— Хорошо, — без энтузиазма отозвалась Маша.
Вообще последнее время Маша обратила внимание, что сотрудники, узнав, что она уезжает на месяц за границу, стали относиться к ней как к священной корове. Кто без очереди в буфете пропустит, кто просто остановит в коридоре за жизнь поговорить. Даже те, кто вовсе не замечали ее, теперь при встрече вежливо раскланивались. Почувствовала она изменения даже у близкой подруги Кати. Скудные пожитки Маши, которые они разложили по комнате, чтобы собрать чемодан для поездки, ужаснули ее. Не дававшая никому свои вещи «поносить», Катя предложила ей новую кожаную куртку.
— Возьми с собой. Что ей будет? — Видя бедственное положение Маши, подруга наступила себе на горло. — Кожа ведь она вечная. Зато ты как человек в ней выглядишь. Свитер твой хваленый венгерский весь катушками пошел! Не надо было спекулянтам за него столько отдавать!
Маша раздумывала. Такую дорогую вещь напрокат брать не решалась. Если что с кожаной курткой случится, век за нее не расплатиться!
— Глупая, ты же не в какую-то там ГДР едешь, а в Западный Берлин! Люди в Западном Берлине, знаешь, как одеваются?
В Западном Берлине люди, конечно же, были одеты хорошо. Но вовсе не так, как себе представляла Маша. В ее воображении по улицам должны были ходить дамы в длинных роскошных платьях, подметать асфальт хвостами чернобурых горжеток, выходя из роскошных лимузинов. Она помнила это по книгам и старым довоенным фильмам.
Людвиг посмеялся над ее разыгравшимся воображением.
Сам город потряс Машу настолько, что в первые дни она просто замирала от увиденного и, потеряв прежнюю разговорчивость, ушла в себя. Знаменитая улица развлечений Курфюрстендамм со своей столетней историей, символ процветающего Запада, с ночной жизнью, богатством и роскошью, соперничающая со знаменитыми Елисейскими полями в Париже, как объяснил ей Людвиг, поразила девушку. А в самом высоком здании — торговом центре «Европа», — где они поднялись на двадцатый этаж, Маша замерла от восторга, созерцая весь город как на ладони. На боковых улочках, прилегающих к центральной, — сверкающие вывески баров, ресторанов. Парки и озера, которых оказалось великое множество, выглядели с высоты крошечными, игрушечными.
Стараясь, как можно больше запомнить во время прогулок с Людвигом, она из всех сил глазела по сторонам. Стекло, бетон, высоченные здания, яркие витрины магазинов, обилие и разнообразие товаров, шикарные автомобили, мягко скользящие по чистому асфальту, и она сама, несущаяся в одном из них! Такое можно было увидеть разве что в кино. Про еду и говорить нечего! Множество красочных упаковок ошеломляло не избалованную разносолами русскую девушку. И никаких очередей!
Темнокожий уличный продавец, поймавший взгляд Маши, подарил ей банан.
— Пробуйте, — предложил он.
Маша обернулась на Людвига.
— Мы едем на ужин, — удивился непонятливый немец.
— Всего один… — не смогла удержаться от соблазна девушка.
— Выбирай сколько хочешь, — пожал он плечами.
Наслаждаясь изобилием, Маша объедалась фруктами, которых зимой в Москве не найти.
Она поражала немца своим безудержным умением радоваться всему: вкусной еде, красивой одежде в магазинах, глянцевым журналам, стильно обставленному офису бизнесмена. Бурный восторг вызывала сытая и веселая жизнь.
Людвигу нравилось за ней наблюдать.
— Все, что здесь выставлено на витрине, есть в продаже? — облизывая на ветру трубочку с мороженым, закусывая апельсином и одновременно пожирая взглядом заурядные туфельки, наивно интересовалась она.
— И даже более того, — смеялся Людвиг. — Все, что есть в наличии, выставить невозможно.
— А у нас наоборот. Мы привыкли только смотреть на витрины и даже не спрашиваем, есть или нет.
— Я знаю, — сочувствовал Людвиг. — Здесь ты можешь купить все, что нравится. И я готов тебе делать подарки. Я готов, понимаешь? — Притягивая за воротник смеющуюся физиономию, Людвиг целовал ее прямо на улице. Она озиралась. — Пойдем, я тебе покажу кое-что еще. — На Виттенбергерплатц он насильно попытался затолкать ее в один из изысканных магазинов с названием «КаДеВе».
— Нет-нет, мне ничего не нужно, — вспоминая наставления шефа и обязательство, портившее ей пребывание за границей, пугалась Маша.
— Как не нужно? Давай тебе купим что-нибудь вместо твоего пальто? Только посмотри, сколько всего здесь!
— Зачем мне пальто? У меня это еще хорошее.
— Да, но уже не новое, — деликатно напоминал немец, показывая на витрину, против которой не могла бы устоять ни одна женщина.
— Еще поносится, — озабоченная материальными проблемами, как взрослая женщина, повторяла она слова мамы.
Конечно, полушубок с капюшоном из заячьего пушистого меха, что выставлен на витрине, хотелось очень. Но еще больше хотелось длиннополую шубку из норки. Она видела точно такую у одной фирмачки во время выставки. Та небрежно сбросила ее с себя, придя с улицы, прямо на офисный стол. Маша вспоминала, как замерли от зависти русские девчонки, пожирая глазами мех. Потому что даже дотронуться до такого… не хватало смелости!
— Может, заячий полушубок купим, — уговаривал ее Людвиг, глядя, как Маша ходит вокруг него. — Я тебе подарю. — Маша пугалась. — Он ведь совсем не дорогой! — огорчался Людвиг.
Однако Маша сопротивлялась, как могла. Не понимал немец ее проблем. А если, кто из своих обратит внимание на ее заячий полушубок? Точно донесут. В Москве потом замучают: где, да за что такое привалило!
И так Людвиг уговорил ее по-тихому пожить у себя, объяснив всем, что для нее пришлось снять номер в другом отеле.
— Всем места не хватило, — объяснил он руководителю делегации.
Привыкших к недостатку всего русских это не удивило. Проблемы и у капиталистов есть, что поделаешь!
— Если не понравится, всегда сможешь вернуться в отель, — уговаривал он Машу и при этом смотрел на нее такими ласковыми глазами, так нежно целовал глаза, шею, пальцы, что Маша не могла устоять. — Номер для тебя действительно оплачен, — обрадовавшись, что Маша согласилась, уверял немец. — Но у меня тебе будет удобнее. Большой дом, комната для гостей, все в твоем распоряжении.
Первую ночь Маша не могла сомкнуть глаз. Даже не отвечала на ласки немца.
— Ты меня разочаровываешь, — в шутку говорил он. — Что с тобой? Тебе у меня плохо? Или что-то не так? — Он притягивал ее к себе, ласково обнимая, шептал: — Полюби меня, как тогда в Москве? Что с тобой? — настойчиво спрашивал он.
— Мне тут тревожно, — честно признавалась она ему. — Там у меня свой дом, понимаешь, все привычно, а здесь…
