– Нет. – Грета опустила глаза и покраснела. Анна недоверчиво посмотрела на подругу:
– Невероятно. Ты не говорила мне, что с кем-то встречаешься.
Грета покачала головой.
– Нет. Конечно, нет, – сказала она и положила руку себе живот. – Но я надеюсь. Я хочу еще одного ребенка. Я думала, ты знаешь. Это то, чего я всегда хотела. Ничего не изменилось.
Анна кивнула:
– Ничего не изменилось. Ты счастливая. Считай себя счастливой.
Грета сложила работу в пакет для шитья:
– Прости, Анна. Мне не пришло в голову, что ты заметишь, чем я занимаюсь. Я не хотела тебя задеть.
Анна открыла бутылку минеральной воды:
– Нет. Все нормально. Не извиняйся.
Она посмотрела на часы. Девять. Приступать к чтению журналов слишком рано, к полуночи ничего не останется. Она уже прочла все последние статьи и знала о Дженнифер Энистон и Брэде Питте больше, чем любой подросток. Ей пора переходить на журналы для домохозяек и садоводов, хотя это было рискованно. Только голливудские новости казались безопасными, отдаленными от обычной жизни.
Вдень, когда хоронили Флинн, шел дождь. Было достаточно тепло, и снег растаял. Маленькая часовня на окраине города оказалась прелестной, милой и заброшенной, как и все церкви маленьких городов. Они с Марвином вернулись туда позже и просто сидели вдвоем в темном помещении; утренний свет пытался прорваться сквозь оконные витража.
– Как бы я хотел верить в Бога, – сказал Марвин. – А ты?
Анна пожала плечами и сказала, что не очень.
– Это не совсем правильно. – Она уставилась на стеклянных ангелов, небесно-голубых и лимонно-желтых. – Это моя вина? Это я сделала?
И когда зять спросил, о чем она, ответила, что не знает; Анна с трудом понимала, что говорит. Марвин подвинулся на скамейке и положил свою руку на ее, он сел так близко, что ей показалось, будто они стали одним телом.
В два часа ночи Анна собиралась проделать свой ночной ритуал. Окончательно проснувшись, она спустилась вниз, чтобы взять что-нибудь почитать. Она осторожно подошла к полкам, где когда-то стояла библиотека ее мужа и которые постепенно превратились в своеобразный склад, и порылась в коробках. Медицинские журналы. Карточки пациентов и давно опустевшие коробочки от лекарств. Анна накинула на ночную рубашку оказавшийся в коробке один из лабораторных халатов Хью. Он был теплым, как будто Хью только что его снял, и все еще пах им, хотя Анна понимала, что все это она придумала.
Она бегло пролистала учебник, посвященный мочеполовой системе, очаровывающий кровавыми рисунками, ужасными болезнями и врожденными патологиями. Ей всегда нравились почки, их работа, Анна находила их эстетически привлекательными: словно две разделенные половинки сердца или два острова, очищавших ядовитые потоки, омывавшие их. Этого и «Анатомии Грея» хватит почитать перед сном, пока не выйдет новый номер журнала «Пипл». А вот небольшая книга о метатар-зальной дуге – действительно захватывающая. Она не помнила, чтобы Хью особенно увлекался ногами, но внутри была спрятана куча вырезок о назначении семидесяти двух костей, которые составляют строение ноги.
Анна раскопала микроскоп Хью и нашла образцы крови и гистологические образцы, которые собирала на протяжении многих лет. Там было около дюжины образцов, посвященных только Поппи, ее вирусам и патологиям за много лет. Не было никаких медицинских причин хранить образцы Поппи или кого-то другого, также как нет объяснений, почему люди хранят фотографии, – дело только в выборе, хочешь ли ты изображение снаружи или изнутри. Она вытащила один образец с пометкой «Поппи, 1 мая, 1971», образец, приготовленный для определения группы крови. Ее дочери было две недели от роду, и Анна в каком-то затмении убеждала себя, что в больнице ей дали не того ребенка: как еще можно было объяснить полное отсутствие материнских чувств? Здесь же был образец крови Поппи 1990 года, когда у дочери была анемия, ее красные кровяные тельца казались уродливыми, как сгнившие помидоры. А это – любимый образец Анны – инфекция стафилококка, приблизительно 1978 года, после возвращения Поппи из летнего лагеря в Беркшире. Анна положила его под микроскоп и потерялась в разросшихся клетках. Она смотрела на слайды, пока не представила, что была частью их, маленьким созданием, проживающим на белом поле, ютящимся на ледяном, неровном краю базофила, в темном коконе его ядра, заманчивом, словно сон.
В ящике стола было еще полдюжины слайдов, которые она сделала, когда Флинн была больна или когда Анна хотела проверить ее белые кровяные тельца, когда у нескольких детей в ее танцевальном классе обнаружился мононуклеоз. Но сейчас Анна не могла смотреть на эти напоминания о Флинн. Она взяла учебники и отнесла их наверх.
В шесть часов Анна проснулась и поняла, что знает, где собака. Ей снился карьер, то место, куда они с Флинн ходили купаться в тот день, когда Анна забрала ее из школы. Ей снился тот же день, только, когда она повернулась посмотреть на Флинн, плавающую рядом, вместо нее в воде была собака. Анна сбежала вниз, схватила ключи от машины и, поразмыслив секунду, отправилась к Виолетте посмотреть, спала та или нет. Виолетта открыла дверь еще до того, как Анна постучалась, словно ждала ее.
– Доброе утро, – сказала Виолетта. – У меня есть лимонные и черничные оладьи, это последние ягоды, которые я собрала в августе.
Анна вошла и сняла пальто:
– Наверняка пес еще жив. Думаю, я бы знала, если бы он умер, а я не чувствую этого. Он где-то здесь.
– Я уверена, Крошка Иисус жив. – Виолетта протянула ей кружку кофе. – Он переживает, не хочет возвращаться без девочки. Но он вернется.
Анна смотрела, как свет от раннего солнца отражался в медных горшочках на стене. У Виолетты была удобная кухня. Анна устроилась в кресле рядом с огромным столом, полагая, что у нее совсем нет аппетита. А потом съела четыре оладьи и выпила три кружки кофе. Виолетта расположилась на одном из стульев. Поверх вельветовых брюк на ней были надеты две летние юбки.
– Я собираюсь ехать на карьер. Мне приснилось, что пес может быть там. Не хочешь съездить со мной?
– Конечно, – сказала Виолетта. – Но еще так рано. Почему бы тебе не остаться здесь на часик, не отдохнуть, пока я свожу своих собак на утреннюю молитву?
– О, я не могу отдыхать, особенно после трех кружек кофе. Я выгуляю с тобой собак, – сказала Анна, но закрыла глаза и следующим, что она увидела, была Виолетта, входящая домой после прогулки. Женщина накрыла ее шерстяным платком, а в камине горел огонь. Анна уже несколько раз дремала так у Виолетты: что-то делало часовой отдых здесь стоящим пятичасового сна у себя – то ли что-то в самом доме, то ли удобное присутствие Виолетты.
