Я игнорирую его.
— Мне нужна от тебя услуга. На самом деле, это надо моему другу, но у меня могут возникнуть проблемы, ммм, с ее реализацией.
— Фу, услуга, — говорит он. Я поднимаю руки. — Не останавливайся, — командует он, похлопывая себя по плечу.
Я продолжаю массировать.
— Это хорошее дело.
— Двойное фу. А почему ты делаешь хорошие дела?
Я пожимаю плечами.
— Не знаю, просто делаю и все. Но мне нужна твоя помощь. — Третий раз за этот день я рассказываю о трудностях Брэма.
— Но ведь это даже не парень, с которым ты трахаешься, — указывает он. — Ты все еще придерживаешься того дурацкого обета с отказом от членов?
— Да, и нет, я не сплю с ним, но он парень моей подруги.
— Я на это не куплюсь. Почему ты действительно этим занимаешься?
Потому что он попросил меня, хочу ответить я. Потому что это приятно, чувствовать себя нужной, будто у меня есть сила изменить что-то. И потому, ладно, может и потому что в дело вовлечена горячая задница игрока в регби.
— Просто мне так захотелось, — говорю я. — А теперь ты напишешь об этом?
— Нет, — говорит он.
Я стону и отхожу, резко взмахивая руками.
— Почему нет? Пожалуйста?
— Кайла, сладкая, у меня завал. Почему бы тебе не попросить кого-нибудь еще?
Я осматриваюсь. Несмотря на то, что половина людей в офисе, кажется, большие поклонники понедельников с Маргаритой и наслаждаются ими, когда я выпиваю слишком много Текилы санрайз и в конечном итоге танцую на столе, не думаю, что нравлюсь им достаточно, чтобы написать то, что я прошу. Это их работа, придумывать идеи, не моя.
— Или почему бы тебе самой не написать статью? — предлагает он.
Я смотрю на него, поднимая бровь.
— Серьезно? Я сказала это Джо, но он посмеялся надо мной.
— Джо над всеми смеется. Фишка у него такая. Он сварливый старик, которого надо трахнуть или ему трахнуть кого-то, не уверен, что лучше. — Я корчу рожицу. — Я говорю, напиши ее и сдай. Я даже помогу тебе с редактированием и тому подобным. Займись этим. Ты ведь говорила, что ходила в школу журналистики, да?
— Коммуникаций, — бормочу я. — По специальности журналистика.
Он машет на меня рукой, останавливаясь, чтобы полюбоваться на свои ногти когда на них падает свет.
— Этого достаточно. У половины людей здесь даже нет степени. Как и у меня. Просто слепая удача и красивое личико.
— Ладно, — я наклоняюсь над столом и умоляюще смотрю на него. — Можешь дать мне какие-то наводки?
Нил крутится по кругу в своем кресле, сложив руки на животе поверх накрахмаленной рубашки глубокого фиолетового цвета. Его губы изогнуты в удивленной улыбке, напоминающей злодеев в фильмах.
— Во-первых, сладкая, тебе нужна концепция.
— Я только что ее озвучила. Богатый парень творит добро.
Он издает звук отвращения и откидывает голову.
— Скукота! — кричит он. Кто-то на заднем плане кричит ему, чтоб он заткнулся, но он лишь пренебрежительно машет на них. Упирается локтями в колени и указывает на меня пальцем.
— Нет. Не богач творящий добро. Никому нет дела до богатых пижонов, если только это не оскароносная актриса по имени Сьюзен Сарандон, людей вообще не волнует что делают богачи, хорошо это или нет.
— Это не так, — возражаю я. — Все сплетни в журналах о богачах и о том, что они делают неправильно.
— Найди другую идею, — говорит он.
Я стараюсь и напрягаю мозг.
— Город нуждается в подобном. Все всегда жалуются на отсутствие доступного жилья. Люди по всему миру издеваются над тем, сколько у нас бездомных. А это решение. Это хорошо, независимо от того, кто это делает.
— Послушай, каждый день куча людей делает добрые дела. Большинству все равно заботишься ты о других или нет. Все мы слишком хорошо научились закрываться от гадких и отвратительных деталей жизни, и миллионеры этим пользуются. Мы все эгоистичны и эгоцентричны, удовлетворяя лишь собственные потребности пока это не коснется лично нас. Итак, как ты это сделаешь?
Боже. Все эти годы я работала с Нилом, развлекалась в клубах, держала его за руку, пока он плакался о каком-то парне с усами, и он никогда не казался таким умным, как сейчас.
— Ну, Брэм горяч.
— Уже лучше…— говорит он, заметно оживляясь.
— А его партнер еще лучше, — говорю я и понимаю, что мечтательно улыбаюсь, когда мысли о Лаклане заполняют мою голову. — Он играет в регби в Шотландии.
Он выпрямляется.
— Он большая звезда?
— О, — с ухмылкой говорю я. — Он большой.
— Ты лично об этом знаешь? А как насчет твоего обета?
Я выдыхаю, громко и театрально.
— Нет, я не знаю об этом лично. Просто видела его в баре прошлой ночью. И он…он…просто такой мужчина. Не могу объяснить. Он, вероятно, самый горячий парень, которого я когда-либо видела. И он сложен словно секвойя.
— Как Северная секвойя? — взволнованно спрашивает он.
— Почти, — отвечаю я, довольная, что хоть с кем-то могу обсудить мою внезапную одержимость. — Он покрыт татуировками, у него есть деньги, и у него есть губы, которые так и хочется пососать.
— Кроме всего прочего.
— И вроде кто-то упоминал, что он хорош в том, что делает. Думаю, он несколько раз выступал за Шотландию на Кубке мира.
— Дерьмоооооо, — с усмешкой говорит Нил, размахивая руками в воздухе, будто орошает меня волшебной пылью — Кайла, вот твоя идея. Сексуальность. И знаменитость.
— Ты только что сказал, никому нет дело до знаменитостей, делающих добро. И я не уверена, что лишь потому что он играл на Кубке регби, он знаменитость. Никто не следит за подобным.
— Ну, дома то он может быть знаменитостью. А если нет, ты напишешь, будто так и есть. Это всегда интересней. К тому же, ты же знаешь аудиторию этого журнала – женщины и геи.
Я ухмыляюсь.
— Тебе кто-нибудь когда-нибудь говорил, что если б ты не был таким веселым и милым, то был бы совершенно отвратительным?
— Вот поэтому мне все и сходит с рук, — говорит он, шутливо играя бровями. — Итак, иди и сделай это. Возьми у него интервью. Забудь о другом парне. И посмотри, может тебе удастся сделать парочку фотографий мистера Мамонтовое дерево. Предпочтительно обнаженным. Знаешь, многие игроки в регби позируют для календарей. Это вроде бы их дело.
Вдруг моя улыбка исчезает. Взять интервью у Лаклана?
— А не могу я просто, ну знаешь, написать о нем, фактически с ним не разговаривая?
Он смотрит на меня так, будто я идиотка.
— Как ты узнаешь что писать, если ты вообще его не знаешь?
— Я могла бы спросить Брэма, — с надеждой говорю я.
