Соня тоже притихла, жалко ей стало маму. В чем она виновата? Это ей надо идти работать! Вот только паспорт получит и… А пока Тамарка благое дело сделала, что маму позвала помогать… Да еще и деньги приличные платит. Вот когда Соня работать пойдет, тогда уж извините, а сейчас терпи и не выступай.
Сонечка подошла к маме и обняла ее за голову — в черных маминых волосах проглядывали белые нити…
Мать заплакала, как ребенок, всхлипывая, а Соня и заплакала бы, да разучилась…
Раньше она любила поплакать по пустякам, и те слезы были сладкие.
Тамара назначила генеральную репетицию.
Соня пришла к ней с утра, и Тамара учила ее, как ходить в длинном одеянии (платье сидело на Сонечке как влитое, фигурка у нее стала идеальная), как обращаться с веером (и веер нашелся, китайский, разрисованный)…
Примерили и маску, которую Тамара довольно ловко сварганила из куска бархата. Сделали пробный макияж, и Сонечка посмотрела в зеркало.
Две прошедшие недели она этого не делала. В ванной специально разбила зеркало. Еще одно, в шифоньере, с внутренней стороны, Соня оставила, открывая шкаф так, чтобы зеркала не видеть…
И вот снова перед нею в зеркале взрослая чужая девица, фальшивая и неживая, как манекен в бутике на Садовой. Но рыдать и убегать Сонечка не стала, а сжавшись в комок, вытерпела.
Тамара с жалостью опять подумала, что никуда не денешься: ни замазать, ни скрыть уродство не удается… Но тут же, будучи оптимисткой, порадовалась фигурке — что надо! Маска с кружевами вообще лицо скроет. А там будь что будет, подумала она и развеселилась.
Надела на Сонечку шляпу и маску, и вот тут оказалось, что эта стройная невысокая девушка должна быть необыкновенной красавицей, иначе просто не могло быть!
Длинные золотистые кудри, изящная фигурка, красивые руки с ухоженными розовыми ногтями… Ну, кто устоит?..
— Ты прямо Золушка на балу! — воскликнула с восторгом Тамара, но Сонечка по-другому восприняла ее слова.
Та ведь была некрасивой замарашкой, пока не наколдовала добрая фея. Золушка стала прекрасной, и ее полюбил такой же прекрасный принц! Но Соня-то не станет прекрасной! Вот в чем разница… Все равно она пойдет на маскарад! И хоть на час или два узнает, что такое стать прекрасной!
Быть ей вечной Золушкой на чужом балу жизни.
Тамаре не понравилось, что девчонка молчит, могла бы хоть ахнуть восторженно… Интересно, о чем она думает?
Откуда было ей знать, что за какой-то месяц Сонечка стала совсем взрослой и понимающей многое из того, что Тамаре и в голову не приходило, а уж бедной матери и вовсе.
— Снимай платье, подошью, — велела Тамара. — Значит, так, говорить будешь мало, не своим голосом. Лучше записочки пиши. Думаю, сотню этих записочек тебе пришлют, не меньше… В конце будут снимать маски и раздавать призы. Ты до этого сбеги, поняла? Утром в школе скажешь, что тебя на балу не было, послушаешь, что о тебе — Незнакомке в зеленом — станут болтать и от зависти корежиться. — Тамара хихикнула, а Сонечка подумала, что та могла бы и не предупреждать ее — она сама все знает.
— Короче, — закончила Тамара, — придешь ко мне, расскажешь, мне же интересно, как все будет! Вопросы есть?
В ответ было молчание. Тамара расстроилась: она разбивается в лепешку, а эта статуя сидит и только глазами поводит. Уходя, Сонечка пробормотала «спасибо», но такое бесцветное, что лучше бы ничего не говорила!
Тамара разозлилась и целый день кипела как чайник, а вечером досталось даже Валерке: никуда-то они не ходят, в постели он последнее время как столетний дед, наряды Тамарины скоро протухнут в шкафу, дороже фирмы у Валерки ничего нет…
И ушла в ванную смывать макияж.
Валерка растерялся от такого наскока, но Тамара как всегда права: он так поглощен работой на этой денежной, престижной и высокой должности, что совсем забыл о своей молодой и красивой жене, которой обязан уделять максимум внимания… Вот найдет себе кого-нибудь и бросит тебя, дурня, подумал Валерка, испугался и тут же разозлился.
Эта вздорная баба со своими претензиями заставила его забыть о трагическом событии в их семье…
Валерка постучал в ванную.
— Выходи, Тамар, поговорить надо.
Она вышла с накрученным полотенцем на голове, чего раньше при муже никогда себе не позволяла.
— Что еще за дела?
— А дела такие, — тихо, со злостью, проговорил муж. — В Грозном бомбой убило Семена и Гулю. — (Семен — брат Валеры, с которым они были очень дружны). — Они домой пришли после дежурства в госпитале…
Тамара взвыла и залилась слезами. Валерка сморщился.
— Погоди, не вой. Ребята прилетают завтра, Максик и Гуленька. Помнишь их? Они как раз за гумпомощью пошли… Вернулись, а дома нет. Гулю и Семена похоронили уже…
Тут Валерка сам разрыдался. Тамара, плача, стала его утешать — страшно было видеть, как рыдает Валерка, всегда веселый и уравновешенный.
— Валерочка, родненький, что сделаешь… Война там. Хорошо, что дети остались, будут помнить отца с матерью… А мы уж им все отдадим, все для них сделаем!.. Верно?..
Она говорила простые незначащие слова, которые всегда произносят в таких случаях, чтобы успокоить близких.
Тамара достала графинчик с водкой, и они помянули Гулю и Семена. Они были в Грозном лучшими врачами: Семен — хирург, Гуля — терапевт. И работали вместе.
Тамара расспрашивала о подробностях, но Валерка не знал. Позвонил Максик и попросил разрешения приехать, потому что жить им негде и вообще очень тяжело…
Тамара сказала, что поселит ребят в спальне, а сами на тахте в кабинете будут спать, места в квартире всем хватит… А попозже можно и квартирку им двухкомнатную сделать.
Валерка засомневался: малы еще… Тамара подсчитала и получилось, что близняшкам (Гуля и Макс были близнецы) по пятнадцать уж есть.
Не видели они ребят года три, а раньше раз в год обязательно все встречались. Семен был весельчак, они с Валеркой такое устраивали, что Тамара и Гуля от смеха со стульев падали.
Утром, когда Валерка уехал на работу, Тамара не стала валяться. Вскочив, прибралась в квартире, достала чистое белье и зазвала Капитолину, чтобы та приготовила хороший обед.
Валерка должен был привезти ребят к вечеру — самолет прибывал в шесть с минутами.
Капитолина скоренько поставила борщ, накрутила фарша, замесила тесто для пирожков, и они сели с Тамарой за стол.
Помянули Тамариных родных, и соседка, снова всплакнув, рассказала Капитолине о близняшках. Помнила она их симпатичными и очень разными: Максик — в мать, чеченку, черненький, диковатый, красивый, Гулечка — в отца, хохла, беленькая, как ангелочек, хорошенькая… Они ровесники Капиной дочки, может, дружить будут, предположила Тамара.
