– Святослав, ты хорошо подумал, прежде чем обнародовать это признание?
– Хорошо, Лёша. Очень хорошо.
– Почему ты пришёл именно ко мне?
– Мне не к кому больше пойти. К тому же, ты начинал вести это дело.
– Да, но ведь ты сам сделал всё, для того, чтобы это дело семь лет назад отдали другому следователю.
– Что теперь вспоминать. Прости меня, я заблуждался. Сильно заблуждался.
– Почему через столько лет ты хочешь возобновить следствие по делу Ольховского?
Казанцев обречённо посмотрел на Антонова.
– Потому что я только сегодня узнал, какую змею пригрел на своей груди. Жаль, что не могу придавить его своими собственными руками. Это было бы слишком просто для него. Я хочу, чтобы он ответил за всё, что совершил перед законом.
– А как же ты сам? Ты же, как юрист знаешь, что ждёт тебя, если начнётся следствие.
– Я готов ответить за всё, что сделал. Этот подонок испортил жизнь многим людям, в том числе и моей собственной дочери, и только я один виноват в этом. Хотел лучшего будущего для неё, а в итоге получил… – Казанцев резко замолчал и, откинувшись на спинку стула, прикрыл глаза.
Антонов внимательно смотрел на него.
– Да, Святослав, я помню, как ты прекратил нашу дружбу в тот момент, когда Ольховский появился на твоём горизонте. Ты запретил моему сыну ухаживать за твоей дочерью, а ведь Игорь любил Милану. Он покинул город сразу же, как только она вышла замуж за Ольховского, и жизнь у него так и не сложилась. Переезжает с места на место и до сих пор так и не женился.
Казанцев посмотрел на друга.
– Прости меня. Я знаю, что виноват. Прости, если сможешь. Хотел бы я сейчас всё исправить, но это невозможно, и никакие связи и деньги не помогут вернуть всё, как было прежде. Лёша, я тебя прошу сейчас только об одном, сделай всё, что будет в твоих силах, чтобы привлечь Ольховского к суду.
– Я постараюсь. Думаю, теперь всё получится. Ведь у него больше нет покровителя в твоём лице, и помочь ему будет некому.
– Ты прав. Кстати, у Павла Романова есть пакет документов на Ольховского и по-старому и по новому делу.
– Романов? Это его жена умерла семь лет назад от препарата, который производил Ольховский?
– Да.
– Ты сказал документы по новому делу?
– Да. Ольховский, спустя семь лет снова начал выпускать свой Эталон с изменённой рецептурой и с новой ядовитой начинкой. Уж не знаю, как, но Романову удалось всё узнать о новых махинациях Влада.
– А как ты сам узнал о новом выпуске препарата?
– Ольховский поставил меня в известность, когда запустил производство. И уверил меня, что в этот раз препарат прошёл все клинические испытания, получил сертификат качества, и я, как дурак поверил ему. А всего несколько недель назад, после того как Романов надавил на него, Влад признался мне, что препарат снова содержит в своём составе запрещённый компонент.
– Да, дела. Ладно, Святослав, заявление твоё я приобщаю к делу. Обещаю, буду лично этим заниматься, если не отстранят, конечно. По поводу того, что ожидает тебя, говорить не буду, сам всё знаешь не хуже меня. Ты всегда был отличным юристом. Так что сам понимаешь, срок заключения будет длительным.
– Я знаю всё, что будет со мной, и готов к любому наказанию. У меня к тебе только одна просьба. Если это возможно, пусть в этом деле будет, как можно меньше огласки. Не за себя переживаю, мне уже всё равно. Думаю, о жене и дочке. Им жить ещё в этом городе и скандал, который разразится вокруг моего имени, негативно скажется на них обеих.
– Ты прав. Сложнее всего будет Милане, когда будет обнародована вся информация и начнётся суд, потому что и муж, и отец будут фигурировать в этом деле. Мне жаль её. Бедная девочка. Она всегда была для меня дочерью, ты же знаешь это.
– Я спокоен теперь за свою дочь. С ней теперь рядом настоящий мужчина. Он защитит её и от огласки, и от позора.
– Значит, то о чём мне говорила жена правда?
– Ты имеешь в виду статью в журнале?
– Да.
– Абсолютная ложь. Единственное, что могу тебе сказать, это то, что Милана обрела в лице Романова надёжную опору в жизни.
