— Ох… – Ощущение холода заставило мужчину поднять голову и испуганно открыть рот.
— Продолжайте вопрос, пока он не заговорит. – С этими словами Давид, бросив платок, опустил голову и посмотрел на меня, равнодушно продолжив. — Пошли, ты только недавно родила, тебе нельзя долго находиться в таком темном и холодном месте
Не знаю, почему, но в этот момент в моей голове промелькнула горестная сцена ломания рук Стасу. Послушно встав, я в следующую секунду подошла прямо к пленному и, пристально посмотрев на него пару секунд, выхватила из рук брата кинжал и, нисколько не колеблясь, вогнала его в грудь мужчины. По клинку потекла ярко-красная кровь, телохранитель, не смея поверить в такое, широко открыл глаза и уставился на меня так, словно это единственное, что стало для него неожиданностью, а я наконец-то увидела в его глазах ужас.
— Где ребенок? – Я крепко сжала кинжал и, стиснув зубы, постепенно вонзала его все глубже.
Руслан научил меня, что если угрозы не достигают цели, тогда нужно заставить противника четко почувствовать, что такое сильная боль, почувствовать страх от того, что смерть бродит где-то рядом.
Мужчина насупился. Вслед за моими движениями его бледные губы наливались красным, кровь потоками выходила из его дрожащего тела – он боялся, взглядом просил пощады, однако я оставалась безразличной и равнодушной. Давид, вероятно, желая, чтобы я излила свой гнев, долгое время просто невозмутимо смотрел. Только когда глаза пленника закатились, он, словно вдруг что-то осознав, резко бросился вперед и оттащил меня прочь.
— Ты сумасшедшая!
Душа как будто покинула меня, и, подняв безэмоциональное лицо, увидела испуганного и злого брата, который не знал, что сказать. Он стиснул зубы, глядя на меня с невиданным ранее нетерпением, на лбу от возбуждения вздулись вены. Спустя десять с лишним секунд он, наконец, развернулся и холодно велел стоявшему рядом подчиненному:
— Чего стоите? Если он умрет, мы не узнаем, где ребенок, а тогда о пощаде и не мечтайте!
— Есть!
Вскоре в подвал вошел телохранитель с медсестрой, и обстановка превратилась в хаос. Хоть Давид и был зол, однако все же силой увел меня прочь. Когда мы вернулись в комнату, брат, сев напротив меня, сурово и серьезно посмотрел на меня – обычно холодный по характеру человек теперь выглядел еще более непонятно. Вероятно, из-за угрызений совести я не смела посмотреть в ответ.
Спустя долгое время в комнате все же раздался мрачный голос мужчины:
— Эмилия, что ты только что хотела сделать?
Я сжала губы и, опустив голову, принялась перебирать руками, притворяясь, что не услышала его. Когда человек ведет себя так, словно ничего не случилось, это раздражает сильнее всего, поэтому, когда Давид вновь заговорил, в его голосе слышался скрежет зубов:
— Хочешь, чтобы этот человек умер? Хочешь убить его, верно?!
Он все понял, а мне, напротив, было все равно. Подняв голову, я с уверенностью посмотрела на брата и, вытянув указательный палец, показала на свое сердце, сказав:
— Да, я хочу убить его, я хочу, чтобы он почувствовал мою боль, что здесь не так?!
Пусть даже он и был единственным человеком, кто знал о местонахождении ребенка, однако, воткнув в него кинжал, я хотела решить все проблемы одним ударом. Возможно, сегодня я впервые увидела этого человека по-настоящему, я никогда не поступала с ним бесчестно, а он отдал все силы на то, чтобы похитить мою плоть и кровь, а теперь еще и напыщенно смеется, как тут было не прийти в ярость?
Услышав мои слова, Давид глубоко вздохнул и, опустив взгляд, посмотрел на меня с темным, непонятным выражением в глазах.
— Убить его легко, но что насчет ребенка? Ты не хочешь вернуть его?
Брат сделал паузу и, холодно посмотрев прямо перед собой, двинул тонкими губами, произнося:
— Даже когда придет время убить его, ты этого делать не будешь, чтобы не пачкать руки.
Запомни, Эмилия, не ты должна это делать.
