Этот вечер был не просто волшебным — он был по-настоящему счастливым. И, целуя Диму в горячие губы, я мечтала сохранить этот вечер в душе навсегда.
Все ушли спать, а у костра остались только мы вдвоем. Я и он. И миллион звезд над нами.
— Звезды такие яркие, — тихо сказала я, глядя в небо. — Особенно эта, над домом.
— Это не звезда. Это Юпитер. А вон там южнее Сатурн, видишь? — указал на одну из самых ярких точек на небе Дима.
— Серьезно? — не поверила я.
— Да.
— Я и не знала, что планеты могут быть такими яркими. А как ты понял?
— Знаю положение. Юпитер в противостоянии с Солнцем. К тому же планеты не мерцают, в отличие от звезд.
— А я ведь говорила, что ты умный, — улыбнулась я и забралась к нему на колени, свесив ноги и обхватив рукой плечи. Тепло и удобно.
Мы долго сидели около костра. Обнимались, смотрели на звезды, рассказывали друг другу вещи, о которых раньше молчали.
— Ты ведь больше не участвуешь в гонках, Барсик? — спросила я. Несколько раз мы затрагивали этот вопрос, и, честно говоря, мне не хотелось, чтобы Дима занимался такими вещами. Слишком опасно. Да и полиция поймать может, как сына Андрея.
— Нет, — ответил он. — Почему спрашиваешь?
— Беспокоюсь за тебя, — призналась я. — Ты же у меня немного псих. За тобой нужен глаз да глаз.
Я ущипнула его за щеку, и Дима поморщился. Но я не могла себя сдерживать — слишком уж милым он был!
— Вдруг тебя арестуют, — вздохнула я. — Снова в колонию попадешь.
Он вдруг весело засмеялся.
— В какую еще колонию?
— Воспитательную, — озадаченно ответила я, не понимая, почему в его глазах пляшут дьяволята.
— С чего ты взяла, что я там был? — приподнял бровь Дима.
— Ну, мне сказали… — Смутилась я.
— Кто?
— Девочки.
— Это слухи. Не верь им, — улыбнулся Дима.
— Правда?! — обрадовалась я. — А я думала, тебя… посадили… Все хотела спросить, за что…
Он расхохотался еще громче.
— Слушай, я не такой уж и отбитый.
— Знаю… — Я вздохнула и положила голову ему на плечо.
— Верь мне, а не слухам. Хорошо? — попросил Дима и поцеловал меня в волосы.
— Хорошо… А ты научишь меня водить мотоцикл? — пристала я.
— Нет, — спокойно отозвался он.
— Это еще почему?! — Моему возмущению не было предела.
— Я тоже за тебя беспокоюсь. Вдруг не справишься с управлением? Я сам буду тебя катать.
Его слова тотчас успокоили меня, и я звонко рассмеялась. Приятно было чувствовать себя нужной.
— А расскажи мне о своих татуировках. Когда ты их сделал? — продолжала я.
Его тату всегда меня интриговали — ими была забита одна рука Димы до самого запястья. Узоры, цветы, волны, огненная птица, которую я не сразу заметила, — и все это причудливо переплетается между собой. Мне нравилось рассматривать его татуировки, но я не спрашивала, что они обозначают.
— Все лето делал, — усмехнулся Дима. — Я помог разрулить одну ситуацию одному челу, который работает тату-мастером. Он сделал подарок. Эта стиль тату в стиле ориентал, типа японский стиль. На самом деле, я без понятия, что они значит. Просто хотелось позлить Старика. Он все татуировки считает тюремными наколками. Чел хотел сделать дракона или тигра, но я выбрал птицу хоо.
— Что это за птица? — удивилась я.
— Японский аналог феникса. Символ возрождения. Он бил мне тату, а я думал, что могу измениться, — вдруг сказал Дима. — Черт, синеглазая, рядом с тобой ощущаю себя кучкой ванильного дерьма.
— Просто ты не привык говорить о чувствах, — хитро прищурилась я.
Мне нравилось постепенно приручать его. Хотя иногда мне казалось, что и он меня к себе приручает — тоже постепенно. Мы отчаянно тянулись друг ко другу, но оба боялись этого. Боялись ошибиться, оступиться или сделать неверный выбор. Но то одиночество, что жило в нас обоих, постепенно растворялось в чувствах, о которых мы пока что почти не говорили.
