Каэтана скрылась за ширмой. Там сбросила красный плащ и не торопясь повесила его на одну из перекладин. Полидоро содрогнулся. Чего доброго, она разденется на людях, если так надо на генеральной репетиции.
– Помочь? – спросила Пальмира, жаждавшая проникнуть за ширму.
Каэтана вышла. Без плаща, в обтягивающем платье с глубоким вырезом, наполовину открывавшим грудь, она как будто набралась новых сил. Поправила платье, немного тесноватое в талии, и обернулась к публике.
– Хоть мне и хотелось прославиться как можно скорей, успех пришел ко мне поздно. Жизнь бросала меня не по столицам, но это не значит, что я позволю кому-нибудь обращаться со мной как с мелькнувшей кометой. Я сама решаю, когда мне пора исчезнуть.
Драматический тон ее голоса взволновал слушателей.
– Ты – наша единственная звезда, – подвела итог Диана под одобрительные возгласы.
– В Триндаде и смежных округах нет тебе равных, – сказала Себастьяна; Пальмира согласно кивнула.
Лишь Джоконда, терзаемая противоречивыми чувствами, не участвовала в прославлении актрисы. Она стояла рядом с Полидоро, оспаривавшим у нее внимание Каэтаны: несчастливая участь объединила их. Каэтана не ответила на сердечный зов ни одного из них.
Благодарная Каэтана отвешивала легкие поклоны. Праздничная атмосфера побудила Эрнесто снова взяться за поднос с бутербродами, а Вениерис принялся крошить деревянным молотком лед для сока гуараны.
Все оживленно переговаривались и вдруг услышали громкий стук. Это Нарсисо стучал рукоятью револьвера по спинке кресла.
– Кончайте этот кутеж!
Его голос прокатился по залу и подтвердил, что акустика здесь хорошая. Начальник полиции спрятал револьвер в кобуру и, чтобы занять руки, засунул их под подтяжки. Этот жест, заимствованный у чикагских гангстеров, придавал ему уверенности.
Полидоро с кошачьей легкостью сбежал со сцены.
– Где вы находитесь, по-вашему?
В сердцах он хотел вытолкать Нарсисо за дверь. Неповиновения и грубости он ему не простит.
Но когда Полидоро вблизи рассмотрел надменное выражение лица блюстителя закона, он обеспокоился: тот вроде бы предупреждал его. Накопив злость от унижений и подачек, Нарсисо хотел отомстить, разрядив в недруга барабан револьвера.
– Я пришел выполнить свой долг, – с непреклонной решимостью сказал он.
– С каких это пор вы отдаете мне приказания? Вам надоело в Триндаде? Предпочитаете попасть в горную глушь, еще дальше от Рио-де-Жанейро?
Достаточно позвонить губернатору, и тот переведет непокорного служаку в самый захудалый район штата.
Нарсисо содрогнулся. Решил потянуть время, посмотреть, как будут развиваться события.
– У меня приказ закрыть кинотеатр. Ваше вторжение сюда вызывает недоумение и нарушает постановление муниципалитета.
– Кто принял решение о таком вмешательстве? – Ярость Полидоро усиливала его недоверие.
– А я кто такой, по-вашему? Дерьмовый начальник полиции? Так знайте, что я исполняю приказ судебных властей!
По голосу слышно было, что он лжет. Нарсисо продвигался по минному полю, рискуя взлететь на воздух. Конечно, он чуточку перехватил в своей заносчивости.
– Пентекостес знает о вашем визите? – Полидоро требовал уточнения.
– Как только поступило заявление, он сел в машину и укатил неизвестно куда.
– Значит, он и секретарь по общественным работам решили бросить мне вызов? – Фазендейро по-прежнему осторожничал.
– Я только выполняю приказ, – снова повысил голос Нарсисо, желая публично унизить Полидоро.
– Предатель! Выкладывайте все как есть! Это на меня вы поднимаете хвост? Ведь я платил и плачу за ваши услуги, и немало!
– Так вы меня обвиняете во взяточничестве и коррупции? – Нарсисо вытащил руки из-под помочей и стал размахивать ими, словно бил кого-то по щекам.
– Я обвиняю вас в том, что вы вор и блюдолиз. Сейчас же скажите, кто за вами стоит!
Нарсисо бросился на Полидоро, тот перехватил его поднятые руки. Так они мерились силами, но тут остальные кинулись разнимать их. На сцене осталась одна Каэтана.
– Сукины дети! Набили мошну и хотите подкупить такого человека, как я, а у меня и так утраченных иллюзий хоть отбавляй!
– Говорите сейчас же, не то пожалеете! Клянусь, я упеку вас к черту в задницу!
Вмешалась Джоконда.
– Устала я от мужиков. Зря я всю жизнь спала с ними.
Нарсисо немного успокоился и уцепился за шанс остаться в Триндаде.
– Дона Додо. Это она подала заявление.
Полидоро взъерошил волосы. Его обуял страх, что Каэтана уедет из Триндаде и укроется в скромном пансионе какого-нибудь бразильского городка, которого и на карте-то нет. И никогда он больше не вдохнет запаха ее кожи. Там вдали она, чего доброго, сделается смуглянкой под безжалостным солнцем северо-востока.
– Стало быть, Додо знает про «Ирис»? И о спектакле, который мы собираемся поставить? – испуганно спросил Полидоро.
– После того как поступило заявление, секретарь по общественным работам был вынужден произвести проверку и запретить постановку. Здание в плачевном состоянии, хоть здесь и подмели, и собрали паутину из углов, и грек Вениерис взялся нарисовать фальшивый фасад. Здесь воняет, как бы Диана ни опрыскивала все углы дешевым одеколоном.
– Раз Додо знает, она сделает все, чтобы нам помешать, – сказал Полидоро учителю. Виржилио, однако, сознавая обязанности летописца, решил разобраться.
– А что привело дону Додо к такому решению? – спросил он у начальника полиции с самой любезной улыбкой.
– Я знаю, что дочери и зятья ее поддерживают. Сеу Жоакин, кажется, тоже. Они обвиняют Полидоро в мотовстве.
Нарсисо устремил внимательный взгляд на сцену. Ему хотелось посмотреть на Каэтану вблизи, но она стояла далеко от света, и лицо ее было в тени. Нарсисо вздохнул – не время предаваться мечтам. Поглаживая живот, он заранее наслаждался местью.
– В том, что он разбазаривает состояние с актрисой третьего разряда.
Полидоро в ярости бросился к начальнику полиции. Готов был вступить с ним врукопашную, когда в зале раздался звучный голос:
– Я не нуждаюсь в заступниках, Полидоро.
Грудь Каэтаны вздымалась, чуть ли не вываливаясь из корсажа.
– Мне нужны только враги. И до сей минуты у меня их было достаточно.
Она подошла к лестнице, собираясь спуститься в зал, но задержалась, посмотрела на Нарсисо и на пустые кресла.
– Я всегда жила в ожидании катастрофы. Когда мой дядя показал мне бразильские дороги, пыльные и унылые, я прошла по ним, не боясь ни змей, ни людей. Золото и оружие никогда не могли задержать победное шествие искусства, и оно проникало даже в сердца самых обездоленных. Как бы ни старались нас уничтожить, наше племя будет процветать в самых невероятных условиях. Пусть сюда явится все семейство Полидоро Алвеса, чтобы распять меня. Я буду ждать их здесь, в этом невзрачном кинотеатре, другого помещения у нас нет.