Мой брат не мог позволить мне нести на себе груз отнятой жизни. Я понимала, что он желает мне добра, однако, не соглашаясь с его мнением, покачала головой, выбрасывая из головы сцены всего только что произошедшего, и сменила тему разговора:
— Вы навели справки о прошлом телохранителя? Есть ли какие-нибудь зацепки.
Мужчина покачал головой и ничего не сказал. Я понимала, насколько умны Давид и Анна, и, если бы зацепки действительно были, они бы уже давно нашли их, и мой брат не стал бы вот так испуганно и панически беспокоиться о том, что преступник может умереть.
«Тук-тук-тук!» – в этот момент в дверь постучала домработница.
— Господин, госпожа, прибыл секретарь Головнев.
Тяжело вздыхавшая я резко встала, собираясь выбежать из комнаты. Однако, не успела я отправиться к нему, чтобы свести счеты – этот хитрый лис сам пришел ко мне домой? – как Давид опередил меня и, протянув руку, помешал мне выйти наружу.
— Успокойся, ради ребенка.
Я нахмурилась и, поразмыслив, серьезно кивнула. А брат, убедившись, что я успокоилась, взял меня с собой, и мы вместе спустились вниз. Там, в гостиной, Головнев Игорь пил чай. Услышав звук шагов, он обернулся и, словно сочувствуя нашему горю, нахмурился и сказал:
— Пришли.
Люди незнающие подумали бы, что это он хозяин этого дома. И это было неудивительно, в тот день, когда я родила, наверху получили большое количество доносов под настоящими именами, в которых говорилось, что Владимир Иванович подозревается в получении взятки и злоупотреблении служебными полномочиями. Его арестовали прямо в Петербурге, и сейчас расследование еще шло, и без льва Головнев остался единственным крупным хищником, предсказуемо поставив себя выше всех.
.
Глава 882. Должна уехать
Подойдя, Давид сел напротив мужчины и закинул ногу на ногу, показывая, что чувствует себя максимально непринужденно.
— Секретарь Головнев, вы действительно храбры. Несколько дней назад Владимир Иванович отдал приказ, запрещая всем с фамилией Головнев выходить и входить в этот дом, а вы тут же вломились к нам, мое восхищение…
Мужчина услышал это, и в его глазах промелькнуло нетерпение, которое, однако, тут же пропало. Мрачно усмехнувшись, он, не обращая ни на что внимания, произнес:
— А ты похож на господина Афанасьева, тоже любишь пошутить.
— Я не шучу. – На лице брата появилась легка образцовая улыбка, на его лице появилось желание выгнать собеседника.
Но в итоге, в отсутствие такой угрозы, как Владимир Иванович, Игорь не воспользовался намеком на то, что пора и честь знать. Просто приняв проникновенный вид, он сменил тему разговора, сказав:
— Я слышал, что в семье Афанасьевых произошло немало бед. Мы с Владимиром Ивановичем так долго работали вместе, и я всегда восхищался им как человеком, я верю, что он невиновен, что он выдержит расследование. Если вам нужна какая-либо помощь, смело говорите, дядюшка Головнев сделает все, что может, ни в чем не откажет.
Услышав это, Давид поднял брови и дал мне знак глазами – мы оба поняли, что к чему. Тот, кто необъяснимо заботлив, скрывает дурные намерения, и мы должны были быть благодарны уже тому, что он не раздавил нас одной ногой. В час нужды протянуть руку? Возможно ли это?
После недолгого молчания мой брат сменил тему разговора:
— Честному человеку оправдываться не нужно, Владимир Иванович скоро вернется, и с нашей семьей Афанасьевых все будет в порядке. Напротив, секретарь Головнев, вы с такой спешкой явились к нам в дом, может, вы получили какую-то внутреннюю информацию, думаю, с моим стариком что-то случилось, верно?
Едва он сказал эти слова, как атмосфера тут же накалилась. Игорь, прищурившись, смотрел в глаза Давида, и улыбка постепенно исчезала с его лица. Эта группа людей никогда не сможет поживиться за счет Афанасьевых – они ничего не поделают с честным чиновником Владимиром Ивановичем и не переспорят бойкого на язык Давида, поэтому неудивительно, что для Игоря мой брат стал настоящей занозой в одном месте.
