Сейчас этот шанс неожиданно предоставился.
Казалось, узнай я ответы на свои вопросы, это поможет с поиском ответа на центральный вопрос: «кто я?» Поможет собрать себя воедино, лучше понять, сориентироваться в жизни. Кроме этого, узнать, почему у родителей не сложилась. На протяжении многих лет это все мучило, как незакрытый гештальт. Мне пришлось лететь по жизни, будто без одного крыла.
Было сложно, но я справилась.
Конечно же, я понимаю, что в зрелом возрасте отсутствовавший с детства отец уже вряд ли сможет заполнить пустоту в моей душе. По крайней мере, рассчитывать и надеяться на это не стоит. Зато уверена, что отношения будут налажены, когда мы объяснимся друг с другом. Именно поэтому я готова сделать первый шаг.
Простить его — это уже мостик между нами. Не знаю, сколько проходит времени, пока отец полностью открывает завесу тайны передо мной.
Время словно утратило ход.
Минуты, часы, годы – все в единое измерение вечности превращается. Жадно вглядываюсь в его лицо, на котором живые эмоции играют. Пытаюсь понять, поставить себя на его место. Когда он заканчивает говорить, чувствую себя полностью опустошённой.
– Я… боялся, что ты откажешься, — на суровом лице Алексея Анатольевича шквал эмоций проносится. — Не захочешь пойти. Спасибо, что выслушала, - на глазах слезы блестят. Правда оказалась далеко не сказкой, но я благодарна Лазареву за то, что он рассказал все, как оно было.
Без приукрашивания.
Суровая реальность.
В какой-то степени даже чувствую нечто похожее на облегчение, потому что наконец-то поняла: какая бы ситуация ни произошла, решение разойтись принимали два взрослых человека. Ребенок к этому решению не имел никакого отношения.
Я не виновата…
Да, я понимаю, что у меня внутри есть негативные эмоции по отношению к отцу. Обида, злость… Но также понимаю, что моим лучшим решением было не бросаться сразу же с порога с криками и слезами, что он во всем виноват, где был эти годы и какая он сволочь. Лучшим решением было выслушать, а потом уже делать выводы. Разве мама была права, не сказав отцу о том, что все-таки приняла решение оставить меня? Она сделала все, чтобы он не узнал обо мне.
Взяла деньги на аборт, а затем - переезд. Маму тоже можно понять. Ее отвергли. Предпочли другую.
Глаза заволакивает невыплаканными слезами, как будто прорвало плотину, сдерживающую много лет боль, одиночество, ощущение ненужности. Раньше я часто думала о том, как бы поступила, если бы увидела отца и представился шанс на разговор. В то же время, сжимая кулаки, мечтала, как скажу, что меня не задело, что он так поступил с беременной мамой. Сейчас все это будто потеряло смысл. После того, как я услышала его правду, все по-другому стало. Я должна дать ему второй шанс. – Алена, прошу не молчи, - голос отца дрожит. Широкие ладони аккуратно прикасаются к щекам, вглядываясь в глаза. – Сможешь ли ты когда-нибудь меня простить?
Прикрываю на миг веки.
Перед глазами сразу же заплаканное лицо мамы всплывает. Готова ли я отречься от отца? Отказаться от того, что судьба предлагает? Мамы уже давно нет, а человек, стоящий передо мной… Кто я такая, чтобы его судить? Тратить свою жизнь на пустую злость и обиды? Нет уж, увольте! По щекам слезы текут, но по совсем другой причине.
Я уже давно не одна. Я стала сильной и место прощению в моей душе всегда найдется.
Словно ощущая, что во мне что-то незримо изменилось, Лазарев, хватается за это, как утопающий за соломинку:
– Я не хочу давить на тебя, Алена, — мужской голос то и дело прерывается. Ему так же, как и мне, безумно сложно. - Но, если бы я знал, что у меня есть хотя бы один шанс…
В нем столько надежды и боли, что я, почти не отдавая себе отчета, даю обещание:
– Да.
Одно простое слово, но на душе становится так легко!
Улыбаюсь сквозь слезы. Я поступаю верно!
— Я давно простила.
Во взгляде мужчины появляется нескрываемое облегчение. На секунду Лазарев прикрывает глаза.
– Скажи, ты хоть раз думал о том, что если бы я… ну… если бы… - прикусываю с силой внутреннюю сторону щеки так, что рот вкусом железа наполняется. Каждое слово с трудом дается, но отец меня сразу понимает.
– Думал, — его подбородок будто каменеет, — но намного позже. Судьба меня жестоко наказала, Алена. Мы с Верой потеряли ребенка. Я думал о том, что сделал… про те деньги на аборт. Прячу лицо на широкой груди, где гулко сердце бьется.
Я ему верю. Чувствую раскаяние.
– Спасибо, – тяжелый вздох, так и не найдя выхода, вибрирует в его широкой груди. — Спасибо, девочка моя, за шанс. Ты не пожалеешь.
– Убрал руки от моей жены!
Охнув, поворачиваюсь в сторону двери. Дима! Всегда смуглая от природы кожа мужа, сейчас почти белая, как пергамент. Он не смотрит на меня. Все внимание любимого сосредоточено на мужчине, что держит меня в объятиях. Судя по клокочущей ярости в глазах мужа, он услышал лишь последние слова и воспринял их по-своему. Дима решительно приближается к нам, и чтобы не допустить непоправимое, мне ничего не остается, как выпалить все на одном духу:
– Это мой отец!
Дима останавливается так резко, словно на невидимую глазу стену натыкается. С ходу отрицает, либо просто не хочет с правдой мириться:
– Это чушь какая-то! – крылья носа раздуваются, когда он Лазарева взглядом в стену вбивает. — Это он придумал?
Зеленые глаза таким гневом горят, что на секунду за только что обретённого отца волнуюсь. Даже сомнений нет – Димка одним движением его в бараний рог скрутить может. Рука отца на моей талии напрягается, но он не отступает. Что же, похоже, обоим мужчинам выдержки не занимать.
Кажется, коса на камень нашла.
— Это правда, – голос Лазарева звучит глухо, но уверенно. - Я могу предоставить доказательства. Рождение дочери заставляет смотреть на вещи по-другому, – с намеком смотрит в глаза моему мужу. — Ты мне не враг, Волков.
– Ой ли…?
