– А если они равнозначные?
– Тогда я просто ничего не делаю.
– А смысл? Что от этого изменится? – Лёша слушал зачарованно, даже про еду опять забыл.
– Измениться может многое – например, одно из желаний всё-таки станет сильнее. Или появится третье, которое пересилит эти два. Или одно из них исчезнет. Да всё что угодно может быть, на самом деле. Важно, что это будут МОИ желания и МОЁ решение. И целуя официантку, я буду знать, что вечером мне правда будет трудно смотреть жене в глаза, но это будет моя ответственность и я буду к ней готова.
С этими словами Инна поставила на стол опустевшую чашку, подмигнула Леше, и достала из сумки мобильный телефон.
– Давай расплачиваться и поехали, – сказала она, – меня беспокоит, что Даша так долго вдвоем с дедушкой – как бы они там дом совсем не разнесли в своих буйных играх.
Лёша молча кивнул и позвал официанта. Ему было нечего сказать.
Даже перед родами она не нервничала так сильно. Волнение стучалось в виски, пробегало по рукам и заканчивалось в дрожащих кончиках пальцев. А после звонка Леши к волнению добавилась еще и злость.
– Я понял, что ты приняла решение, и переубедить тебя невозможно, – сказал он холодным страдальческим тоном, который так и кричал: «Ты виновата! Ты плохая мать!», – но хочу, чтобы ты знала: ты совершаешь большую ошибку.
Она не выдержала тогда, и раскричалась в ответ. О том, что если уж он всё понял и не хочет переубеждать – зачем тогда звонить и говорить все эти ненужные слова? Зачем давить на чувство вины и чувство жалости? Как будто она без него не чувствовала себя плохой матерью. Как будто она и без него не чувствовала, что совершает ошибку.
После Лёши позвонила Кристина, сообщить, что они с Толиком не смогут отвезти её на вокзал, потому что машина сломалась, и Толик повез её в автосервис. Затем – Инна, с пожеланием удачи и новостью о том, что хочет забрать Лёку на выходные на дачу, а Лёшка сопротивляется, потому что его родители не справятся с двумя активными детьми сразу. После – директор школы с сообщением, что Евгения Васильевна, конечно, оформила отпуск на месяц, но пусть имеет ввиду, что по возвращению вполне может получить уведомление об увольнении.
А когда окончательно выведенная из себя Женя в сердцах выключила мобильный и швырнула его на кровать, зазвонил городской и Марина тихим и печальным голосом сообщила, что лучше бы им было полететь на самолете, потому что на улице страшная жара и в вагоне – хоть и купейном – они умрут от перегрева.
– Ну и прекрасно! – Заорала в ответ раскрасневшаяся и растрепанная Женя. – Так ты еще быстрее найдешь Лёку – она обязательно приедет на твои похороны.
И бросила трубку.
Она стояла посреди комнаты, окруженная разбросанными по полу вещами, и намеревалась заплакать. Но многолетняя привычка сначала делать, а потом думать, взяла верх, и помогла собраться.
Сглотнув непрошенные слезы, Женя покидала в чемодан нужные вещи, остальные кое-как распихала по полкам, перекрыла воду, газ, несколько раз проверила утюг, натянула на себя старые шорты и майку, и – уже немного успокоенная – вызвала такси.
– Ожидайте, машина будет через десять минут, – сказал приятный голос диспетчера, и Женя, обессиленная, упала на диван.
Ну что ж. Назад пути нет. Похоже, что она и правда это делает – едет черт знает куда с Мариной искать свою первую любовь. Чем не сюжет для приключенческого романа?
Звонок в дверь. Кто бы это мог быть? Все, кто хотел, уже позвонили по телефону. Разве что соседка? Господи, только этого еще не хватало…
Она решительно дошагала до прихожей, и распахнула дверь. Сюрприз. На пороге стояла вовсе не соседка, а зареванная и бледная до синевы… Лиза.
– Что случилось? – От удивления Женя даже не подумала пригласить подругу войти – так и стояла в дверном проеме, раскрыв рот.
– Женька, можно я поживу у тебя, пока ты не вернешься? – Выпалила Лиза. И только теперь Женя заметила стоящую у её ног объемную дорожную сумку.
О, Господи. Этот день никогда не кончится.
Женя за руку втащила Лизу в квартиру, закинула следом сумку, и посмотрела на часы.
– Так. У меня есть ровно десять минут до прихода такси. Так что рассказывай четко, ясно, и быстро. Какого черта у вас произошло?
Лиза сглотнула, потерла глаза и растерянно уставилась на Женю – она ожидала совсем другой реакции, никак не этой.
– Я… Мне нужно побыть одной и подумать, – пробормотала она, – я не могу жить с Инкой под одной крышей и знать, что я влюблена в другого человека. Это ужасно, и нечестно.
– А она знает о твоих планах?
– Знает. Она привезла меня сюда.
Женя задохнулась от возмущения. Ох уж эти Рубины… Инка – сумасшедшая, это давно ясно. Почему она позволяет Лизе творить с собой такие вещи?
– Ладно, я поняла. Ты хочешь пожить одна. А Даша?
– Даша на даче у бабушки и дедушки. Я… Жень, я очень устала, и мне нужно разобраться в себе. Мы не разводимся, и я не собираюсь изменять Инке. Просто я устала… Очень устала…
Предательские слезы снова потекли по её щекам, но сочувствия в Жене это не вызвало ни на грамм.
– Ладно, Лиза, я не буду читать тебе нотаций и давать советов. Конечно, ты можешь пожить здесь до моего возвращения. Но ты учти, что я вернусь через месяц, а жизнь – это более продолжительное мероприятие. И может случиться так, что однажды тебе будет просто некуда убегать.
Снизу раздался сигнал. Такси.
Женя заторопилась – вручила Лизе ключи, снова открыла водопровод и газ, показала, где лежат телефоны для вызова ЖЭКа, на ходу чмокнула в щеку, и с чемоданом в руке вышла из квартиры. Вслед ей летели слова благодарности, но она их уже не слышала. Или не хотела слышать.
На Новый вокзал они приехали как раз вовремя – до отхода поезда оставалось пятнадцать минут, и Марина, уже закинувшая свои вещи в купе, прохаживалась туда-сюда по перрону, покуривая и отбиваясь от настойчивых предложений познакомиться.
– Ты попроще одеться не могла? – На ходу спросила Женя, заталкивая свой чемодан по ступенькам вверх в вагон. – Не в кругосветный круиз едем.
Марина только пожала плечами – одета она и впрямь была несколько неподходяще для дальней дороги, но кто мог её винить? Ей еще не приходилось ездить в поездах дальнего следования. Оставалось только надеяться, что голубое приталенное платье и белые босоножки на высокой шпильке переживут эту поездку и не превратятся в тряпки от грязи и копоти провинциальных вокзалов.
В купе кроме них двоих пока никого не было – наверное, другие пассажиры подсядут в Ростове, или на другой станции. Женя забросила чемодан наверх, сбросила шлепки и одним движением закинула свое сильное тело на верхнюю полку. Легла лицом к окну, отодвинула шторку, и вздохнула.
