболезненно.
Я просто обвинила его в том сливе информации СМИ и перестала принимать его звонки. Грабовский с неделю пытался до меня дозвониться, а потом исчез с радаров.
Либо надоело, либо и сам понял, что нас друг с другом ничего толком не удерживало. Было хорошо в постели, но ведь не в этом смысл жизни-то заключается.
Что это за отношения, которые начинаются со лжи и построены на мести? Мотивация у меня, скажем честно, была так себе.
Мне хотелось насолить Дубравину и доказать ему, что я тоже желанна, что за мной тоже могут ухаживать, любить…
Любви с Грабовским у нас не случилось. Не было ни с моей, ни с его стороны. Чистая физиология и выгода. Это я позже отчетливо поняла.
По работе фонда мы с ним не пересекались, все делали через посредников. Даже сделку о продаже его доли акций, которую я позже смогла выкупить, оформляла команда юристов.
Когда я забеременела, то отстранилась и от Грабовского. Мне никто не был нужен, кроме близкого круга.
– М… – выдал Женя.
Между нами повисла неловкая пауза. Руся откровенно скучала.
– А это… – настойчиво нажал голосом он, глядя на мою рыжую егозу. – Твоя…
– Дочь, – кивнула я. – Руслана.
На что Грабовский как-то даже нервно сглотнул. Теперь его острый взгляд стал едва ли не ястребиным.
– А я Женя, – протянул он Русе ладонь, которую та проигнорировала. – Друг… твоей мамы.
– У вас много друзей, – поджала губы моя маленькая язвочка, на что я едва сдержала улыбку.
Непосредственность и прямота Русланы кого хочешь могли выбить из колеи, и Грабовский не оказался исключением. Стоило только посмотреть, как вытянулась его физиономия.
– И сколько тебе лет, девочка? – спросил он мою дочь.
Та тут же набычилась, зыркнула на мужчину своим фирменным «убью» взглядом из-под бровей.
– Этот вопрос стал слишком популярным, – буркнула она и отвернулась, отказываясь отвечать.
Грабовский перевел взгляд на меня, его брови поползи вверх в жесте полного недоумения.
– Шесть, – шумно выдохнула я, уже догадываясь, что будет после моего ответа, но не имея возможности его избежать. Хватит, набегалась, видимо. Вот кто-то там сверху и решил, что пора мне брать свою смелость в руки и расставлять все точки на «ё», закрывать гештальты. – Русь, иди набери нам мандаринки твои любимые, я пока с другом переговорю.
Едва дочь отошла на безопасное от нас расстояние, как Грабовский схватил меня за руку и притянул к себе.
–
