– Ты что-то стала заикаться, младшая сестренка, – рассмеялся Джон Поль.
– А ну-ка помолчи, – приказал отец и уже мягче обратился к Мишель:
– Видишь, детка? Кэтрин вовсе не ненавидела нас. Просто была не слишком близка с родными. Да и к чему мы ей? Она была… другой, а мы служили напоминанием о тяжелых временах.
Мишель неожиданно сообразила, что Тео не имеет ни малейшего представления, о чем идет речь.
– Моей кузине было лет семь-восемь, когда ее мать вышла замуж за очень богатого человека по фамилии Боден. Они переехали в Новый Орлеан и почти оборвали всякие связи с нами. Я никогда не видела Кэтрин и даже не говорила с ней по телефону. Поэтому и поверить не могу, что она оставила нам наследство.
– Моя жена и мать Кэтрин были сестрами, – пояснил Джейк. – Ее звали Джун, но для нас всех она была Джуни. Бедняжка не была замужем, когда обнаружилось, что она забеременела. В те времена иметь внебрачного ребенка считалось позором, но по мере того как шло время, люди обо всем забыли. Только отец не забыл и не простил. Не поверишь, но он выгнал ее из дому. Тогда мы с Элли только что поженились и взяли Джуни к себе. Когда родился ребенок, в доме стало тесновато, но мы как-то обходились. Потом Джуни встретила того богатого парня, вышла замуж и уехала.
Умерла она, когда Кэтрин было одиннадцать. Я не позволял девочке забыть, что в Боуэне есть родня, которая ее любит, поэтому и взял за правило звонить ей раз в месяц, а иногда и навещать. Правда, она была не очень-то разговорчива, так что болтал в основном я, и все о своей троице, чтобы она знала кузенов. Кэтрин здорово поразилась, узнав, что Мишель собирается стать доктором. Она гордилась тобой, детка. Просто никогда об этом не распространялась.
– Кэтрин даже не пригласила тебя на свадьбу! – запальчиво возразила Мишель. – Уж я-то знаю, как ты обиделся.
– Вовсе нет. Кроме того, это была совсем скромная церемония в суде. Она сама мне сказала.
Мишель оперлась локтем о стол и принялась рассеянно навивать локон на палец, размышляя о внезапно свалившемся богатстве. Эти деньги – просто дар с неба. Более чем достаточно, чтобы отремонтировать клинику и нанять сестру.
Отец улыбаясь наблюдал за дочерью.
– Опять ты крутишь волосы! Знаешь, Тео, в раннем детстве, когда она была совсем крошечной, точно так же дергала себя за волосы и сосала большой палец, пока не засыпала. Сказать невозможно, сколько раз мне или Реми приходилось распутывать колтуны!
Мишель отпустила рыжеватые пряди и сцепила пальцы.
– Я чувствую себя виноватой, потому что не могу сказать ничего доброго о Кэтрин, и в то же время уже придумала, как потратить часть денег.
Отец подвинул Тео семейный альбом в красно-черную клетку. Тео открыл его и принялся просматривать снимки, а Джейк объяснял, кто есть кто. Майк пошла к холодильнику за диетической колой и принесла одну банку для Тео. Он надел очки и выглядел настоящим ученым мужем.
Положив руку ему на плечо, она спросила:
– Ты голоден?
– Еще бы, – отозвался он, переворачивая очередную страницу.
– Папа, Тео не хочет смотреть наши снимки.
– Ошибаешься, хочу.
Она поставила свою банку колы рядом с банкой Тео, выпрямилась и повернулась к брату:
– Джон Поль, приготовь мне и Тео что-нибудь поесть.
– Как же, дожидайся! – хмыкнул он.
Мишель подскочила к дивану и плюхнулась брату на живот. Но он заранее угадал, что она задумала, и успел приготовиться.
– Я сплю! – буркнул он. – Оставь меня в покое, черт возьми!
Но сестра, не обращая внимания на ворчливый тон, стала дергать его за волосы.
– Можешь поверить, что Кэтрин оставила нам столько денег?
– Нет.
– Уму непостижимо!
– Угу.
– Открой глаза! – потребовала она.
Джон Поль громко вздохнул, но все же сделал, как она просила.
– Ну что тебе?
– Можешь сказать о ней что-то хорошее?
– Еще бы! Она была эгоисткой, жадиной, занудой, одержимой…
Мишель ущипнула его.
– Я же велела сказать что-то хорошее!
– Она мертва. И лучшее трудно придумать.
– Бессовестный! Есть хочешь?
– Нет.
– Не правда, хочешь. Ты всегда голоден. Пойдем, помоги мне. Мишель встала, но брат успел схватить ее за руку.
– Когда Тео уезжает?
Такого вопроса она не ожидала. И теперь растерялась. Джон Поль застал ее врасплох.
– В понедельник, – прошептала она. – Вместе со своим другом Ноэ. В понедельник утром.
До чего же у нее грустный голос! Просто противно! Она не пыталась изображать храбрость, не притворялась, что ей все равно, потому что брата не одурачишь. Джон Поль знал ее лучше всех на свете и к тому же видел насквозь. Ей в голову не приходило солгать ему.
– Ты сильно сглупила, – прошептал он.
Мишель кивнула:
– Ты прав.
– Не стоило так подставляться.
– Знаю.
– Почему ты не сумела себя защитить? Он чужак.
– Все случилось так неожиданно. Что я могу сказать? Просто… так вышло.
– И?..
– Что "и"?
– И ты собираешься раскиснуть, когда он исчезнет?
– Нет, – пробормотала она и уже смелее повторила:
– Нет.
– Посмотрим.
Тео, не обращая на них внимания, рассматривал выцветший снимок молодой красивой женщины, стоявшей под деревом с букетом маргариток в руках. На ней было длинное платье из светлого органди, подпоясанное лентой, длинные концы которой свисали до земли. Короткие вьющиеся волосы обрамляли ангельское личико. Фотография была черно-белой, но Тео предположил, что волосы ее были рыжими, а глаза – синими. Будь прическа и одежда более современными, Тео подумал бы, что перед ним Мишель.
– Это моя Элли, – пояснил Джейк. – Хорошенькая, правда?
– Да, сэр, очень.
– Глядя на свою троицу, я в каждом вижу Элли. У Реми ее смех, у Джона Поля – любовь к дикой природе, а у Мишель – сердце.
Тео кивнул.
Джон"Поль направился было на кухню, но, услышав слова отца, остановился и перегнулся через плечо Тео. Потом Тео перевернул страницу, и Джон Поль отошел. На следующем фото были маленькие Реми и Джон Поль. Между ними стояла девочка. Мальчики выглядели так, словно только что вывалялись в грязи и были страшно этим счастливы. Чего стоили их гнусные улыбочки! Девочка, явно выросшая из платьица, не улыбалась. Наоборот, свела брови.
– Это Кэтрин, – сказал Джейк. – Она всегда носила платья, что бы там ни было. Это – одно из ее любимых, потому что на нем кружева. Помню, как она приставала к матери, чтобы зашила очередную дырку.
Тео продолжал листать альбом. Мать Кэтрин, должно быть, посылала снимки после переезда в Новый Орлеан, потому что он увидел не меньше двадцати фотографий Кэтрин. Девочка неизменно была в платьях, раз от разу становившихся все дороже. На одном снимке она стояла перед рождественской елкой с двумя одинаковыми куклами в руках. На другом – держала двух плюшевых мишек.
