я медленно сцеживаю раскаленный воздух из легких, прикрывая глаза от щемящей радости.
- Тогда я заеду за тобой завтра в пять. Нормально?
- Нормально, – отвечает и мы оба молчим в трубку несколько секунд.
Она не скидывает, а мне хотя бы просто слушать ее дыхание. Всю жизнь…
- Тогда до встречи? – наконец-то прерываю я молчание.
- До встречи, – тихо отвечает она и все-таки отключается.
А я отупело смотрю на трубку и до сих пор не могу поверить в то, что она согласилась.
Реально согласилась! По-настоящему!!!
Почему? Черт, я не хочу сейчас об этом думать и совершенно не в силах что-то анализировать.
Я просто буду радоваться и пусть весь мир подождет!
Ошалело посмотрел по сторонам, пожевал губу, нахмурился от роя мыслей в голове, а потом все же заглушил двигатель, вышел на мороз и закрыл тачку. А затем уверенно, пока еще не передумал, двинул ко входу в общагу.
Если у меня будет Новогодняя вечеринка, то и Новогодняя ночь у меня тоже будет.
Теперь без шансов, Алёна!
Я пойду до конца…
48.1
POV Никита
Захожу в холл общежития и тут же встречаюсь взглядом с Пелагеей Ильиничной, которая тут же прищуривается, видя мой шальной взгляд.
«Да, женщина, я пришел по твою душу», – ухмыляюсь про себя и решительно двигаю к ней.
- С наступающим, Соболевский, – кивает она мне.
- С наступающим, милая и добрейшая…
- Ой, перестань! Я сегодня в плохом настроении, даже не пытайся мне льстить, – обрывает меня коменда и фыркает, – говори зачем пришел? Если опять за свою Княжину просить, то не выйдет. Я ее и так в самую лучшую комнату поселила, лучше уже не найти.
Наклоняюсь над ее конторкой, проникновенно заглядываю в глаза женщине и улыбаюсь максимально приторно. Так, чтобы ее точно проняло.
- За Княжину, – киваю, а потом кладу незаметно под журнал посещений красную банкноту, а за ней еще одну и еще, добавляя, – ну и вас с Новым годом поздравить хотелось бы, конечно, Пелагея Ильинична. От всего сердца желаю вам счастья, здоровья и материального благополучия.
И показательно постучал пальцем в том месте, где положил для неё скромный праздничный подарок.
- И тебе не хворать, – кивнула женщина, – ну, Дед Мороз, говори, чего тебе надобно?
Улыбка Джокера появилась на моих губах, а потом слова просьбы легко и непринужденно полились из меня. Вижу цель – не вижу препятствий.
- И всего-то? – прищурилась коменда, когда я закончил вещать.
- Видите, я парень не наглый, – поиграл бровями и подмигнул женщине.
- Камеры же, Соболевский! Ты чего сдурел совсем? – рявкнула неожиданно Пелагея Ильинична и потрясла недовольно кулаками в воздухе.
- Проблем не будет. Обещаю! – и снова потянулся к карману за деньгами.
- Да перестань ты тут сорить своими бумажками! – шикнула на меня коменда и покачала головой.
- Помогите, – стер улыбку с лица и серьезно посмотрел в ее глаза, – пожалуйста.
Битва взглядов, а потом Пелагея Ильинична все-таки согласно кивнула и ловким движением руки прибрала свой новогодний подарок в, видавшую лучшие дни, дерматиновую сумочку.
- Иди уже, Казанова, – кивнула она мне на дверь.
- Спасибо! – послал я ей воздушный поцелуй.
- Пока не за что, – пробурчала женщина и вновь углубилась в разгадывание сканвордов.
А я вышел на крыльцо, вдохнул полной грудью морозный воздух и сглотнул вязкое напряжение, что медленно, но неотвратимо покидало мое, все еще дрожащее, тело.
Я смог. Теперь бы только до завтра дожить.
Но было еще одно дело, которое не требовало отлагательств. И я сразу же, как только сел в тачку, набрал номер друга:
- О, Соболь! Ну, что ты решил?
- Еще раз привет, Димас. Я буду, – завел двигатель и плавно вырулил в сторону дома.
- Ништяк! – проорал в трубку парень, а потом крикнул остальным участникам вечеринки, что, очевидно, были рядом с ним, – Никитос в кадке!
И я тут же убрал телефон от уха, потому что послышался дикий ор десятка парней, невероятно довольных тому, что я сказал своё «да».
- Придурки! – рассмеялся я.
- Уже порадоваться хорошей новости нельзя, – пробухтел Димка, но тут же и сам заржал.
- Слушай, – потянул я, – я буду не один.
- Так, так…
- С Алёной, – выдал я и тут же услышал удивленный свист.
- Погоди, с той самой Алёной?
- С той самой, – вздохнул я и стиснул оплетку руля.
- Парни на нее прошлый раз в «Елях» облизывались страшно. Каюсь – я тоже. Но Решето приказал «сидеть». У тебя там уши не горели?
- Отвалились, – хмыкнул я, – но я что хотел. Димас, первого меня поздравлять нельзя.
- Вообще? – ошарашенно выдохнул друг.
- Вообще, – припечатал я.
- Ты охренел, Соболь? Тебе двацуля исполняется! Как так не поздравлять? Ты ошалел? – бушевал приятель и парни на заднем плане тоже недовольно загудели.
- Нельзя, я сказал, – жестко и безапелляционно повторил еще раз, чтобы уж точно дошло.
А то запорят мне всю малину.
- Ладно, – обиженно заключил Димка.
- Только не подведите, пацаны.
- Не волнуйся, все будет нормально. Ты хоть с ночевой останешься?
- Нет, мы уедем.
- Нафиг я вообще это, дурак, спросил, да? – прыснул друг, – Ладно. Тогда до завтра. Но напоминаю, что собираемся после шести!
- Жди, – хмыкнул я и отключился, выруливая по злостным предновогодним пробкам в сторону своей квартиры.
Но по пути еще завернул в цветочный магазин, где оформил на завтра праздничный букет для Алёны из пихты, шишек, рябины и прочей новогодней атрибутики. Гортензии суеверно брать не стал. Что-то у меня с ними не сложилось.
А потом с головой погрузился в монотонное течение времени, плоть до следующего дня, в ожидании нашей встречи. Достал из кладовки искусственную, но очень красивую елку, что купил еще на первом курсе, но так ни разу ее и не поставил. А теперь примостил в углу гостиной и нарядил, отчётливо чувствуя, приближение новогоднего чуда.
Дурак? Да, возможно…
Как и то, что завтра Алёнка может очухаться и все-таки отказать мне, заставляя до самого боя курантов дожидаться ее под окнами на морозе. И с глупым новогодним букетом на перевес.
И сон не шел.
Все бродил как неприкаянный по дому кругами, не в