— У тебя много девушек было, да? — осторожно спросила я.
— Достаточно.
— А особенные? Особенные были? Ты когда-нибудь влюблялся? — спросила я, гладя Диму по темным коротким волосам. Прикосновения стали зависимостью.
— Может быть, — пожал он плечами.
Про любовь ему было сложно говорить. Писать — гораздо проще. Он будто стеснялся ее.
— Расскажи про свою первую любовь! — потребовала я. — Какой она была? Это было взаимно? Вы встречались?
На его лицо набежала тень, но Дима все-таки рассказал:
— Мне было лет тринадцать, что ли. Познакомились в магазине, в очереди, она добавила мне рубль. А я проводил ее до дома. Взял телефон. Написал ей. Мы стали общаться. Я предложил ей стать моей девушкой. Даже смешно вспоминать.
— Какой она была, Барсик? — спросила я с любопытством, за которым скрывалась ревность.
— Красивой, — просто ответил он, и его губы тронула полуулыбка.
— Подробнее!
— Золотые кудряшки, светлоглазая, худенькая. Очень милая. Творческая. Писала стихи, танцевала, пела. Я называл ее ангелом, — вырвалось у него.
Я едва не заскрежетала зубами. Почему Барс так тепло говорит об этой девице?! Может быть, до сих пор вспоминает? Говорят, первая любовь — самая сильная.
— Значит, вы были влюблены друг в друга.
— Да, наверное.
Я слезла с его колен, села на раскладную табуретку рядом и стала жарить маршмэллоу над огнем.
— И что не так? — насмешливо спросил Дима.
— Все так, — хмыкнула я.
Ангел, надо же! Я даже представить не могу, чтобы он кого-то так сладко называл! В какую сторону презрительно сплюнуть?!
— Давай, расскажи, почему ты обиделась. Потому что я рассказал про эту девчонку? Но вообще-то, это ты попросила рассказать про нее, — спокойно сказал Дима.
Конечно, он был прав. Но мне все равно не хотелось быть хуже его первой любви, которую он называл ангелом. Я надулась.
— Мне не нравится, что она лучше, чем я, — мой тихий голос заставил Диму удивленно взглянуть на меня.
— Я это говорил?
— Нет, но…
— Не придумывай того, чего нет, Полин. Вы, девушки, хорошо это делаете. Но не нужно. Она действительно была особенной для меня. Мне казалось, я нашел родственную душу. Я только переехал сюда, мне было одиноко и все такое. А тут она. Добрая, нежная, творческая. Не похожая на тех девчонок, которых я видел раньше у себя на районе. Я был мелким, тупым и думал, что это навсегда. — Барс хрипло рассмеялся. — Но мы встречались недолго. Ее папаша запретил мне приближаться к ней. Даже вмазал, когда я к ней пришел. Сказал, что его дочери не место рядом с отбросом. И, наверное, промыл ей мозги. Она написала, что нам не по пути, и заблокировала меня всюду. И еще… Я все хотел сказать одну вещь, но не знал, как.
— Какую?
— Твой отчим — ее отец, — вдруг выдал Дима, и от удивления я едва не уронила маршмеллоу в костер.
— Что? — потрясенно переспросила я. — Повтори?..
— Твой тупой отчим не любит меня, потому что я подкатывал к его дочери, — сердито сказал Дима. — Я не сразу его узнал. А вот он меня — сразу. Ур-р-род. Сейчас бы он только попробовали ударить. Я бы его разорвал, падлу.
Я захлопала глазами, все еще не веря в слова Димы. Выходит, дочь Андрея, та, которую он не пустил в квартиру, была первой любовью моего парня? И он запретил им общаться?
— В это сложно поверить, — наконец, произнесла я, едва отойдя от шока. А маршмэллоу все-таки уронила.
— Самому смешно, — фыркнул Дима.
— Когда я закончу школу и свалю из его дома, он узнает, что мы встречаемся, — пообещала я. — Пусть облысеет от злости.
— Ты ведь хочешь вернуться к свой родной город? — спросил Дима.
— Да… А ты?.. Что хочешь делать ты? — с замиранием сердца спросила я, подумав вдруг, что не перенесу разлуку с ним. Что мне тогда делать? Как поступить? Это будет мучительный выбор…
— Хочешь, я поеду с тобой? — вдруг спросил Дима, и сердце радостно екнуло. Что он сказал? Поедет со мной?..