– Ну что ж, я рад за неё. Ладно, Святослав, поезжай домой. Распишись только, – Антонов протянул Казанцеву документ.
– Подписка о невыезде?
– Да. Извини. Ты же знаешь, таков порядок.
– Конечно, – Казанцев быстро поставил свою подпись в документе.
– Я буду держать тебя в курсе, как будет продвигаться следствие, – сказал Антонов.
– Спасибо тебе большое!
– Не за что. Не хочется говорить до встречи, но сам понимаешь, видеться теперь нам, придётся часто. Пока!
– Пока! – Казанцев пожал протянутую руку друга и вышел из кабинета, направляясь на улицу.
Оказавшись на ступеньках лестницы, он поёжился и, запахнув полы куртки, направился к своей машине. У дверей остановился и, взглянув на небо, задумался. Он сделал этот осознанный шаг, который уже завтра в корне изменит всю его дальнейшую жизнь. Жизнь, которую всегда пытался прожить безупречно, отдавая все силы службе и верному служению своему долгу. Оступился в самом конце, итоге своей жизни, потеряв былое чутьё и не сумев разглядеть волка в овечьей шкуре. Жалел сейчас только об одном, что не сделал этого важного шага раньше. Заблудившись в своих иллюзиях, сделать будущее своей дочери счастливым, полагая, что обретает в лице Ольховского хорошего мужа для неё и, пытаясь обеспечить этим браком ей хорошую жизнь. На деле все его благие намерения оказались полным крахом и самообманом. Он испортил жизнь своей дочери, разрушив её до основания, лишив её права выбора и обретения настоящей любви.
Казанцев ухватился одной рукой за приоткрытую дверь автомобиля, а пальцами второй поспешно расстегнул воротник своей рубашки. Грудь сдавило железным обручем тяжести, а острая боль пронзила сердце. Он осторожно опустился на сидение за рулём. Достав из кармана блистер с валидолом, положил под язык таблетку и, откинувшись на спинку кресла, прикрыл глаза. Просидев неподвижно несколько минут, и почувствовав, наконец, некоторое облегчение, он завёл двигатель автомобиля, и направился домой.
****
Лиза задумчиво бродила среди новеньких машин в автомобильном салоне, периодически с интересом заглядывая в приоткрытые стёкла каждого. Милана садилась то в одну, то в другую машину, бралась руками за руль, заводила двигатель тестовых автомобилей, смотрела в боковые зеркала, и поспешно покидала каждый, так и не остановив свой выбор ни на одном из них. Ей не нравилась ни одна машина. Павел хотел приобрести для неё хороший большой седан, но она напротив настаивала на маленькой компактной машине. Потеряв остатки терпения, Романов подошёл к ней и, взяв за руку, отвёл к окну.
– Послушай, такими темпами мы ничего не выберем.
– Паша, они мне не нравятся.
– Тебе не нравятся машины или не нравится их цена? – он пристально смотрел в её глаза.
Ольховская отвела взгляд в сторону.
– Милана, пойми, машина для тебя не роскошь. Она необходима тебе для поездок по делам и по работе.
Она снова посмотрела на него.
– Паша, мне действительно не нравится ни одна из этих машин. Они большие и…
– Ну, хорошо. Какая машина была у тебя, когда ты жила с Ольховским?
– Хонда Фит.
– Она тебе нравилась?
– Да. Мне было комфортно в ней. Единственное к чему пришлось привыкать долго, так это к правому рулю.
– Отлично. Тогда поехали.
– Куда?
– К дилеру Хонда. Лиза, мы едем в другое место! – Павел махнул рукой дочери, и она догнала их уже на выходе из автосалона.
Через полчаса они были на другом конце города, и Милана сидела за рулём новенькой белоснежной иномарки Хонда Джаз. Павел и Лиза тоже находились с ней в машине и внимательно наблюдали за её действиями.
– Ну что? – спросил Романов, обращаясь к ней.
– Мне она нравится. Очень комфортно себя в ней чувствую, красивый просторный салон и даже руль слева.
– Эта машина идентична, той, что была у тебя раньше, просто она выпускается именно для Европы. К тому же это новая версия Хонда Джаз. Усовершенствованный роскошный дизайн и техническое наполнение. Здесь огромное количество разнообразных функций, так что она должна быть легка и удобна в управлении. А это я считаю, особенно для женщины, просто необходимо.
